Чеченский угол

Рай. Но на одну.

Едва отдышавшись от любовной схватки, Бислан спрашивает:

– Так кто тебе сделал паспорт?

Вихрь воспоминаний терзает душу. Салман склоняется над ее постелью, моджахеды приносят откуда-то кофточку, почти новую, и честь, какая честь ей оказана – готовить невест Аллаха к святому пути.

– Сама… Настоящий сгорел, нельзя же без документов.

Она спрятала глаза, в которых сверкала любовь. Натянула одежду, прикоснулась прощальным поцелуем к любимым губам и тихо вышла в светлеющую ночь. Бислан не удерживал ее, лишь улыбнулся:

– Дверь захлопни!

Айза захлопнула. Захлопнула и осталась – в неуютном доме и милых глазах.

Все было, как прежде. Лагерь, стирка, готовка, поиск девушек.

Все не могло стать, как прежде.

Ускользнув от Асланбека, Айза, проклиная себя за предательство, помчалась к Бислану…

Любящую женщину невозможно обмануть. С той самой первой ночи с Бисланом Айза отдавала себе отчет: любимый, родной, самый лучший – и не любит, его сердце спит, лишь горячее тело требует своего.

Понимала – и предавала.

Лишь бы еще раз убедиться: губы – вкусные, руки – нежные.

Мадина доверяла Айзе целиком и полностью. Потому и поверила: иногда приходящий в дом мужчина приносит информацию о новых девушках. Про него надо помалкивать…

– Я боюсь, милый, – прошептала Айза, с трудом оторвавшись от губ Бислана. – Салман что-то подозревает. Погиб ни в чем не виновный моджахед. Я даже бежать хотела, но лагерь в плотном кольце охраны.

– Бежать не надо. Лучше расскажи, что нового в отряде? Салман планирует новые диверсии?

Увлеченные разговором люди не заметили прикрепленного к стене микрофона. Он был совсем крошечным – не больше чем булавочная головка.

* * *

– Рассказывай, что выяснил, – устало попросил Федор Иванов и промокнул вспотевший лоб. Не устанешь тут, как же. После того, что довелось выслушать от московского руководства по поводу действий МОШ, можно… Можно… Так и не подобрав нужного слова, характеризующего свое нынешнее взвинченное состояние, генерал махнул рукой и продолжил: – Давай, Воропаев, не томи!

Руководитель пресс-центра МОШ открыл свой блокнот с записями.

«Вот канцелярская душа! Сразу видно: из ФСБ человек пришел, все-то у него помечено, законспектировано. А нормальному менту вся эта писанина и по долгу службы – тяжкий крест», – досадливо подумал генерал, прислушиваясь к приятному энергичному голосу Воропаева.

– Командир СОБРа Дмитрий Павлов заявил, что присутствие на базе гражданского лица обусловлено личной протекцией высокопоставленного чиновника.

Федор Алексеевич сразу же перебил «главного по журналистам»:

– Удалось выяснить, кого именно?

Павел перегнулся через стол и едва слышно прошептал фамилию.

Генерал присвистнул:

– Ничего себе! Да уж, вот это уровень. Тут и нам бы пришлось с опахалом вокруг барышни бегать. А она ему часом не…

Воропаев развел руками:

– В том-то и дело что не… Не дочь, не жена, не любовница. Сама девчонка даже не предполагает, кто отдавал Павлову распоряжение. Он ее в эти подробности не посвящал. А Лика и не интересовалась. Она – такой маленький танк. Прет прямо к своей цели, а все остальное ее не волнует. Я предполагаю, что тут протекция по цепочке осуществлялась.

Такую категорию девиц Павел характеризовал коротко: тяжелый случай. На его обаяние не реагируют совершенно, так как свято веруют: стоит только захотеть, и любой, даже самый привлекательный мужик, падет бездыханный к их ногам. И сами ноги могут быть не очень, и мордашки встречаются посимпатичнее – тем не менее такие девочки своего добиваются. Уж непонятно, каким образом.

Посулы посодействовать с информацией в обмен на рассказ о том, с кем именно из представителей следственных органов проходила встреча перед подготовкой публикации, Лика безжалостно осмеяла.

– Да, Федор Иванович, представляете, так и заявила, – возмущенно рассказывал Воропаев. – Говорит, по закону о печати журналист имеет право не разглашать источники информации до решения суда. Решение у вас есть? Тогда свободны. А информацию вашу оставьте при себе. Я, говорит, сама с кем захочу, с тем и встречусь. Хоть со следователями, хоть с боевиками. Хорошим журналистам пресс-службы только мешают.

– Увы, Павел, теряешь форму.

Воропаев понурился. Конечно, тон разговора с девушкой он выбрал неправильный. Как правило, такие нахохленные инфантильные воробушки очень любят, когда старший товарищ подставляет надежное плечо. Любят, млеют, тают. Вронская же сразу превратилась в озлобленную разбушевавшуюся фурию. Ее бледное скуластое лицо вспыхнуло румянцем, и поехало-понеслось.

– Не нуждаюсь я в вашей помощи! Ищите других дураков, которые по вашему указанию станут «фильтровать базар»! А я присутствовала на месте событий и видела все собственными глазами! Охрана Волкова осуществлялась из рук вон плохо! А что творилось в Дагестане! Лучше бы операцию штурма как следует продумали! Из-за вашей некомпетентности СОБР потерял бойца, а сколько раненых!

Кто знал, что она такая бешеная? Или, может, у нее просто месячные – вот и бросается на всех подряд, идиотка несчастная.

Генерал что-то обдумывал, рисуя непонятные схемы на лежащем перед ним листе бумаги. Потом спросил:

– Сколько ей лет?

– Двадцать восемь.

– Значит, ты уверен, что прямых связей у нее с верхами нет?

Воропаев кивнул.

– Спасибо, Павел. Можешь быть свободен.

От руководителя пресс-службы не укрылось: какие-то задумки появились у генерала, неспроста он заинтересовался Ликой Вронской. Но уточнять ничего не стал. Федор Алексеевич излишнее любопытство никогда не поощрял.

Заместитель руководителя Местного оперативного штаба попросил секретаря заварить крепкого чаю, подошел к окну.

Посаженные неумелыми военными руками цветы сникли под южным солнцем. Только местная зелень, срезанная почти под основание в целях безопасности, упрямо пускала побеги.

Все никак не забывался разговор с Москвой. Нелепые, ничем не мотивированные обвинения.

– Министерство внутренних дел не справляется с поставленными задачами нормализации обстановки на Северном Кавказе. Отчет о ваших действиях – а точнее, о полном бездействии – уже лег на стол президента, – бушевал голос в телефонной трубке.