Чего ожидать от совершеннолетия, или верхом на метле

– Инга… Инга… – в перерывах между поцелуями шепчет он. – Подожди, подумай. Еще чуть-чуть я переступлю черту, после которой не смогу уже остановиться.

– Не останавливайся. Не надо, – твердо отвечаю и на этот раз сама приникаю к его губам.

Из груди мужчины вырывается глухой рык, крепкие руки сжимают изо всех сил мое податливое тело, и меня накрывает жаркой томной волной. Волной, которую я не в силах остановить, даже если бы и хотела. Но я не хочу, не желаю. Руки решительно дергают ремень, и металлическая пряжка, наконец, с тихим звоном поддается.

Глава 32

Просыпаюсь я от острого ощущения холода. Недоуменно распахиваю глаза – неужели мы форточку забыли закрыть – и ошеломленно хлопаю глазами. Я лежу на чем-то твердом и обжигающе холодном, а надо мной раскинулось серое, затянутое туманом, небо, с которого на мои глаза, волосы, руки медленно падают крупные белые снежинки.

Я пытаюсь подняться, обхватить себя руками, чтоб сберечь хоть какие-то крупицы тепла в коченеющем теле, но не могу пошевелить и пальцем.

– Проснулась? – склоняется надо мной незнакомая пожилая женщина. Ее черты кажутся немного размытыми, и разглядеть их не получается никак.

– Кто вы? Что со мной? – едва слышно спрашиваю, еле-еле ворочая онемевшим языком во рту.

Старуха гаденько хихикает, потирая сухонькие ручки, и внезапно ее вид меняется, а передо мной уже стою я сама, мерзко ухмыляясь.

– Неужто не признала? – скрипит ведьма. – Я думала, ты более сообразительна.

– Ты?! – восклицаю я, начиная биться в своих путах. – Отпусти меня немедленно, слышишь!

Параскевья в ответ только ухмыляется и начинает надо мной водить руками, что-то бормоча себе под нос. А через секунду меня накрывает вспышкой света, после которой я, придя в себя и проморгавшись, вижу тоненькую, отливающую золотистым светом, нить, поднимающуюся от моей груди и до неба. Ее конец теряется где-то вверху, в клубах тумана, а начало берет, словно от самого сердца, которое тут же начинает невыносимо ныть.

– Это нить твоей души, – ни с того, ни с сего, начинает объяснять ведьма. – Как только я порву эту связь между тобой и твоим телом, смогу занять твое место.

Глаза Параскевьи полыхают страшным фанатичным блеском, от которого меня буквально начинает бить озноб.

– Тебе это с рук не сойдет, – гневно рычу. – Игнат догадается, что это не я и уничтожит тебя.

– Нет, не догадается, – уверенно качает головой ведьма, сея в мою душу ростки сомнения.

Отворачиваюсь, чтобы не смотреть в свое перекошенное мрачным торжеством лицо и не показать, насколько ударили по мне ее слова. Игнат и правда знает меня без году неделю, и то, что случилось между нами, для него может иметь совсем другое значение, нежели для меня. Использовал батарейку, которая и сама хотела быть использованной – и поминай, как звали. Он, вообще, возможно и не вспомнит этот эпизод…

– Я вижу, до тебя дошло, – снова принимается хихикать Параскевья.

– Это укус тебе помог меня вытащить на грань, – спрашиваю вместо ответа. Мой голос хрипит, а в горле застревает горький клубок. Слишком больно думать о том, что скоро меня не станет, и никто не сможет мне помочь.

– Он-он, – часто-часто кивает ведьма и, протянув руку к туману, выхватывает оттуда белую змейку. Пресмыкающееся обвивает своим тельцем запястье старухи и вперивается в меня немигающим взглядом черных бусинок глаз.
– Посторожи ее, ладно? – шепчет своему питомцу ведьма, пуская ее на помост, где я лежу. Змейка быстро-быстро разворачивается и ползет ко мне, взбираясь прямо на грудь, и там же сворачивается клубочком, принимаясь буравить меня странным гипнотическим взором.

Меня передергивает от омерзения, а дышать становится пугающе трудно, каждый раз, когда я пытаюсь сделать вдох, легкие буквально разрывает от боли. На глазах вскипают слезы ярости и бессильной злобы. Неужели я ничего не могу сделать? Не могу спастись? Выходит метка, которую я ставила бесполезна? Я ведь даже не успела о ней рассказать Игнату.

