Человек, стрелявший ядом. История одного шпиона времен холодной войны
Шрифт:
В пятницу Вольфганг Шпанн, помощник профессора Лавеса, при осмотре мозга покойного уловил слабый запах миндаля. Дальнейшие поиски выявили следы цианида в желудке (по той причине, что киллер выстрелил ядом из обоих стволов). Осколков капсулы не нашли, а того цианида, что оставался во внутренних органах, для летального исхода не хватило бы. С другой стороны, цианид явно попал каким-то образом в пищевод и стал самое меньшее одной из причин смерти. Полиция решила обнародовать факт отравления, не вдаваясь в подробности. Окончательного заключения о том, откуда происходил яд, обнаруженный в желудке Бандеры, ждать было еще долго. В тот же день новость передали международные агентства, включая Reuters. Немецкие газеты последовали за ними 20 октября, в день похорон вождя ОУН 71 .
71
Московські
Известие о гибели от яда поразило как удар грома не только веривших в инсульт или нечто подобное, но и людей из окружения Бандеры, которые с самого начала заподозрили покушение. Отравление цианидом без каких-либо признаков насилия указывало скорее на самоубийство, чем на происки врагов, – но бандеровцам покойный вождь нужен был в роли мученика украинской идеи, а не того, кто наложил на себя руки, не находя сил жить дальше. Тем не менее именно суицид считали самой правдоподобной версией и в полиции, и в Институте судебной медицины. Профессор Лавес в ней уже почти не сомневался. Он рассказал фрау Попель (теперь уже фрау Бандере) и знакомым ее покойного супруга, что проводил вскрытие семи или восьми трупов покончивших с собой «борцов за свободу». Имея подобный опыт, он утверждал, что борцы эти испытывают постоянный стресс и поэтому нередко сами уходят из жизни.
Опыт Вольфганг Лавес и впрямь накопил немалый, хотя касался тот главным образом заурядных самоубийц, а не «борцов за свободу». Среди его «пациентов» был сам Гитлер – он пустил себе пулю в лоб 30 апреля 1945 года. Теперь профессор пояснял убитой горем вдове, что для такого человека, как Степан Бандера, самоубийство – приемлемый выход из трудного положения. «Борец за свободу» вполне способен покончить с собой, если враг создает для него нестерпимые условия путем психологического давления, шантажа или угроз его родным и близким. Если что-то из перечисленного (или все сразу) происходило на самом деле, Бандера мог решить, что ему остается лишь принять яд.
Лавес заключил, что цианистый калий был принят перорально самое раннее за три часа до смерти. Но Ярослава Бандера и члены верхушки ЗЧ ОУН и далее отвергали версию о суициде, ссылаясь на характер покойного. Профессор вышел из себя. «Кто же его убил? Призрак?» – спросил он украинцев не без снисходительности. Тогда ему казалось, что дело раскрыто 72 .
Глава 11
Похороны
На церемонии предания земле тела Степана Бандеры ожидались десятки, если не сотни националистов из разных частей света. Поэтому сотрудники мюнхенской полиции и федеральной контрразведки приняли меры по охране траурного шествия и самих похорон. Они понимали, что коммунистические режимы из-за железного занавеса могут устроить теракт против борцов за свободу именно тех народов, что им подвластны.
72
Судовий процес проти Богдана Сташинського // Московські вбивці, с. 249; M"unchner Merkur. 1959, Oktober 20; Московські вбивці, с. 26; Rossoli'nski-Liebe. Stepan Bandera, p. 349.
20 октября выдалось холодным и мрачным. После обеда за деревьями на кладбище Вальдфридхоф (этакий сад безмятежного покоя, разбитый в начале XX века) укрылось несколько сот полицейских в штатском. Некоторые снимали происходящее на фото- и видеокамеры. Компанию им составили гости с Востока – главным образом из ГДР, но также и Советского Союза. Кроме дипломатов и журналистов, на похороны пришли руководители украинского народного хора – он как раз приехал из Киева в Мюнхен на гастроли. Бандеровцы косо смотрели на советских украинцев, подозревая, что убийца мог проникнуть в Западную Германию под таким прикрытием.
