Человек, который замедлял и ускорял время

– А чем занимаетесь вы, Ефим Францевич?

– Я всю жизнь со студенческой скамьи занимался теми переменчивыми таинственными частицами материального мира, которые мы привыкли изображать смешными знаками в виде концентрических окружностей с крошечным ядром посредине. А еще теми удивительными и непостижимыми скачками, которые хитроумная материя зачала в себе, чтобы существовать вечно... Или которые мы, может быть, придумали, чтобы хоть какнибудь ориентироваться в хаосе микромира...

– Вы говорите про строение атомов?
– уточнил Тимофей.

– Если угодно... Но я имел в виду, главным образом, атомные ядра. Это моя узкая специальность.

– Я где-то читал, что ядра тоже устроены сложно, - сказал Тимофей, - из разных частиц - нейтронов, протонов, мезонов...

– Увы... Все правильно, юноша. Частиц этих сейчас, к сожалению, набралось слишком много... И открываются все новые и новые...

– А вы открыли что-нибудь?

– К сожалению, пришлось.

– Почему к сожалению?

– Потому что все было бы гораздо проще и удобнее для нынешней науки, если бы элементарных частиц оказалось поменьше. Впрочем, я предвижу кое-какие радикальные реформы в этом балагане... Они просто необходимы... И, должно быть, начнутся скоро... Хотелось бы дожить до этого...

– Как много вы всего знаете!
– вырвалось у Тимофея.

– В сущности, ничего мы, дорогой мой, по-настоящему не знаем, - усмехнулся Воротыло.
– Предположения, предположения, модели, формулы. А истинная картина мира остается величайшей загадкой. Начальный взрыв, пространство, время, кто объяснит, что все это такое...

– Ну, пространство и время - это формы существования материи, - несмело возразил Тимофей.

– Это-то конечно, - весело согласился профессор, - а дальше?

– Что дальше?
– не понял Тимофей.

– Их свойства, особенности, законы, которыми они управляются. Вот, скажем, время. Что мы с вами о нем знаем? Что оно течет? А куда оно течет и откуда, и почему? И можно ли его ускорить, замедлить, остановить, сжать, растянуть, повернуть вспять?

– Можно, - решительно заявил Тимофей.

– Почему вы так думаете?

– Я... просто знаю...

– Как это - знаете? Каким образом?
– удивился профессор.

– Ну, чувствую...

Воротыло задумался.

– Конечно, ваши ощущения должны быть совсем особенными, сказал он наконец.
– Полгода летаргии... Интересно, ощущали вы как-нибудь свое существование в это время?

– Ощущал, - ответил Тимофей не очень уверенно.

– А что именно ощущали?

– Ну, вроде бы смену дня и ночи, - сказал он, вспомнив мигания, которые пробовал считать.

– А ощущали вы само течение времени?

– Как это?
– опять не понял Тимофей.

– Казалось ли вам, например, что время тянется медленно?

– Наоборот, казалось, что оно летит очень быстро...

– А вы не боялись?

– Чего?

– Что можете не проснуться.

– Нет... Я знал, что могу проснуться... когда захочу.

– Вот как?
– удивился профессор.
– И что же! Получилось?

– Получилось...

– Очень интересно...
– покачал головой Воротыло, задумчиво глядя на Тимофея.
– А вы не боялись, что вас... похоронят живым... или положат на анатомический стол?..

– А почему? Я же был живой.

– При летаргии это не всегда улавливается. Кроме того, врачи могли ошибиться. Бывали такие случаи.

– Ну-у, - испуганно протянул Тимофей и решил, что, ускоряя время, никогда больше не станет связываться с врачами.

Так они разговаривали подолгу, перескакивая с одной темы на другую. Мешал только прыщавый Игорь, который по-прежнему приходил со своей толстой тетрадью и продолжал "исповедовать" Тимофея. Ефим Францевич Воротыло быстро заметил, что при нем Тимофей стесняется отвечать на бесконечные вопросы молодого врача. Поэтому он вставал и уходил из палаты, как только Игорь появлялся. А Тимофей, оставаясь с Игорем наедине, продолжал плести ему свои небылицы.

Игорь, в конце концов, стал догадываться, что над ним потешаются. Он уже не записывал все подряд и начал возвращаться к записям, сделанным раньше, видимо, сопоставляя их со словами Тимофея. И когда Тимофей рассказал ему, что во время своего долгого сна видел другие планеты, и принялся объяснять, как там было, Игорь захлопнул тетрадь и, не глядя на Тимофея, сказал, что читал об этом... в "Стране багровых туч" братьев Стругацких. Тимофей не помнил, кто такие братья Стругацкие, однако смутился, потому что действительно рассказывал сейчас то, что вычитал в какой-то книжке. Игорь посидел немного, печально глядя в угол, потом встал и вышел из палаты. И после этого не появлялся несколько дней.

Впрочем, Тимофею скучать не пришлось... На другой день его навестили Вася и Тихон Терентьевич. Увидев двух посетителей сразу, Ефим Францевич Воротыло поспешно выскользнул из палаты.

– Здорово, Тим, - сказал Вася, подходя к кровати и протягивая руку Тимофею.
– Ну ты даешь! Полгода на бюллетене... А выглядишь вроде нормально.

– В месткоме поговаривают, тебя надо на инвалидность, заметил от двери Тихон Терентьевич.

– А вы проходите, садитесь, - пригласил Тимофей.

– Ничего, могем и постоять, - Тихон Терентьевич прислонился к косяку двери.

– Он заразиться боится, - подмигнул Вася, присаживаясь в ногах Тимофея.
– Я уж ему говорил - сонная болезнь - она не заразная.

– У меня никакая не сонная болезнь, - обиделся Тимофей. Летаргия. Сон такой.

– А какая разница?
– удивился Вася.

– Большая... Ну а что в институте нового?

– Что у нас может быть нового?
– развел руками Вася. Работаем... В чертежке понемногу нормы перевыполняем. Вспоминаем тебя...

– Суд решили на осень перенести, - вставил от двери Тихон Терентьевич.

– К тебе тут не пускали, - продолжал Вася.
– Я много раз справлялся. А вчера сказали - можно... Ты как себя чувствуешь-то? Когда думаешь выходить?

– Не знаю, - сказал Тимофей.

– Ну, к осени-то выпустят, - заверил Тихон Терентьевич.

– Может, выпустят, а может, и нет... Очень моя болезнь врачей заинтересовала.

– Тогда, значит, на инвалидность, - кивнул Тихон Терентьевич.

– А судить меня как же?
– поинтересовался Тимофей.
– Если меня, к примеру, из института попрут по инвалидности, как же с товарищеским судом?