Человек с крестом

…Одной тетради не хватило. Мария Ильинична начала вторую. Наконец выписывать надоело.

Свои записи она кончила вопросом: видел ли вообще бога кто-нибудь? В евангелии от Иоанна в Новом завете говорилось: «Бога не видел никто никогда». И тут же она сделала выписку из Ветхого завета. Праотец Иаков утверждал: «Я видел бога лицом к лицу».

«Чушь и враки, — с возмущением писала она. — А я— дура, что верила всему. Бога видели — бога не видели. Ерунда! Все ерунда! И как я раньше всего этого не замечала?»

«…А может, действительно во всей этой путанице — козни дьявола? — Он ведь и на самом деле мог помешать переписчикам библии?.. Ох, если бы знать правду!»

Глава 4 …И родилось письмо в газету

Немало дней прошло, пока Мария Ильинична решилась снова заговорить с Прохановым.

Два дня она никуда не выходила. Душу ее сковало смятение. Она чувствовала, что чтение библии отнимает у нее веру в бога, ту веру, которая дала ей спокойствие.

У Марии Ильиничны слишком мало было радостей, чтобы она нашла в себе силы лишиться этого доброго спокойствия и ласкового внимания к себе.

Проханов купил пишущую машинку и пригласил из областного центра преподавателя, который за один месяц обучил Марию Ильиничну довольно сносно печатать на ней. Большой скорости, правда, она не достигла, но при усердии это дело поправимое.

— Молодец, Марьюшка. Ты просто клад. Я, право же… Вот что я придумал. Человек я, Марьюшка, бездетный, родных никого не осталось, так что родней тебя нет у меня никого на свете. Если не будешь противиться, построю тебе домик…

У Марии Ильиничны перехватило дыхание. Неужто это правда? У нее будет собственный угол? Нет, она не могла этому поверить.

— Ну, что… что ты на меня так смотришь? Человек я состоятельный, чего уж там кривить душой. Построить дом — для меня сущая пустяковина. Так что и условимся на том… Только вот где построить? — он задумчиво стал оглаживать седую бороду. — Здесь ли, в Петровске? А может, в областном городе? А если хочешь — в деревне. В тихом селе, где-нибудь у тихой речки, около лесочка… Ах, как это славно! И так хорошо для тебя!

Мария Ильинична бросилась К своему наставнику, приникла головой к его груди и заплакала тихими счастливыми слезами.

Он сначала стоял, боясь пошевелиться, а потом положил щеку на ее голову и стал тихонько гладить ее плечо.

За три с половиной месяца вольготной, сытой жизни она посвежела, помолодела и просто расцвела на глазах. Мария Ильинична много раз замечала, что священник любуется ею совсем не как дочерью и своей ученицей. И это ей нравилось, хотя ей и в голову не могло прийти что священник, в его возрасте, еще не равнодушен к женщинам. Ему, наверное, уже все шестьдесят, а может, и больше.

Долго они так стояли молча, думая каждый о своем.

— Ох, батюшка! Василий Григорьич! — она улыбнулась сквозь слезы. — Я даже поверить не могу, что не буду вечно жить у чужих людей. Признаюсь вам: очень мне было боязно уходить с завода. Мне ведь комнату обещали в новом доме. Осенью его построят.

— Глупенькая, я тебе не осенью, через два месяца поставлю дом. Хоть сейчас поедем нанимать плотников. У-меня есть на примете одна маленькая артель. Человек десять. Пьют напропалую, но делают добротно. Тысяч за тридцать, от силы тридцать пять они в деревне отстроят домище не хуже моего. Хочешь такой дом?

Мария Ильинична еще крепче прильнула к груди священника, и слезы брызнули из глаз ее с новой силой.

— Что ж ты плачешь? Говори, хочешь дом или нет?

— Хочу, Василий Григорьич. Вы же сами знаете, каково мне.

— Вот так бы и давно. — Проханов согнал улыбку с губ. — Кончай скорее Ветхий завет, и поедем с тобой в одно славное местечко. Речка, лес, железная дорога рядом, станция близко. Уж такое место — залюбуешься. Хуторок, правда, небольшой, но зато в пяти верстах от города. Нет, нет, не от Петровска. Хочу, Марьюшка, чтобы ты поближе от меня жила. Я-то в епархии буду. Здесь задержусь ненадолго, как-нибудь переберусь с божьей помощью и… — он запнулся, но тут же продолжал: — и там, голуба моя, с тобой рядком будем жить.

— А как же мне… — Мария Ильинична хотела спросить, как она может работать в маленьком хуторе и что станет делать, но не успела.

— Хочешь спросить, как ты можешь обставить дом? Не твоя забота. Все сделаю. Кое-что присмотрел в городе. Епископ приглашал меня в епархию, а я потом ходил по магазинам. Мебелишка, правда, дешевенькая, но я так прикинул: тысчонок за пятнадцать-двадцать кое-что достать можно. Ты уж не тревожься.

У Марии Ильиничны голова кружилась от этих цифр. Там тридцать, тут двадцать. Откуда у него столько денег? Даже страшно подумать.

Но выразить все это вслух она не могла — язык не поворачивался. И не верилось во все это. Чего это ради он станет на нее тратиться?

А Проханов будто подслушал ее мысли.

— Сомневаешься? Думаешь, обманывает, старый пень, соблазняет, а сам, когда до дела дойдет, в кусты упрячется? Так ведь, а?

Мария Ильинична кивнула головой, призналась:

— Не верю. И все-таки очень мне хорошо даже услышать об этом.

Неподдельная искренность Марии Ильиничны тронула Проханова. Он молча повернулся, устремился в библиотеку и через минуту возвратился с толстым свертком, обернутым хромовой кожей и перевязанным крепким шпагатом.

— Вот здесь, голуба моя, ровно на полсотни тысяч золотого займа. Не пугайся. Я не мальчик и шутить не люблю, раз уж сам начал разговор.

Он шагнул к Марии Ильиничне и протянул ей сверток.

— Бери, Марьюшка. И сама ими распорядись.

Мария Ильинична подняла руки, будто защищаясь от денег.

— Нет, нет! Что вы! Я не могу. Мне не нужно. Я с ума сойду от таких денег.

— И все же они твои.

— Не надо! Ради бога не надо! Я боюсь…

У Марии Ильиничны вдруг подломились колени, и она рухнула на пол. Она забилась в нервной дрожи, и с ней случился припадок. Когда она пришла в себя, Проханов сидел рядом на диване, улыбался и говорил:

— Успокойся, дитя мое. Я взволновал тебя. Не стану больше, прости меня бога ради. Но все же помни, Марьюшка, деньги твои. Недельки через две поедем к плотникам. Обязательно поедем. Ты уж доверься мне…

Обо всем этом Мария Ильинична Вспоминала, метаясь по комнате. Что делать? Как она может помогать отцу Василию, если теряет веру в бога? Евангелисты врут! Все ложь, это она чувствовала сердцем, понимала умом, проверила по священному писанию. Библия — это сказка для взрослых.

И что хотел от нее отец Василий? Какая ему помощь нужна? Почему он так долго заставляет читать священное писание? Попа из нее не сделаешь, в семинарию не пошлешь. Женщина же… Проповедницей сделать ее хочет? Что же она, по деревням должна ходить?