Час пробил

старичок раскрыл газету. В ней сообщалось: «На Хиросиму сброшена новая бомба. Имеются большие разрушения». Вместо слов зажигательная бомба, которые часто появлялись в сводках новостей, стояло: новая бомба.

Вечером восьмого августа члены экипажа ГУБ (Гурвиц, Уиллер, Байден — находка Гурвица; душеГУБы — корректировка Уиллера) почти не разговаривали друг с другом. Гурвиц углубился в книгу. Уиллер колдовал над какими-то шприцами и пузырьками. Байден листал журнал. Он уставился на фотографию ослепительной блондинки. Долго вертел глянцевый разворот перед собой и, ни к кому не обращаясь, выдавил: «Ух!»

Гурвиц отложил книгу в сторону, посмотрел на блондинку. Уиллер только что закончил возню с медицинским саквояжем. Он посмотрел на пилота и понял, что тому тоже паршиво. Уиллер подумал: «Я несправедлив к коротышке. Бедняга не может сделать того, чего сделать не может, мы не властны осуществлять выбор».

— Что читаем? — дружелюбно спросил врач.

— Восстание на Кюсю. 1637 год. Восстание под христианскими лозунгами. Еще, триста лет назад они рассчитывали, что христиане им помогут. Почему-то про христиан всегда думают, что они обязательно помогут. Про иудеев так никто не думает. — Гурвиц улыбнулся. — В Нагасаки были массовые казни. На площадях были установлены плахи с головами казненных. Вдоль дорог, ведущих от побережья в глубь острова, стояли деревянные кресты с распятыми на них японцами-христианами. Вокруг Нагасаки много скал с расщелинами. Из них бьют минеральные источники. Кипящие источники. — Гурвиц на мгновение замолчал и продолжил: — Людей варили заживо. Варили в облаках сернистых испарений. Расщелины называли Большой и Малый ад.

Никто никогда не ожидал, что Байден, тем более склонившийся над фотографией роскошной блондинки, способен на замечание типа:

— Завтра Большой, Малый и еще черт знает какой ад повторятся.

И тем не менее Байден сделал такое замечание. Все умолкли.

Вечером восьмого трое еще раз осмотрели самолет. В кабине стояли два металлических контейнера, которых раньше не было.

— Что это? — Байден пнул ногой один из них.

— Посмотри, — устало кивнул Гурвиц.

Байден открыл контейнер и увидел аккуратно уложенные пачки разноцветных листовок. Он взял одну из них, нежнорозовую, как постельное белье.

— Что это? Что здесь написано? — Байден ткнул в иероглифы, отпечатанные на листовке, и вопросительно посмотрел на Гурвица.

Тот протянул руку, взял листовку, повертел и безразлично швырнул в контейнер.

— Что написано? Ничего особенного, всего два слова: ЧАС ПРОБИЛ. — Он плюнул в темноту. Снизу донеслось нечленораздельное ворчание, что-то зазвенело. — Кажется, я попал в темя технику.

Ночь пролетела незаметно. Так думал каждый из членов экипажа о напарниках, на самом деле это была самая долгая ночь для всех троих.

В одиннадцать часов утра девятого августа над Нагасаки раздалось мерное гудение бомбардировщика. А еще через две минуты в небе вспыхнуло ЭТО. Вся равнинная часть города вдоль русла реки Ураками была сметена ураганом огня. Превратились в пыль 2652 дома, 5441 — был разрушен…

По свидетельству очевидцев — их показания подтверждены и внесены в документы — за час до бомбардировки над городом пролетел самолет-разведчик и сбросил тысячи разноцветных листовок. Они весело кружились над городом, как большие тропические бабочки. Бумажные прямоугольники медленно опускались на землю. Когда первый из них достиг ее поверхности, стали видны слова: ЧАС ПРОБИЛ.

С земли невозможно разглядеть экипаж самолета, даже если самолет летит не очень высоко. Никто не знал в лицо тех, кто сбросил на город разноцветные листовки.

