Человек и Церковь. Путь свободы и любви

Такие случаи нередки. Строго говоря, исповедь – это таинство, в основе которого лежит признание в совершенном грехе и раскаяние в нем. Но покаяние, по-гречески «метанойя», буквально означает гораздо более сложное понятие – перемену ума или перемену мыслей. Для исповедующегося важно не просто испытать и выразить сожаление о чем-то плохом, совершенном в прошлом, но постараться иначе, по-новому взглянуть на самого себя, на свою жизнь, свои поступки и мысли. По правилам, исповеди предшествует пост и время, проведенное в усиленных молитвах и размышлениях. Необходимо настроиться, остановиться в бесконечном повседневном беге, обратить свои мысли на вещи, от которых обычно мы бываем крайне далеки. И во время самого таинства необходимо сосредоточиться на переживаниях особого порядка, а не просто бытовых волнениях, переполняющих любого из нас. В таком случае исповедь становится попыткой проникнуть под верхний и наносной слой обид и раздражений, способом обратиться к себе, понять, почему мы так реагируем, что мы делаем не так или не делаем вовсе, где те внутренние поломки внутри нас, которые доставляют столько мучений нам самим и окружающим нас людям.

Но жизнь есть жизнь, и в современной церковной практике случается, что исповедь и беседа как будто накладываются друг на друга. Обстоятельства бывают разные. Иногда человек приходит в первый раз, желание покаяться и попросить прощение за все ошибки и грехи у него есть, но как именно исповедоваться, он еще не понимает. Порой люди приходят в таком состоянии, что от них вообще ничего нельзя требовать, их надо постараться успокоить, образумить и разговорить. Но постепенно необходимо приучать человека именно к исповеди, а не просто к выбросу эмоций. Часто я предлагаю прихожанам: «Давайте вы сейчас исповедуетесь, а потом после службы мы с вами поговорим за жизнь».

Но вместе с тем самому священнику всегда надо быть крайне внимательным к происходящему: бывает, что человек начинает говорить, рассказывает о своих горестях, жалуется, а потом вдруг обычный разговор сменяется самой настоящей исповедью. Какое-то слово, какая-то мысль, вопрос вдруг что-то меняют в его размышлениях, и человеческое нытье сменяется пламенным покаянием.

Верующие люди регулярно ходят в церковь, живут по правилам церковного календаря и составляют приход. Приход есть практически в каждой церкви. В храме Святой Троицы в Хохлах, где я служу, прихожан около 300 человек. За многими я давно наблюдаю и вижу, что со временем в них происходят большие изменения. Если попытаться сформулировать в двух словах, какие именно, я бы сказал, что они здесь становятся людьми. В них постепенно все сильнее начинает проступать человеческое.

У меня есть одна прихожанка, которая пришла в храм лет пятнадцать назад. Простая деваха, из семьи алкоголиков, работала где-то на стройке штукатурщицей. Ее буквально за руку привела в церковь подруга. Та вообще ничего не понимала, вообще ничего. Где я? Что я? Кто я? Зачем я? Кто эти люди, которые меня окружают? Но в церкви она как-то осталась. Раз пришла, другой, третий. Прошло время. Сейчас у нее тоже очень простая профессия, но она читает Кьеркегора, смотрит и обсуждает фильмы Звягинцева. Она осталась такой же простой женщиной, не поступила в институт и не пошла на богословские курсы, но вдруг начала интересоваться книгами, писать стихи, подружилась с большим количеством самых разных людей в приходе, они ее полюбили, она с ними легко и с удовольствием общается. Ей еще много чего предстоит, как и каждому из нас, но сейчас, вспоминая ту дамочку, которую ко мне привели, я поверить не могу, что это один и тот же человек. Не то чтобы она стала святой – нет, конечно, но она стала по-другому смотреть на мир, на себя, на людей. Она человеком стала.

Вряд ли она сама понимает, насколько изменилась. Она уверена, что осталась той же, что и была, со всеми своими недостатками и грехами. Постоянно, как любой нормальный человек, сокрушается: «Когда же я стану лучше?» Но с ней явно происходит нечто похожее на процесс снятия слоев со старой иконы. Когда икону реставрируют, с ее поверхности слой за слоем удаляют копоть, и постепенно она светлеет. Икона остается та же самая, но лик начинает проступать все отчетливее.

А недавно один прихожанин сказал мне: «Я не могу сказать, что за десять лет хождения в церковь я стал лучше, но зато я узнал, кто такой Христос». Вот так вдруг для человека оказалось самым важным в жизни то, что он для себя встретил Бога. Конечно, это совершенно особенные слова. В первую очередь – для священника.

