Человек, которого нет
Шрифт:
– Тебе небось и спать не давали, - сказал друг.
Да уж не без этого. Чего только со мной не делали. Карусель-карусель...
Неокончательный диагноз: Дай мне руку
Он записывает:
"У меня нет слов, чтобы передать этот ужас. Но я и не хочу его никому передавать. Достаточно того, что это произошло со мной".
И все-таки ему хочется не оставаться одному в этом ужасе.
Выписки:
"Чтобы исцелить
Марсель Пруст
Харонавтика: "Никакое ничего"
Сессия N25, 28 августа 2013
М. увидела его, напряженного и сосредоточенного.
– Боишься?
– Боюсь, - признался Лу после короткой паузы.
– Я еще дома испугался, когда подумал, куда еду. Сейчас уже не замечал страха. Дома страх был намного острее, потом я отстранился от него.
– Чего ты сегодня хочешь?
Тут Лу удивился: а чего я, собственно, боюсь? Я могу сам выбирать, я ведь и хотел чего-то вполне мирного: о детстве, о Понтеведре. Очень интересно...
– Правда, интересно. Хочешь начать с этого страха?
– Да.
– Где он у тебя?
Лу прислушался к ощущениям.
– В дыхании, в груди. Как будто воздух внутри проходит через охладитель... Там, за грудиной - холод.
Начали работать. Почти сразу - волна слабости по ногам. Дышать стало легче - как будто расслабился, стало спокойнее. И появилось ощущение размытости, отсутствия своих границ. Когда после, уже дома, он попытался описать это ощущение в отчете, ненароком зацепил память о нем самом, и его сильно затошнило, физически, при спокойной голове, только телом.
Он внимательно следил за "отверткой". Пару раз ему казалось, что он падает - как всегда, вправо, по кругу. Он изо всех сил старался удержать вертикаль, но не понимал, удалось ли ему это или он все-таки начинал падать и ловил себя. М. сказала потом, что только лицо "опадало", но сам он в процессе не мог этого понять, все больше теряя способность ориентироваться в пространстве.
И в какой-то момент - очень сильный, но короткий импульс заплакать. Рыдание. Очень коротко.
Они продолжали работать, Лу продолжать терять вертикаль и удерживаться от падения, ему все больше казалось, что у него нет контуров, четкой линии его физических границ.
В этот раз он начал падать раньше, чем в предыдущих сессиях, как никогда быстро. И с каждой попыткой следить за "отверткой" падение наступало все быстрее. И было ощущение размывания... как расширяется газ... теряет плотность... и размывается...
Он никак не мог подобрать слова для этого.
М. сказала ровным, четким голосом:
– Опиши свои ощущения. Давай, профессионал.
Лу подумал еще и ответил:
– Слабость, не связанная с усталостью или плохим самочувствием, не связанная с физическим состоянием. Стоит больших усилий противостоять, удерживать внимание, не размываться.
– Кажется, что тебя постоянно тошнит.
– Этого я не чувствую...
У него появилось желание скрючиться, стоя на коленях, на полу, головой в пол, обхватив голову - он поискал правильное положение для рук и нашел - вцепиться в волосы. С этой
позой оказалось связано сильное желание плакать. О себе. Горе о себе.М. спросила:
– Что будет, если не сопротивляться этому "размыванию"?
– Не знаю.
– Готов попробовать?
– Готов, - кивнул Лу.
Он постарался не противиться этому состоянию. Как вспоминал потом, в какие-то моменты совсем терял себя.
Появилось сильное желание прикрыть руки в области локтей, внутреннюю сторону сгиба. Он скрестил руки у груди и обхватил эти места ладонями. Пришла мысль, что это про химию, и он не хотел говорить и думать эту мысль. Он сказал, что не хочет говорить, и М. предложила слепой протокол, который как раз годится для... профессионалов. Но Лу не согласился.
– Мне надо это сказать сейчас, вслух, чтобы потом я помнил, что я это сказал еще в сессии, а не придумал позже.
Он опустился с дивана еще раз, чтобы принять ту же позу, а потом понял, что надо лечь на пол. Он знал - понимал в этот момент, отчетливо представлял себе, как, - что полз по полу, там, тогда. Полз как-то бессмысленно, в никуда.
Лу расстроился и разозлился: зачем такие трагические картинки, зачем ему показывают эти героические ужасы, в которые он не хочет и не может поверить.
– Как тебе с этим?
– спросила М.
Лу растерялся. Он начал переспрашивать, в каком смысле и о чем этот вопрос.
– Что ты чувствуешь?
Он не чувствовал ничего кроме бесформенной и бессмысленной пустоты. Это было чистое и абсолютное "никакое ничего". Пустота, никаких ощущений - ровная тепловатая масса внутри. И растерянность:
– Что я должен чувствовать?
Он был готов ответить, он очень хотел почувствовать что-нибудь, чтобы ответить, но он не знал, что он чувствует, и особенно - что он должен чувствовать. Он был готов почувствовать что угодно, только бы ему подсказали... Он переспрашивал и не понимал ответов.
М. сказала потом, что у него было дебиловатое лицо и пустые круглые глаза, настоящие "зенки". Лицо человека, готового радостно подчиняться.
– Помнишь Урфина Джюса и его деревянных солдат?
– Да, у меня был в детстве диафильм... А мне знаешь, что напоминает? В "Обитаемом острове", когда они пролетают над излучающими башнями - вот Гай Гаал... Вот так же. Я на все готов, только не понимаю, что от меня нужно...
– Мы полчаса работали очень интенсивно.
– Полчаса? Я не заметил.
– Такого лица я у тебя не видела никогда, - серьезно сказала М.
Они немного отдохнули. Лу валялся на диване и смеялся, радуясь, что ему смешно, ему страшно - и это лучше, чем вообще никакое ничего.
– Мне теперь не никак, мне как-то, даже если страшно... Я чувствую сильное облегчение от этого. Хотя бы страшно!
И думал: это химия. Это его реакции на химию.
– Отдохнули и хватит, - сказала М.
– Продолжать готов?
И они продолжили работать.
У Лу падала голова, валилась назад, на спинку дивана, и он не мог ее удержать. Попросил подушку под затылок, чтобы не терять взглядом "отвертку".
– Попробуй посмотреть это, как кино, со стороны.
Лу попробовал. Вжался в спинку дивана, отвернулся.