Чего вы хотите? (сборник)
Шрифт:
– Ух ты, – воскликнул папа, – еще биатлон успею посмотреть!
Даша вынула из пакета бутылку вина, бутылку водки, сок, банку с маринованными помидорами, упаковку «Растишки». Стала накрывать на стол.
Папа на лоджии включил ноутбук, и из него раздалось:
– Гутен абенд, дорогие друзья! Вас приветствует Оберхоф, где через несколько минут стартует женская эстафетная гонка.
– Прям тика в тику! – продолжал радостно удивляться папа; Даша перебила вопросом:
– Как там, всё удачно?
– С Удальцовым? Да. Выпустили. Мы как раз подъехали, даже мерзнуть не пришлось…
– И народу собралось прилично, – продолжила мама, входя на кухню уже в домашней кофте. – Адвокаты, журналисты, это понятно, а вот как соратников человек двадцать успело…
– Дежурили,
– Но одна я – с цветами!.. Настя, иди кушать!
Уселись, открыли напитки, и только папа поднял рюмку, собираясь произнести тост, ноутбук взорвался криком:
– Старт дан! И сейчас самое главное – раскатиться…
– Ой, выключи его, – мама поморщилась, – лучше радио.
– Наверно, – вздохнул папа, поднялся.
Голос комментатора смолк, зато появился другой:
– …Но у нас нет уже центральноазиатских республик.
– Ну, независимые государства, – поправились в радио. – Если там начнется что-то очень серьезное, нам надо думать о том, на каком рубеже мы будем эту волну останавливать. В Таджикистане и в Киргизии это очень неудобно – гористые страны, огромные потери будут, и очень большая вероятность сопротивления местного населения, поддерживающего исламистов. Пожалуй, самое рациональное – это Казахстан…
– Что ж, за лучшее, – послушав это, совсем нерадостно объявил папа. – Если таких Удальцовых будут сотни, причем и среди левых, и среди правых, и прочих, можно надеяться на слом системы.
«А потом?» – захотелось спросить Даше, но она молча ткнула свой стакан с соком в общий чок… Настя добавила папины слова традиционным:
– За Россию!
Родители похвалили Дашу за картошку, но тут же посоветовали не накрывать в следующий раз крышкой.
– Похлебкин, – сказала мама, – вообще советовал ничего крышкой не накрывать.
– Ну, не всё, – заспорил папа. – Рис, например, наоборот…
– Рис, это понятно.
Дашу рассмешила такая фамилия, тем более в связи с едой.
– А кто такой Похлебкин?
– Был такой уникальный человек. Историк, коллекционер, книги о кулинарии писал… Убили его бандиты, отверткой искололи.
– М-да, – папа подлил маме вина, себе водки. – Давайте…
Мама подняла руку:
– Тише!
По радио дикторской скороговоркой говорили:
– Оппозиционер Сергей Удальцов, лидер движения «Левый Фронт», отбыл десять суток в изоляторе временного содержания и вышел на свободу сегодня около девяти часов вечера. Ранее его выписали из больницы, где он находился с 25 декабря по 4 января с язвенной болезнью. Затем оппозиционера отвезли в ОВД «Нагатинский Затон», где освободили после оформления соответствующих бумаг. Сергей Удальцов направился к спецприемнику № 1 на Симферопольском бульваре, где его ожидали друзья, близкие, сторонники и журналисты. Здание спецприемника было оцеплено ОМОНом, часть тротуаров вокруг здания была огорожена. Встречающих собралось около пятидесяти человек…
– А про мой букет? – то ли всерьез, то ли шутя возмутилась мама. – Это был символ русской весны!
– Эх, не верю я в эту весну, – проглотив водку и хрустнув ломтиком огурца, отозвался папа.
– Ничего, всё только начинается…
– Да некому, в принципе, начинать. Так, вспышечки…
– Роман, не начинай пессимизм.
– А почему некому? – сказала Даша. – Я посмотрела – русских в Москве больше девяноста процентов, и в России почти восемьдесят.
– Это откуда такие данные?
– Ну, из интернета, – Даша решила не уточнять, что из «Википедии». – Официальные данные переписи.
Папа отмахнулся:
– А, перепись… – повернулся к маме: – Нас переписывали?
– Нет.
– Ну вот…
– Ну, значит, – Даша неожиданно развеселилась, – значит, русских еще на четыре человека больше!