Нет, так быть не должно. Я обязана попытаться спастись, дать какой-то знак, связаться как-то с Игнатом. Не может быть, что все, что случилось между нами, было всего лишь удовлетворением нужды. Не может, я чувствую. Это была любовь. Он любит меня. Оберегает, заботится, я верю. Ведьма ошибается. Настоящие чувства не подделаешь.

Внезапно что-то прыгает мне на грудь, вышибая весь дух. Белесый клубок тумана с очень явно ощутимыми лапами принимает форму белой лисички.

– Капелька! – шепчу я одними губами, и не успеваю и глазом моргнуть, как моя девочка перекусывает шею гадкому стражу. Остатки змеи падают на землю и исчезают в тумане. Но я смотрю совсем не туда, мой взгляд прикован к темной фигуре мужчины, которая постепенно подходит все ближе и ближе. Игнат! Он пришел! Снова начинаю остервенело рвать путы, с ужасом замечая, что доселе ярко светившаяся нить моей души становится все тусклее и тусклее. Лиса спрыгивает на землю, теряясь в тумане, а возле меня возникает ведьма с занесенным кинжалом в руке.

– Не подходи! – хрипит она, занеся надо мной руку. – Иначе ей конец!

Крик замирает в горле, я с ужасом смотрю на острое лезвие, находящееся в опасной близости от моего сердца. Но Параскевья, вместо того, чтоб ударить меня, пошатывается и падает ничком, нож отлетает в сторону, а толкнувшая ее лисица отпрыгивает на безопасное расстояние. И хотя ведьма моментально вскакивает на ноги с удивительной для такого возраста прытью, ее шею тут же оплетают черные, словно сотканные из дыма нити. Слегка скосив глаза в сторону, замечаю, что необычные путы выходят прямо из рук Игната. Из последних сил Параскевья взмахивает рукой и снежный вихрь, поднявшийся прямо с земли, толкает Игната в грудь. Лассо на шее ведьмы ослабевает, она, вырвавшись, кидается бежать к краю поляны, но неожиданно наталкивается там на невидимую стену.

– Ты поставил ловушки, – шипит она, оборачиваясь к своему противнику. Ее горло снова обхватывает туманно лассо, лицо ведьмы приобретает пунцовый цвет, но в глазах темнеет почему-то у меня. Кончики пальцев пронзает острая боль, а когда я распахиваю ресницы, то вижу перед собой спальню Игната.

Возле кровати сидит обеспокоенный Милош, который покусывает мои пальцы.

– Инга! Ты вернулась! Наконец-то! – восклицает он. – Твоя душа почти потеряла связь с телом.

Я тут же поворачиваюсь к лежащему рядом Игнату и с ужасом ощущаю насколько холодное у него тело.

– Верни его! – вскрикиваю я, но кот отрицательно качает головой.

– Не могу! – вздыхает домовой. – Он знал, на что шел. И знал, что не вернется.

С груди вырывается всхлип, я приникаю к холодной как камень груди, ощущая, как все медленнее и медленнее бьется под моей щекой сердце любимого.

– Игнат! Игнат, – зову я, не сдерживая слез. – Вернись, пожалуйста. Не покидай меня.

Слезы градом катятся из глаз, тело сотрясается в рыданиях. Я уже не могу остановиться. Целую ледяные губы, провожу ладонями по впалым щекам, перебираю волосы. – Игнат, пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Я так тебя люблю.

Его сердце, в последний раз тихо стукнув, замирает. Из моей груди вырывается крик, больше похожий на вой.

Это не может так закончиться, не может.

– Игнат… Игнат… Игнат… – шепчу я, покрывая поцелуями его лицо. – Я люблю тебя, слышишь, люблю!

– Я тоже тебя люблю, моя маленькая, вредная ведьма, – внезапно раздается самый родной в мире голос.

Эпилог

Пять лет спустя

Картофельная запеканка уже почти готова. Я захлопываю дверцу духовки и поворачиваюсь к столу, чтобы приготовить салат. Помытые помидоры и огурцы аппетитно сверкают влажными боками, словно прося их попробовать на вкус. Обожаю помидоры, особенно в последнее время. Мы только два дня назад вернулись из отпуска, который провели в Херсонской области на берегу Черного моря, где я целых две недели одними только томатами и питалась, а все равно не наелась. Конечно, киевским помидорам далеко до сладковатого, насыщенного, сочного вкуса овощей, которые мы покупали там, но червячка заморить-то я смогу.