Человек находит себя

Но вот в какой-то неприметный просвет проглянуло меж облаков солнце. Лучи его упали на воду, и вода зажглась, засверкала, словно улыбнулась тебе: «Ну что ты зябнешь, что хмуришься? Смотри на меня, вот ведь я какая!» И ты уже улыбаешься, ты расстегиваешь пальто — тебе вдруг стало тепло. Оглядываешься вокруг — хочется поделиться с кем-нибудь неожиданной радостью, неожиданным светом. «Как хорошо!» — говоришь ты и жалеешь, что никого не оказалось рядом. А может, и есть кто-то? Может, это просто ты сам еще не решился высказать? Может быть. Но главное все же в том, что в тебе что-то переменилось, что ты знаешь: то же самое, что и ты, подумали сейчас все, кто вместе с тобою увидел этот радостный свет. И если даже вскоре снова спрячется на время солнце, ты не огорчишься, нет! Ты знаешь теперь: все равно оно здесь, рядом. Оно всегда было и всегда будет, и нет на земле сил, которые могли бы его погасить.

Осторожно пока, но уверенно входил художественный поток в жизнь фабрики. Кончалась смена, и повсюду только и слышалось: «Сколько дал сегодня художественный? Не слыхал, назначают туда еще кого?»

Илья Тимофеевич, обходя вечером цех, придирчиво оглядывал мебель и, теребя бородку, довольно приговаривал:

— Отрастают, видать, перышки-то… Вот она, слава-то наша. Полетит скоро!

2

— Алеша, можно вас на минутку? — позвала Валя проходившего мимо Алексея и остановила станок. — Не получается, вот смотрите. — Она показала испорченный брусок. — В четвертом шаблоне все время концы скалывает.

…Уже месяц работала Валя в цехе на карусельном станке, обучаясь искусству фрезеровщицы. Предложение, которое Алексей в шутку сделал Егорку Михайловичу, послужило Вале толчком, которого, вероятно, только и не хватало, чтобы решиться. Лишь одно сдерживало ее: «Вдруг Алеша не доверит мне?» Несколько дней Валя была в нерешительности; мучило сомнение. Наконец не выдержала и пошла к Тане посоветоваться.

— На твоем месте я решилась бы сразу, — сказала Таня. — Пиши заявление директору, Валя, и завтра же иди. Не ошибешься. Слышишь? Пиши.

Валя сказала: «Ой!» Потом несколько минут просидела молча, наконец торопливо и тоже молча пожала Тане руку и убежала домой. Через день она с душой, уходящей в пятки, понесла заявление Токареву. К ее удивлению, тот, не говоря ни слова, написал на уголке: «В отдел кадров: подобрать замену, оформить перевод». Через два дня Валя уже передавала библиотеку.

О намерении Вали перейти в цех Алексею сказала Таня. Вначале он удивился: «Как это она решилась?» И тут же подумал: получится ли? Тут ведь надо, чтобы и слесарный инструмент кое-когда в руках побывал… Но вспомнил о прошлогоднем разговоре с Валей, о ее признании и о том, как шла она тогда под дождем домой, словно онемевшая, безучастная ко всему. И чувство безотчетной вины перед нею остро кольнуло Алексея. «Может, решила в жизнь выходить по-настоящему, а я раздумываю… Не помочь в таком деле, все равно что гнать из жизни…» В тот же день он сказал Токареву:

— Там, я слыхал, Светлова на производство хочет, так я не возражаю сменщицей для себя обучить.

Токарев пожал плечами:

— Не слышал. Но не возражаю тоже. Надумает, пусть идет.

Этим и объяснялось неожиданное для Вали быстрое исполнение ее желания…

Работала она пока еще под наблюдением Алексея, но тот все чаще стал поручать ей самостоятельную работу. Иногда дело у нее не ладилось. Вот и сейчас…

Алексей повертел в руках брусок, который дала ему Валя, разглядел отколотый конец, покачал головой.

— По виду хитро, а по делу — пустяк, — сказал он, возвращая брусок. — Не глядя скажу: упорная колодка у цулаги ослабла, вот и все. Посмотри — и убедишься.

Валя потрогала колодку: та болталась под ослабевшей гайкой.