«Вечером монахи пели стройно, вдохновенно, служил молодой иеромонах с черной бородой; и преосвященный, слушая про жениха, грядущего в полунощи, и про чертог украшенный, чувствовал не раскаяние в грехах, не скорбь, а душевный покой, тишину и уносился мыслями в далекое прошлое, в детство и юность, когда также пели про жениха и про чертог, и теперь это прошлое представлялось живым, прекрасным, радостным, каким, вероятно, никогда и не было. И, быть может, на том свете, в той жизни мы будем вспоминать о далеком прошлом, о нашей здешней жизни с таким же чувством. Кто знает! Преосвященный сидел в алтаре, было тут темно. Слезы текли по лицу. Он думал о том, что вот он достиг всего, что было доступно человеку в его положении, он веровал, но все же не всё было ясно, чего-то еще недоставало, не хотелось умирать; и все еще казалось, что нет у него чего-то самого важного, о чем смутно мечталось когда-то, и в настоящем волнует все та же надежда на будущее, какая была и в детстве, и в академии, и за границей.

“Как они сегодня хорошо поют! – думал он, прислушиваясь к пению. – Как хорошо!”»

А.П. Чехов. Архиерей

Глава 6 Человек

В силу своей деятельности священник постоянно общается с людьми и в каком-то смысле находится в гуще событий повседневной жизни. Анализируя то, с чем люди приходят в церковь, о чем говорят на исповеди, что обсуждают между собой, чем хотят поделиться со священником, можно определить, что больше всего волнует их в определенные моменты жизни. Чего они боятся, к чему стремятся, что их тяготит и раздражает, а что, напротив, внушает надежду и радость и дает силы. Конечно, в каких-то отношениях природа человека, его потребности, проблемы остаются неизменными. Но многие поведенческие проявления и общественные процессы несут черты времени.

Очень заметен, например, рост агрессии в последние годы. Люди огрызаются и грубят друг другу в самых обычных бытовых ситуациях. Поведение водителей на дороге часто просто запредельное. Даже совсем с маленькими детьми многие родители часто разговаривают грубо и на повышенных тонах. Сколько мамаш в исступлении каком-то кричат на своих малышей.

Эти орущие и хамящие люди невыносимы. Они не вызывают никакого желания общаться с ними, разбираться в причинах их поведения, и уж тем более совсем не тянет помогать им. Но ведь, если задуматься, человек совершает агрессивные действия из-за израненности собственной души и судьбы. Необходимо понимать, что его поведение может быть проявлением внутренней незащищенности. Вполне возможно, что человек в какой-то момент своей жизни столкнулся с агрессией, которая поразила его, опустошила, лишила надежды и озлобила.

Очевидно, что каждый из нас в своей жизни испытывал на себе чью-то злую волю, и это не прошло бесследно. Но взрослому и вполне сформировавшемуся человеку важно понимать меру собственной ответственности. Как часто мы слишком чувствительны и настороженны ко всему, что касается нас самих. Когда кто-то бывает с нами резок, недружелюбен, когда мы втянуты в какие-то житейские конфликты, нам все время кажется, что пострадавшая сторона – это мы. Что это нас должны понять, пожалеть, поберечь. Мы мало задумываемся о том, насколько порой мы сами бываем раздражены, невнимательны, агрессивно настроены, жестоки и несправедливы. Самих себя мы склонны оправдывать и прощать, считая виноватыми кого угодно: правительство, окружающих, родных, близких, сослуживцев, соседей.

Мы так часто возмущаемся действиями других. Негодуем, оценивая чужую глупость, жадность, недальновидность и прочее. Но если мы с вами задумаемся об этимологии слова возмущение, то обнаружим, что корень слова – мущ, то есть муть. В минуту гнева что-то мутное поднимается со дна нашей души, затмевает наш рассудок, и вот в этом помутненном состоянии мы произносим слово, которое считаем истинным, совершаем действие, которое нам кажется верным. Мы убеждены, что возмущены по делу, по справедливости, но не отдаем себе отчет в том, что наше собственное состояние в этот момент не совсем нормальное.

Есть такой анекдот из церковной жизни. В революцию большевики распевали «Интернационал», в котором есть такие слова: «Кипит наш разум возмущенный…». Патриарх Тихон однажды пошутил на этот счет и сказал, что у них, и правда, похоже, разум кипит и вот через эту пипочку в буденовке и выходит наружу, весь выкипевший.

Вообще гнев – сильнейшее чувство. Здесь не все так просто, потому что гнев бывает разный. Есть гнев Божий. Чистый, сокрушающий гнев, подобный скальпелю хирурга. Он может работать не на уничтожение, а на исцеление. Есть и человеческий праведный гнев. Зло, ложь, лицемерие не могут не вызывать настоящего праведного гнева. И он может быть очень мощным оружием, но только если он чист. Апостол Павел, наставляя ефесских христиан, говорит в Писании: «Гневаясь, не согрешайте. Пусть солнце не зайдет в вашем гневе».