— Хорошо, что «джапсам» наподдали. — Полковник дотронулся носком ботинка до водостока из бамбука. — Это мадаке, капитан, или нет?

Капитан Марден после первого неудачного разговора с полковником о бамбуке стал осторожнее и ответил примерно так:

— Черт его знает.

Полковник удовлетворенно улыбнулся: капитан, как видно, нашел самую удачную форму ответа.

Вечером полковнику позвонили и просили откомандировать капитана Мардена. Полковник для порядка упирался, скорее по инерции, чем из-за того, что Марден был ему ну—

жсп. Без переводчика он мог обойтись, без собеседника — нет, вот в чем дело.

В середине августа Марден покинул Окинаву и отбыл в распоряжение генерала Макартура.

Над токийским заливом кружили чайки, задевая гладь моря белоснежными крыльями. С высоты птичьего полета линкор «Миссури» казался игрушечным корабликом с орудийными стволами не толще спички. На палубе корабля суетились какие-то люди. По ковровой дорожке к столу шли небольшие фигурки в черных цилиндрах и черных фраках. Все сгрудились. Люди в белых мундирах напоминали белых чаек на привязи.

Марден вообще не любил толчеи, особенно когда тебя оттирают в сторону нахальные ребята с блицами и кинокамерами в руках. Поэтому он стоял в стороне. Капитан прислонился к ограждению палубы и мечтательно смотрел в покрытую дымкой даль. Рядом остановился человек в строгом сером костюме, с проседью на висках. Он затянулся тонкой голландской сигарой, стряхнул длинный столбик пепла и неловким движением задел капитана.

— Простите, капитан, — сказал он медленно, как говорят людям, которых когда-то встречали, облик которых стремятся вспомнить и никак не могут. Капитану тоже показалось, что он где-то видел этого человека.

— Сэр Генри! — крикнул молодой офицер, пробегавший мимо. — Поздравляю вас, сэр Генри. Скоро домой! Вы, как никто другой, много сделали для сегодняшней церемонии.

Мужчина с сигарой устало усмехнулся.

В этот момент человек небольшого роста, с желтоватой кожей и глубоко посаженными глазами, прикоснулся к полям черного цилиндра, поспешно отдернул руку и поставил подпись под актом безоговорочной капитуляции. Война на Тихом океане закончилась.

Громада линкора чуть подрагивала. Было второе сентября 1945 года. Закончилась вторая мировая война.

Чайка пронеслась совсем близко от Мардена, и он подумал: летают чайки, далеко на Окинаве полковник жует ананас, скоро многие начнут возвращаться домой, и все пойдет своим чередом. Капитан стоял, крепко сжав поручни, и пристально всматривался в горизонт. Совершенно случайно оказалось, что капитан Марден смотрел именно в сторону Нагасаки, но увидеть он ничего не мог. Даже по прямой расстояние между Токийским заливом и бухтой Нагасаки никак не меньше тысячи километров.

СЕДЬМОЙ ДЕНЬ ОТДЫХА

Погода окончательно испортилась. Подруга Жанна, пользуясь метеообстановкой, стала приходить чаще. Андрей поймал себя на банальной мысли, что человек ко всему привыкает. Если нет другого выхода и раздражитель неизбежен, надо постараться, чтобы последний перестал быть таковым. Когда Наташа крутила носом и скептически оценивала покрой его брюк, он напоминал ей: если вам не досталось то, что нравится, надо сделать так, чтобы вам нравилось то, что досталось. Бернард Шоу! А почему Лихов полагал, что только ей нужно это помнить? Вот и нет. И ему это вовсе не помешает. Наоборот. Он смотрел на подругу Жанну и уговаривал себя, что ничего особенно отталкивающего в ней нет. Ну, не умна! Подумаешь. Кто вообще знает, что такое умный человек? Ну, вульгарна. А может, и нет? Может быть, просто он — воинствующий ханжа. Ханжа в личине человека с широкими взглядами. Жуткая разновидность… Он поежился. А что? Вовсе не исключено. Вовсе.