— Ясен вопрос? — улыбаясь, спросил Алексей.

— Как это я сама не догадалась, — растерянно проговорила Валя. — Месяц работаю, а все еще наполовину слепая.

— Привыкнешь, — успокоил Алексей и положил руку на карусельный стол, — если только… от любви к этому ко всему сюда пришла, от настоящей…

«От любви, Алешенька! От любви! — так и хотелось Вале крикнуть ему в ответ. — От самой настоящей!» Но Валя только утвердительно кивнула головой.

— Тогда, — продолжал Алексей, — обязательно привыкнешь. — И спросил: — Закрепить колодку?

— Нет-нет, Алеша, я сама! — поспешно доставая ключ, ответила она.

Алексей молча наблюдал. Потом протянул руку., — Ну-ка дай ключ… — Быстро проверил крепление, коротко сказал: — Хорош!

Валя включила станок… Начинались трудные дни. Привыкнув немного, Валя попросила Алексея, чтобы хоть разок доверил ей настроить станок самостоятельно. Алексей согласился. Но настройка не получилась. В этот день Валя почувствовала себя до того маленькой, до того беспомощной в этой новой для нее цеховой жизни, что на мгновение даже пожалела об оставленной библиотеке. Но только на мгновение.

«Если от настоящей любви… — вспомнила она слова Алексея, — если от настоящей…»

Старалась Валя изо всех сил. На работу приходила раньше всех, еще до гудка. Подбирала и подвозила к станку бруски, запасая их на целую смену. Смазывала станок. Приготовляла фрезы… Через неделю дело пошло лучше. После второй Валиной попытки настроить станок Алексей исправил не так уж много.

Практическую, по существу совершенно новую для нее, науку Валя усваивала быстро. Разрозненные обрывки знаний, которые вынесла она из института, часто помогали ей кое-что осмысливать, а иногда мимоходом даже «подбросить кусочек теории» и Алеше. Одно мучило Валю: она все еще не умела разбираться в бесчисленных капризах станка. Но Алексей упорно твердил: «Привыкнешь…»

С первых дней, оставаясь после смены, Валя прибирала и начисто обметала станок. Вначале делала это, чтобы доставить удовольствие Алексею. Но потом так привыкла видеть станок чистым и опрятным, что уже и не представляла его себе иным. Часто она обтирала станок и во время работы, пока Алексей проверял настройку или исправлял что-нибудь.

Вася Трефелов восторженно хлопал Алексея по плечу и говорил:

— Глянь-ка, Алеш, станок-то! Словно только сейчас из парикмахерской! — И всякий раз несколько высокопарно добавлял: — До чего все-таки не хватает подчас в нашем сумбурном хозяйстве заботливой женской руки! — И косился на Алексея.

Как-то Алексей отлучился на целых полдня. Валя все это время работала самостоятельно. Управляя станком, она с гордостью поглядывала на окружающих. После говорила Тане:

— Ты понимаешь, я не знаю, прочно это или нет, но у меня какое-то очень хорошее чувство. Я пошла к станку для себя, а сейчас мне кажется, что я уже не совсем принадлежу себе, как будто я — пусть еще маленькая, но уже фабричная частичка, верно. — Валя вдруг зажмурила глаза, снова открыла их, тряхнула головой и проговорила: — Ой, Танька! Родная ты моя! Неужели я тоже гожусь в человеки?

3

Ярцева, Шадрина и Алексея Соловьева выбрали делегатами на городскую партийную конференцию. Перед отъездом Алексей сказал Вале:

— Одна остаешься, с глазу на глаз с ним, — он похлопал ладошкой по чугунной станине станка. — Что заест, Ваську зови, он в курсе.

Заело на второй день.

Но ни станок, ни сама Валя не были тому виной; просто неожиданно вышел из строя один вертикальный фрезер. Стульному цеху угрожала остановка. Нужно было принимать меры.

Таня распорядилась перенести обработку верхних концов стульных ножек на карусельный фрезер. Работа была непривычная; Валя струсила, созналась, что у нее ничего не получится. Таня и Вася Трефелов вдвоем сделали всю настройку и полсмены не отходили от Вали. Наконец станок заработал как следует. Но дело подвигалось слишком медленно.