– Понимаешь, в чем дело. – Папа, как обычно перед тем, как начать что-нибудь обстоятельно объяснять, положил вилку на стол. – Во-первых, перепись очень приблизительна. Особенно в плане определения национальности.
Таджик может назваться украинцем, а какой-нибудь удмурт – эльфом, и переписчик обязан так и записать: эльф.– А, да-да, я слышала про такое!
– Ну вот. А во-вторых, переписчики не ходили по всем этим складам и подвалам, где живут гастарбайтеры…
– Хотя, – вставила мама, – обязаны были ходить.
– Да… и сотни тысяч, а может, и миллион остались непереписанными. И в-третьих… в-третьих… – Даша заметила, что папа слегка запьянел. – В-третьих, у русских почти нет пассионарности.
– А что это такое?
– Это… Ну, это такая энергия в людях… Такая – помогающая преображать свою страну, окружающий мир. Бывают единицы пассионарии, а случается, их становится множество, и происходит пассионарный взрыв. Этот взрыв помог нам избавиться от татаро-монгольского ига или вот идти и идти в Сибирь, обживать ее, даже в Северную Америку перескочить… Но сейчас мы совершенно безвольны, обессилены.
– Ну уж не совершенно, – не согласилась мама.
– Можно я доскажу, а ты потом скажешь свое мнение?
– Но я не хочу, чтобы дети думали, что мы какая-то безвольная масса.
– А что? Такие войны были в двадцатом веке, репрессии, чистки-зачистки. Почти всех активных, свободолюбивых уничтожили. А гены-то передаются по наследству. Герои обычно рождаются от героев, а трусы – от трусов. Вот Удальцов – он не с луны свалился: у него дед или прадед, не помню, был известным революционером. Вот и он… Но я о другом… Сейчас. – Папа быстро проглотил рюмочку. – Я… я о том, что у каждого народа бывают периоды упадка и периоды подъема. Русский народ, к сожалению, переживает период упадка. Вспыхивали чуть-чуть в конце восьмидесятых – начале девяностых, а потом совсем потухли… И в этом мы идем вслед за европейскими народами. Французы, немцы, англичане в упадке, да уже попросту в процессе ассимиляции африканцами и арабами… И мы тоже… Я вот хорошо помню один момент. Это был год восемьдесят восьмой, восемьдесят девятый… В Кызыле… Купили с парнями каким-то образом две бутылки портвейна и пролезли на стадион «Пятилетие Советской Тувы». Забрались на верх трибуны и стали пить. А внизу по дорожкам бегали тувинские пацаны. Сами, без всякого тренера, круги нарезали… И я, помню, подумал: «Вот мы бухаем, а они тренируются». Через пару лет они нам и устроили. Русские, которых в Кызыле было большинство, подавляющее большинство, побежали за Саяны. И приезжие, и коренные, которые еще с девятнадцатого века там… Никто даже не сопротивлялся… Остались сотни, да и те в основном или менты, или фээсбэшники, или уж алкаши конченые…
Папа замолчал, грустно наполнил рюмку… Настя тоже грустила, но непонятно было, поняла ли смысл всего сказанного или грустит потому, что загрустил папа.
– Не совсем, конечно, одни такие остались, – медленно сказала мама, – но близко к тому.
– Но эти периоды ведь проходят? – с надеждой спросила Даша.
– Бывает, проходят, а бывает, и нет.
– И что тогда?
– А тогда – тогда народ исчезает. Как исчезли печенеги, скифы, половцы, римляне… Не так давно исчезли пруссы – не пруссаки, а именно пруссы. Был крупный народ, но его сдавили со всех сторон более сильные народы, и всё. Последних в восемнадцатом веке добили голод и эпидемии. Язык исчез… Если народ не получает вовремя толчок встрепенуться, то он растворяется в других народах. По большому счету ничего прямо страшного нет – побеждают сильнейшие, только вот не хочется, очень обидно оказываться в числе слабых.
– Ох, Роман, ну всё настроение убил, – страдальчески сказала мама. – Так ликовала, когда из отделения ехали, а теперь плакать хочется.
– Ладно-ладно, не переживайте. Уверен, что поднимемся. Бывали хуже времена, но… но, к сожалению, подлей, наверное, не было. Тихой сапой все делается… Раздражать надо людей, стучать им по черепу, чтоб просыпались. «Не спи, замерзнешь», – как говорили в каком-то фильме.
В спальне забулькал скайп.
– Ольга наверняка звонит, – с некоторой досадой сказала мама, быстро глотнула вина и вскочила.