Человек, который замедлял и ускорял время

– Вот именно, - кивнул Лаврентий Иннокентьевич, - поэтому он и настаивал, чтобы работа была послана на заключение... в институт, где ее просто не смогут по-настоящему оценить.

– Алексей Иванович не зря сопротивляется...

– Еще бы...

Только теперь Тимофей, пораженный разговорчивостью преподавателей, понял наконец, в чем дело. Алексей Иванович - был тот самый доцент, который на одном из заседаний кафедры настаивал на приобретении новых приборов. Пожалуй, он держался более независимо, чем остальные преподаватели. К нему чаще чем к другим приходили студенты. Тимофей слышал, что он пишет или даже заканчивает докторскую диссертацию. Видимо, сегодня во время заседания кафедры состоялся разговор об этой диссертации.

На всякий случай Тимофей решил уточнить:

– Алексей Иванович там?
– спросил он у Лаврентия Иннокентьевича, указывая на дверь кабинета.

– Там, - кивнул тот.
– Третий час там... А вы все рисуете, молодой человек?

– Рисую.

– А зачем?

– Как зачем?

– Вы разве не думали, зачем нужны ваши красивые рисунки?

– Для студентов...

– Вот что! А я полагал, для украшения... коридорных стен.

– Но ведь это... учебный материал, - осторожно возразил Тимофей.
– Законы физики, формулы, графики...

– Так, по-вашему, студент и в перерывы должен физические законы изучать? Он курить хочет или, извините, в уборную... Вот если в туалете с умом развесить, пользы будет больше...

Тимофей смутился и покраснел.

– А вы, Тимофей, не расстраивайтесь, - сказал молодой преподаватель, который до сих пор сидел молча.
– Ваше дело не совсем бесполезное. Случается, что и смотрят на ваши плакаты...

– Когда опаздывают на лекции и слоняются по коридорам? спросил Лаврентий Иннокентьевич.

– Не только... Сегодня утром Петр Степанович ректора приводил, показывал ему, как теперь красиво в коридоре и на кафедре... Ректор улыбался весьма благосклонно.

– А вчера проректора по науке, - добавил Лаврентий Иннокентьевич.
– Позавчера еще одного. Так что польза есть, конечно.

Все рассмеялись.

– Неужели его все-таки утвердят?
– спросил кто-то.

– А неужели вы сомневаетесь?
– прозвучало в ответ.

И опять все рассмеялись. Но смех показался Тимофею невеселым.

– Не понимаю, - сказал преподаватель, начавший весь этот разговор.
– Решительно не могу понять, - повторил он, обводя взглядом присутствующих, - если он уверен, что совет его не забаллотирует, чего же он так навалился на Алексея Ивановича? Защита, утверждение ВАКом, утверждение в профессорском звании ведь это минимум три года. Алексей Иванович, даже если бы захотел, а я уверен, он и не захочет, три года не может быть конкурентоспособен.

– Вы воображаете, что наш шеф только на три года вперед планирует свою карьеру, - усмехнулся Лаврентий Иннокентьевич.
– Уверяю, у него уже запланировано, когда он станет заслуженным деятелем науки, когда членом-корреспондентом...

Снова все рассмеялись. На этот раз совсем невесело. В комнате стало тихо. Только гудели лампы дневного света под потолком, да из-за закрытой двери по-прежнему доносились голоса. Они стали заметно громче.

– А ведь там баталия не на шутку, - заметил один из доцентов.
– Может, зайдем на подмогу?..

– С ума сошел! Кому не известно, что шеф принимает нас только пооднночке? Сколько раз он говорил...

– Вот так и слопает поодиночке.

– Всех не слопает...

– Всех, конечно, нет... Кое-кого на свою сторону временно перетянет. Пока ему это нужно... Двоих-то уже нет... До начала учебного года ушли... По собственному желанию...

– Да, неважнецкие дела, - пробормотал Лаврентий Иннокентьевич и вдруг обернулся к Тимофею.
– А вы слышали, молодой человек, - сказал он очень серьезно, - у Клавдии Сергеевны инфаркт.

– Не может быть!
– вырвалось у Тимофея.

– Вот, все говорят - не может быть, - вздохнул собеседник.
– А тем не менее правда. Печальная правда... Наша лаборантка уже все глаза выплакала.

Клавдия Сергеевна была той самой преподавательницей, на которую вчера накричал "ио" и которая после этого разбила зеркальце.

В комнате опять воцарилась тишина. На этот раз надолго. Тимофей отложил фломастер. Не было сил продолжать работу.

– Ну я, пожалуй, пошел, - сказал Лаврентий Иннокентьевич поднимаясь.
– Если кто-нибудь дождется конца встречи, позвоните - какой счет...

Вскоре ушли еще двое. Остались только два молодых преподавателя, которые почти не принимали участия в разговоре. Один писал конспект, другой перебирал студенческие работы и прислушивался к тому, что происходило за дверью. Когда они остались втроем, он встал, подошел поближе к двери и, прислушиваясь, смущенно улыбнулся Тимофею. Вдруг за дверью раздался шум, что-то упало. Молодой преподаватель поспешно отскочил в угол к столу Тимофея.

Дверь распахнулась. На пороге появился Алексей Иванович, сравнительно молодой еще человек с очень правильными чертами лица и светлыми слегка вьющимися волосами. Он старался казаться спокойным, но руки его слегка дрожали, а по красивому лицу время от времени пробегала судорога.

Он неторопливо закрыл за собой дверь, оглядел присутствующих и попытался улыбнуться.

– Ну что?
– в один голос спросили оба преподавателя.

Алексей Иванович возвел глаза к потолку и покачал головой.

– Просто феноменальная сволочь, - сказал он возможно спокойнее.
– Вы не можете себе представить, что за сволочь... Я под конец не выдержал и напомнил, что это он довел Ефима Францевича до инфаркта... Так он хватил книгой о стол, завопил, что я хулиган, что он потребует привлечь меня к уголовной ответственности и так далее...

– А вы?

– Я? Завтра подам рапорт ректору об увольнении... по собственному желанию...

– А диссертация?

– Там видно будет... Он, оказывается, уже успел раззвонить, что моя диссертация чуть ли не плагиат, мысли там нашего покойного шефа, причем устаревшие...

– Этому же никто не поверит...

– Поверят, поверят... Можете не сомневаться. Разве вы наш совет не знаете? Если создать аромат скандальчика... Нет-нет. Я недооценивал его способности. Такой далеко пойдет, уверяю вас... Ну ладно... Поеду в больницу, узнать, как там Клавдия Сергеевна...

Едва Алексей Иванович успел выйти, дверь в кабинет шефа отворилась. Выглянул Петр Степанович, спокойный и невозмутимый.

– Зайдите, пожалуйста, ко мне, - сказал он молодому преподавателю, который все еще стоял возле чертежного стола Тимофея.
– А вы, - обратился он к другому, который торопливо запихивал в портфель книги, - тоже не уходите. Мне надо с вами побеседовать...