На погребение Бандеры собралось около двух тысяч человек. Похороны были под стать первому лицу государства, хоть покойный и возглавлял тех, кто государства не имел. Во главе процессии выступал мужчина средних лет с большим крестом в руках, за ним – множество священников и церковный хор. Далее следовали знаменосцы с сине-желтыми флагами Украины и красно-черными – бандеровской ОУН. Следом шестеро скорбящих торжественно несли две небольшие урны на красных подушечках. В одной хранилась украинская земля, в другой – вода из Черного моря, символы, очевидные большинству собравшихся: Бандера сражался и погиб не только за независимость Украины,
но и за то, чтобы ее территория простиралась от его родных Карпат до далеких южных степей. Соленую воду в урну налили в Турции – единственной стране на Черном море, не отрезанной от западного мира железным занавесом 73 .73
David Irving. The Secret Diaries of Hitler’s Doctor. London, 2005, p. 108, 119, 138, 242–243, 247, 269, 280; Gilbert Shama. Pilzkrieg: The German Wartime Quest for Penicillin // Microbiology Today. August 2003. Vol. 30, p. 120–123; Московські вбивці, с. 34–36.
Дубовый гроб с телом покойного несли шестеро его близких друзей – ровесники и старые соратники по националистическому подполью. За гробом шли вдова и трое детей. Когда процессия достигла места погребения, первым слово взял грекокатолический священник, который сам не так давно покинул Западную Украину: «Тернистым был жизненный путь блаженной памяти Степана Бандеры – едва ли не четверть своей взрослой жизни он пребывал в тюрьмах и концентрационных лагерях иноземных государств, что пытались поработить нашу родину».
Попрощаться с Бандерой пришли не только украинцы. Корреспондент Frankfurter Allgemeine Zeitung писал о тех, кого там видел: «Кавказцы, грузины и белорусы, венгры и литовцы – калейдоскоп восточной эмиграции». Некоторые из них, особенно приверженцы левой идеологии, резко критиковали политику Бандеры, пока он был жив. Но несмотря на разногласия, они выразили солидарность с недавним оппонентом, ведь всем угрожала опасность и почти каждого мучил вопрос: кто следующий? «Убийство просто витало в воздухе», – утверждал журналист другого немецкого издания, Das Gr"une Blatt 74 .
74
Московські вбивці, с. 471–475.
События 15 октября не только стали тяжелым ударом для сторонников Бандеры – как в плане личном, так и в политическом, – но и раскрыли мрачную правду: охрана лидеров украинских националистов никуда не годится. Телохранителей покойного обвинили в провале. После заброски Мирона Матвиейко на Украину в мае 1951 года Службой безопасности ЗЧ ОУН командовали Иван Кашуба, второй после вождя человек в организации, и начальник разведки Степан Мудрык. Оба должны были неплохо знать уловки КГБ. Впрочем, они упрекали самого Бандеру. Мудрык признавался германской полиции: «Мои предостережения не всегда учитывали, и я могу только сказать, что мой шеф вел себя весьма легкомысленно. Послушай он меня, и, думаю, до такого дело не дошло бы».
Нельзя сказать, что Кашуба с Мудрыком наговаривали на шефа. Преуспев в начале 30-х годов в деле превращения нелегальной сети ОУН в террористическую структуру, Бандера считал, что уберечь себя может и сам. Годами прячась от карательных органов, он привык к риску – настолько, что, когда жил в деревне под Мюнхеном, во время поездок в город нередко подвозил незнакомцев. Вождь не только отмахивался от рекомендаций подчиненной ему Службы безопасности, но и открыто пренебрегал телохранителями, из-за чего те не раз уходили с должности и вообще покидали ОУН. Бандера в итоге взял свою охрану полностью в собственные руки. Осенью 1959 года в ней служил только один человек – телохранитель, шофер и курьер Василь Ниновский, который в рядах УПА воевал против СССР на западе Украины 75 .
75
Московські вбивці, с. 27, 471–473, 481, 487–488; Memorandum for the Record, November 18, 1959, Subject: Contact with AECASSOWARY 2 [Mykola Lebed] on October 22 and 23, 1959, 1, Aerodynamic: Contact Reports, vol. 44, f. 2, NARA, RG 263, E ZZ-19, B 23.
За две недели до теракта Служба безопасности ЗЧ ОУН получила тревожные вести, вынудившие Бандеру задуматься над усилением охраны и даже сменой псевдонима. Он жил под именем Стефана Попеля далеко не первый год. 2 октября 1959 года начальник разведки Мудрык позвонил шефу из Дюссельдорфа, куда ездил по делу, и потребовал третьего утром созвать экстренное совещание руководства – к тому времени он уже вернулся бы в Мюнхен. Новости, которые он хотел передать соратникам, так его взволновали, что он почти не сомкнул глаз в купе ночного поезда.