Человек, который замедлял и ускорял время

Тихон Терентьевич озадаченно заморгал, видимо, не находя ответа.

– У нас отпуска начались, - продолжал рассказывать Вася.
– Сейчас многие в отпусках... Зойка тоже недавно в Крым уехала... Она часто в больницу ходила. Все справлялась о тебе.

– А Жорка?
– поинтересовался Тимофей.

– Ух, он на тебя злой, - Вася даже зажмурился, чтобы показать, как зол Жорка.
– Такое про тебя рассказывал, такое... Уж ребята и верить совсем перестали. И так он всем надоел со своими разговорами, что его в рабочий контроль выбрали. Теперь ходит всех проверяет.

– А к Зойке пристает?

– Нет... Она его так понесла на собрании... Он ее теперь боится.

– И правильно, - задумчиво сказал Тимофей.

Вася с недоумением посмотрел на него, потом встрепенулся:

– Знаешь, Тим, мы тебе яблок принесли, а внизу говорят нельзя... Ты на какой-то диете особой.

– А яблоки где?
– спросил Тимофей.

– Внизу в портфеле. Сказали, ни в коем случае...

– Жалко...

– У меня тут осталось одно в кармане, но не знаю как...

– Давай, - Тимофей протянул руку.

Вася заколебался, оглянулся на Тихона Терентьевича, но тот изучал распорядок дня, вывешенный на дверях палаты.

– Ну ладно, - сказал Вася.
– Бери. Только чтобы хуже не стало.

– Не будет, - заверил Тимофей, надкусывая яблоко, и тотчас спрятал его под одеяло, потому что в палату вошла сестра.

– Поговорили, - сказала она нараспев.
– Вот и хорошо... А теперь собирайтесь, гости дорогие. Этого больного утомлять нельзя.

– Поправляйся, Тим, - сказал Вася, подавая на прощанье руку.
– Я теперь буду заходить.

– Заходи, конечно.
– Тимофей подтянул Васю за руку поближе и шепнул: - Ты, вот что, в следующий раз колбасы мне принеси. Только внизу не показывай.

– А тебе можно?
– засомневался Вася.

– Мне все можно, - заверил Тимофей, - кроме того, что нельзя. А колбасу давно можно. Это я точно знаю...

Как только они ушли, возвратился профессор Воротыло.

– Товарищи с работы приходили?
– поинтересовался он, укладываясь на свою кровать.

– С работы.

– Это хорошо.

– А что к вам не заходят?
– спросил Тимофей.

Воротыло усмехнулся:

– Звонят иногда... Я, знаете, человек одинокий... Сварливый к тому же... Если придут с кафедры, начну расспрашивать, советовать, не дай бог, выругаю... А так: и им хорошо и мне спокойно...

Он продолжал улыбаться, но улыбка была печальная.

– А вы, значит, кафедрой заведуете?

– Заведую пока... Но уже недолго буду.

– А почему?

– Молодым надо дорогу уступать. У меня там вырос... один ученичок... Крайне ему не терпится место мое занять. А я вот ведь какой упрямый... И инфаркт меня не берет... Но придется уходить...

– А зачем? Вы же поправились.

– А затем, юноша, что хотелось бы еще несколько годков пожить. С жизнью ой как не хочется расставаться... Но давайте-ка лучше сменим пластинку... Вы мне вот что скажите: когда вы лежали в летаргическом сне, сны у вас были?

– Нет...

– Так... Значит, снов не было... Смену дней и ночей вы ощущали. И вам не казалось, что время тянется очень медленно.

– Нет, наоборот.

– Тогда, получается, что благодаря вашему состоянию вы как бы спрессовали время и перескочили из начала года прямо в его середину...

– Или ускорил течение времени, - сказал Тимофей и испугался, как бы эта магическая формула не сработала.

– Нет, слово ускорение тут не подходит, - возразил профессор.
– Время ускорить или замедлить нельзя. А вот сжать его, спрессовать, по-видимому, человек может. И ваш летаргический сон - одна из подобных возможностей, подсказанная самой природой... Есть и другие, - задумчиво продолжал он, например, анабиоз... И все это - возможные пути в будущее...
– Он вздохнул.
– Для желающих, конечно.

– Вы думаете, люди в будущем научатся управлять временем?

– Как управлять?

– Ускорять, замедлять, останавливать.

– Нет, это невозможно... Убежден, что невозможно...

– Даже и через тысячу лет?

– Даже и через десять тысяч. Время неуправляемо, юноша.

– Нет, тут я с вами не согласен, - решительно возразил Тимофей.

– Это почему же, позвольте спросить?

– Потому что я могу...

– Что можете?

– Ну, управлять... Немного... Замедлять или наоборот...

– Вы имеете в виду вашу летаргию. Но ведь она - выпадение из нормы. Болезнь, если угодно. Никто не знает, почему вы заснули. И дай бог, чтобы это не повторилось.

– Нет, я сам. Захотел... и заснул. Могу и опять.

– Чудеса изволите рассказывать... И знаете ли, хочу рекомендовать: врачам не надо об этом. А то они вас еще в психиатрическую клинику упрячут.

– Знаю...

– К сожалению, время не только неуправляемо, но и бесконечно загадочно, юноша. Может быть, именно в нем - главная загадка бытия... Вот, например, время в микромире. Что мы знаем о нем? Мы пытаемся измерить его долями нашей секунды. Но ведь это, строго говоря, абсурд. Там свое течение времени, своя длительность процессов. Ничтожные доли нашей секунды могут соответствовать тысячелетиям микромира... Или время в большом космосе. Мы тоже измеряем его земными мерами. А что такой земной час или год в окрестностях Веги, Арктура, в бесконечности межзвездных пространств?

Тимофей покачал головой:

– Я не про то, Ефим Францевич. Я про свое время, которое мне дано. Мне, к примеру, сейчас двадцать девять. Сколько еще проживу? Пусть столько же... Значит, до двухтысячного года.

– Больше проживете.

– Пусть до две тысячи десятого, если атомной войны не будет... А я в трехтысячные года хочу, и еще дальше - полный коммунизм посмотреть, как у И. Ефремова. Вы "Туманность Андромеды" читали?

– К сожалению, не успел. В моей науке сейчас столько фантастики, что на литературную уже и времени не остается.

– Вот видите, времени... Вашего, Ефим Францевич, а не того - в космосе или еще где. Для человека главное его время. И чтобы правильно им распорядиться. Одним словом - управлять. Вот я, к примеру, это могу...

– Да вы не волнуйтесь, Тимофей.

– А я и не волнуюсь... Вы мне не верите и зря. Хотите докажу? Вот вы новый журнал сейчас принесли. Я его и в руках не держал. Давайте какой хотите рассказ или повесть, за секунды прочитаю и все вам расскажу.

– Это вы так называемое быстрое чтение имеете в виду?