Час волка

Она пошла к двери, потом опять остановилась. Она уставилась в его зеленые глаза и почувствовала, как волосы у нее на затылке зашевелились. Это были те самые глаза, того волка, подумала она. Нет, конечно же, это было абсолютно невероятно!

– Я еще зайду проведать вас попозже, - сказала она и вышла.

Лицо Майкла нахмурилось. Пули были близким зовом. Он почти мог прочитать мысли Чесны; конечно, она не должна прийти к правильному выводу, но с этого момента ему придется следить рядом с ней за своими действиями. Он поскреб жесткую щетину на подбородке, а потом посмотрел на свои руки. Под ногтями у него была черная немецкая земля.

Завтрак Майкла - овсянка на воде - был поглощен им за несколько минут. Чуть позже вошел Стронберг и объявил, что лихорадка у него совсем прошла. Однако доктор поругал его за лопнувшие стежки. Майкл сказал, что он в состоянии выполнять гимнастические упражнения средней тяжести, поэтому ему нужна одежда, чтобы прогуливаться. Сначала Стронберг решительно отказал, потом сказал, что подумает. Не прошло и часа, как к Майклу в комнату принесли серо-зеленый парашютный костюм, нижнее белье, носки и парусиновые тапочки. Все это принесла та же женщина, что готовила пищу. Очень кстати пришелся еще и тазик с водой, с куском мыла и лезвием для бритья, с помощью которого Майкл соскреб свою щетину.

Свежевыбритый и одетый, Майкл покинул комнату и прогулялся по дому. Он нашел Лазарева в следующей по коридору комнате, русский был обрит наголо, но с черной густой бородой, и его гордый, как у корабля, нос казался еще огромнее из-за сверкания обритого черепа. Лазарев был еще бледен и как-то менее подвижен, но на щеках его появились бледные розовые пятна, а в его глазах - блеск. Лазарев сказал, что за ним ухаживают очень хорошо, но отказали в его просьбе относительно бутылки водки и пачки сигарет.

– Эй, Галатинов!
– сказал он, когда Майкл стал уже уходить.
– Я рад, что не знал, что ты такой важный разведчик. Это бы сделало меня несколько нервным!

– А сейчас ты не нервничаешь?

– Ты имеешь в виду, из-за того, что я в штаб-квартире разведчиков? Галатинов, да я так перепугался, что стал срать желтым говном. Если фашисты когда-нибудь нагрянут в это местечко, всем нам придется надеть галстуки из фортепьянных струн!

– Они сюда не нагрянут. И галстуки мы надевать не будем.

– Да, если наш волк защитит нас. Ты уже слышал об этом?

Майкл кивнул.

– Вот еще что, - сказал Лазарев.
– Ты, вроде бы, собираешься в Норвегию? Какой-то там чертов остров у юго-западного побережья. Да? Так мне сказала Златовласка.

– Да, верно.

– И вам нужен второй пилот. Златовласка говорит, что у нее есть транспортный самолет. И она не говорит, какого он типа, что заставляет меня предположить, что это уж точно не самая последняя модель.
– Он поднял палец.
– А сие означает, товарищ Галатинов, что вряд ли то будет скоростной самолет, и высота полета у него будет невелика. Я сказал об этом Златовласке, и тебе скажу: если мы нарвемся на истребителей, нам придется их как-то обманывать. Потому что никакой транспортный самолет не может обогнать "Мессершмитт".

– Я это знаю. Уверен, что и она тоже. Так ты как, берешься за это или нет?

Лазарев моргнул, как будто от изумления, что такой вопрос мог вообще возникнуть.

– Небо - мой дом, - сказал он.
– Конечно, берусь.

Майкл никогда не сомневался, что русский за это возьмется. Он покинул Лазарева и пошел искать Чесну. Он нашел ее одну в дальней комнате, изучающую карты Германии и Норвегии. Она показала ему маршрут, по которому они планировали лететь и на котором были три остановки для заправки топливом и пищей. Они должны лететь только в темноте, сказала она, и полет займет четыре ночи. Она показала ему, где они должны приземлиться в Норвегии.

– На самом деле это полоска ровной земли между двух гор, - сказала она.
– Здесь будет наш агент с лодкой, - кончиком карандаша она коснулась точки, обозначавшей прибрежную деревню с названием Юскедаль.
– Скарпа здесь, - она коснулась маленького шероховатого куска земли, - кружок коричневой коросты, подумал Майкл, - который лежал в тридцати милях к югу от Юскедаля и восьми-девяти милях от берега.
– Здесь очень вероятна встреча с патрульными катерами.
– Она обвела кружком места к востоку от Скарпы.
– Думаю, что и с минами тоже.

– Скарпа не похожа на курорт для проведения летних отпусков, да?

– Пожалуй. Там на земле еще будет лежать снег, и ночи будут морозные. Нам придется захватить зимнюю одежду. В Норвегию лето приходит поздно.

– Не имею ничего против прохладной погоды.

Она глянула на него и поняла, что не может отвести взгляд от его зеленых глаз. Волчьи глаза, подумала она.

– Есть лишь немногое, что заботит вас, да?

– Нет. Просто я выносливый.

– И только? Вы ни на что не обращаете внимания, и действуете лишь в зависимости от обстоятельств?

Ее лицо вплотную приблизилось к его лицу. Ее аромат был божественным. Меньше шести дюймов - и их губы встретились бы.

– Мне казалось, что мы говорили про Скарпу, - сказал Майкл.

– Да, говорили. Теперь мы говорим про вас.
– Она еще немного выдержала взгляд, потом отвела его и стала складывать карты.
– У вас есть дом?

– Да.

– Нет. Я имею в виду не место, где жить. Я имею в виду родину.
– Она опять глянула на него, ее золотисто-карие глаза потемнели от желания выспрашивать.
– Место, которому вы принадлежите. Дом вашего сердца.

Он подумал об этом.

– Не уверен.
– Сердце его все еще тянуло к лесам России, далеким от его каменного дома в Уэльсе.
– Думаю, оно есть - или было, - но я не могу туда вернуться. А как, по-вашему, у многих ли оно вообще есть?

Она не ответила.

– А у вас?

Чесна проверила, сложены ли карты складка к складке, а затем убрала их в коричневый планшет.

– У меня дома нет, - сказала она.
– Я люблю Германию, но это любовь к больному другу, который скоро умрет.
– Она засмотрелась в окно, на деревья и золотистый свет.
– Я помню Америку. Те города... от которых захватывает дух. Но здесь для меня все - как огромный собор. Знаете, один человек из Калифорнии приезжал ко мне перед войной. Он сказал, что видел мои фильмы, и спросил, не хотела бы я поехать в Голливуд, - она улыбнулась, охваченная воспоминаниями.
– Он сказал, что мое лицо увидят по всему миру. Сказал, что я должна вернуться домой и работать в стране, где я родилась. Конечно, это было до того, как мир переменился.

– Для них он переменился не настолько, чтобы в Голливуде перестали выпускать фильмы.

– Зато переменилась я. Я убивала людей. Некоторые из них заслужили пули, другие же просто оказались на их пути. Я... я видела страшные вещи. И иногда... иногда я очень хочу, чтобы все вернулось назад, чтобы я могла вновь стать невинной. Но когда дом вашего сердца сожжен дотла, кто может отстроить его заново?

На этот вопрос ответа у него не было. Свет из окна падал на ее волосы, из-за чего они казались червонным золотом. Ему страстно хотелось запустить в них пальцы. Он потянулся, чтобы коснуться их, но тут она вздохнула и застегнула планшет, а Майкл сжал пальцы и отвел руку.