Человек из зеркала
Шрифт:
Круча не стал поворачиваться к преступникам боком, чтобы закрыть дверь плечом, он нащупал ее ногой и толкнул. Замок сработал автоматически – все, путь штурмовой группе отрезан.
– В комнату давай! – велел державший женщину киллер.
Степан Степанович сделал шаг вперед, затем боком сместился в дверной проем, за которым находилась гостиная. Скромная мебель из восьмидесятых годов, настенный ковер, палас – бытовая классика совкового жанра.
– К окну давай!
На улице было темно, свет в комнате не горел, но все-таки окно зашторено. Боятся киллеры снайперов. Это хорошо, что боятся.
Из
– Ну что, подполковник, полковником становиться будем? – спросил он, направив на него приставленный к бедру пистолет.
Степан не видел его глаз, но слышал беснующуюся безумность в его голосе. Не все в порядке с головой у этого человека, потому и требует он вертолет. А ведь должен понимать, что шансов у него нет никаких.
– Женщину отпусти.
– Зачем?
– Ты же обещал.
– Я не обещал, я предлагал. Мы тут с Федором подумали и решили не утверждать это предложение. Да, Федя?
– Решили, – донеслось из прихожей.
– Такая вот ситуация, подполковник. Подвиг ты совершил, а результата нет. А подвиг без результата все равно что бочка без днища. Так что не быть тебе полковником. Хотя, может, посмертно присвоят… Сам ляжешь на пол или тебя уложить?
– На пол?
– На пол. Лицом вниз…
– Лицом вниз? У тебя что, обида на ментов?
– Я сказал, на пол! Мордой в землю! – заорал на Кручу преступник. И, чтобы подтвердить серьезность своих намерений, выстрелил в пол.
В закрытом помещении пистолетный выстрел производит оглушительный эффект – бьет по барабанным перепонкам, давит на психику. Но на пол Степан Степанович лег не потому, что страх перед смертью деморализовал его. Сейчас он здесь не только представитель власти, но и сыщик. Умереть нетрудно, гораздо сложней урезонить преступников, когда те – хозяева положения. И сейчас, чтобы получить возможность для разговора, Круче пришлось выполнить требование бандита.
Он лег на согнутые в локтях руки. Неудобная поза, зато голова не касается пола и грудь в приподнятом положении. И еще он лег затылком к преступнику, чтобы успокоить его.
– Теперь я не опасен? – спросил он.
– Нет.
Послышался скрип диванных пружин.
– Что, в ногах правды нет? – спросил Круча.
– А где она есть?
– Вот и я о том же… Напрасно ты вертолет затребовал, тебе это не поможет.
– Кто тебе такое сказал? Сам придумал?
– А ты у Феди спроси, он парень умный, он тебе скажет.
– Кто, Федя умный?
– Я так понимаю, ты в вашем дуэте старший. Но если Федя младший, это же не значит, что он дурак. К тому же снайпер он, а ты всего лишь водитель…
– Водитель. И себя веду, и Федю.
– Куда ты его ведешь?.. Ему за Чупракова пятнадцать лет светит. А теперь вот еще и похищение заложника. Тебе вот пятнадцать лет по совокупности дадут, а его на пожизненное закроют… В зоне хоть жизнь какая-то есть, а спецблок для пожизненно заключенных – это могила для заживо погребенных…
– Ты это, ты здесь агитацию не разводи! А то пристрелю как собаку!
– Тогда сразу застрелись. Потому что житья тебе не будет. Сам в спецблок попадешь, и на особое положение. Есть просто смерть, а есть ад, где черти жарят грешников на сковородке. Такой ад на спецу тебя и ждет.
Если ты убьешь мента.– Да не страшно, понял!
– Ты слюной не брызгай, не надо. Ты лучше голову включи. Мужик ты, я так понимаю, крепкий, зона тебя не сломает. Общежитие у тебя в зоне будет, окна с занавесочками, тумбочка с голой бабой на дверце. Утром встал, зарядку сделал на свежем воздухе, умылся, поел нормально, на производстве день отработал, чтобы не скучать. Сейчас о заключенных заботятся, футбол, волейбол – все, что хочешь, прогулки на свежем воздухе, с людьми общаться будешь. Даже паек увеличили. Тут главное – внушить себе, что другой жизни, кроме как зэковской, в мире больше не существует, тогда все нормально будет. Не сахар, конечно, но все-таки жизнь. А в спецблоке жизни тебе не будет, это я тебе точно говорю…
– Костя, а ведь он прав, – отозвался Федя. – Лучше пятнадцать лет в зоне, чем всю жизнь на спецу…
– Да заткнись ты! – рявкнул на него старший. – Гонит полкан все! Ты что, не понимаешь, что он гонит!
Костя вдруг сорвался с места, подскочил к Степану Степановичу и ногой ударил его по ребрам.
– Еще раз пасть свою откроешь, пристрелю!
– За мента нас еще в СИЗО уроют, – снова подал голос Федя.
– Я не понял, ты что, смерти боишься? – заорал на него напарник.
– Ну, лучше в зоне, чем в могиле. Ты мужик здоровый, тебя зона не сломает. Да и мне как-то не очень страшно… Слышь, Круча, если мы сдадимся, точно пожизненного не будет?
– Я не судья, гарантий дать не могу. Но для тебя лучше срок, чем на всю жизнь. Если сдашься, то шанс у тебя точно будет. А если нет… Ну ты сам все понимаешь, что с тобой будет.
– Будет, Федя! Хана всем нам будет! – заколотился Костя.
Круча физически ощутил исходящие от него флюиды страха.
– Я не хочу на пожизненное! – стоял на своем Федя.
– Какое пожизненное? Грохнут тебя при попытке к бегству!
– Или при попытке сопротивления! – добавил Круча. – Федя, ты бы женщину отпустил! Не надо ее пугать!
– Да нет ее со мной, в ванной она. Ничего я с ней не сделал.
– Федь, я не понял, ты что, сопли пустил? – взвыл от возмущения Костя. – Я не понял, ты мужик или баба?.. Ты кого слушаешь, мента поганого?
– А что он не так говорит? Он же ничего не гарантирует. Если бы врал, гарантировал… Труба дело, Костя. В трубу нас загнали, с двух сторон запечатали!
– А я сказал, мы отсюда вырвемся!
– Как? Тебе же ясно сказали, что нас снайпера срисуют. Я сам снайпер, Костя, поверь, я знаю, как это делается…
– Ты знаешь, как панику разводить! Это ты знаешь! Знаешь, что с паникерами делают?
Федя промолчал, и это вдохновило Костю на очередной «подвиг». Он снова ударил Кручу ногой. Больно ударил.
– А с провокаторами знаешь что делают?
– Костя, ты успокойся! Не надо нагнетать обстановку! – сквозь зубы призвал его Степан Степанович. – Ты должен взять себя в руки. Ты должен оценить обстановку и принять единственно правильное решение. Ты преступил закон, ты ответишь за это, а ответить можно лишь цивилизованно. Тебя посадят, но гражданских прав не лишат, тебе будет трудно, но к тебе не будут относиться как к бесправной скотине. Но если ты преступишь черту, на непредвзятое к себе отношение можешь не рассчитывать…