Человек

— Не знаю, и знать не хочу, — отвечал я и лез к ней под кофточку.

— А ты послушай, интересно. У мышки-норушки всего полграмма. У кошки тридцать грамм.

— Пропустила свою любимую лягушку-квакушку. Хотя я и забыл. Голову-то вы ей топориком, как бунтовщику.

— Нет. По другой причине пропустила. Она не млекопитающая.

— Это, что же получается? — картинно возмущался я. — Как лапы в кислоту окунать и брюхо вспарывать, она, значит, годится. А, как мозг взвешивать, так увольте, цветом кожи не вышла, молока не пила в нежном возрасте. А кто ей предлагал? Хорошо. Давай дальше.

— У собаки сто тридцать грамм.

— На сто грамм больше, чем у кошки, а поймать ее не может.

— У шимпанзе грамм триста-четыреста.

— Я всегда так говорю продавщице, когда сыр покупаю: «Взвесьте грамм триста-четыреста». Теперь или от сыра откажусь, или всякий раз шимпанзе вспоминать при этом буду.

— У лошади шестьсот. У слона пять килограммов, а у человека полтора. Это средние цифры.

— Ну, надо же, как интересно!

— Не смейся. Знаешь, сколько у человека хромосом?

— Не знаю.

— Двадцать три пары.

— Ты про хромосомы, как про обувь. На нашем складе осталось двадцать три пары. Всего, значит, в человеке сорок шесть?

— Нет. Не сорок шесть. А двадцать три. Хромосомы не обувь, но держатся парами. Всего двадцать три пары.

— Как же это интересно!

— Не паясничай.

— А ты вот мне на такой вопрос ответь. Почему, как только начнут мышей и кошек перебирать, то обязательно до человека доберутся? Это что, родственники наши дальние? А может, ближние?

— Потому, что человек по систематике шведского натуралиста и естествоиспытателя Линнея, включен в класс млекопитающих, отряд приматов. А вот почему ученый определил человеку такое место в системе органического мира, ответишь ты.

— Потому, что безбожник и дарвинист.

— Нет. Дай другой ответ и свой ответ обоснуй.

— Вот, как выучишься на учителя, тогда и будешь меня мучить, спрашивать.

— Ну, пожалуйста. Ну, еще пару вопросов. Сейчас родители уснут, и мы пойдем домой.

— Хорошо. Только задавай нормальные вопросы.

— О чем свидетельствует сходство человека с животными?

— О том, что он такая же скотина, но только в одежде и с паспортом за пазухой.

— Каково положение современного человека, как биологического вида, в системе животного мира?

— Изгнан. Отовсюду с позором, и загнан слабостью своей и нерадением в резервации под названием города. В которых жизни нет, где только вонь, асфальт и камень. Где даже неба не видно. Да. Это так. Не способен человек жить в системе животного мира. Ему теплая уборная нужна. Просто необходима. Унитаз современному человеку дороже родины, матери и отца. Дороже живого и неживого мира. Человек душу дьяволу продаст за толчок.

— О себе говоришь?

— А о ком же? О себе в первую очередь. Хотя все мы такие — современные человеки. О, горе нам!

— Успокойся. Держи кружок миндальный.

И шутки у Ярославы тоже все были биологические.

— Ты катался когда-нибудь на нильской лошадке? — серьезно спрашивала она. — Говорят, очень резвая.

— На разных катался, — отвечал я, не подозревая подвоха. — Возможно, что и на нильской.

Ярослава хохотала.

— Это бегемот. Гиппопотама называют нильской лошадкой.

— А чего ты смеешься? Возможно, и на бегемоте катался. Не помню.

Я к тому так долго и нудно про ее биологию — зоологию, что в конце концов надоела. И ее биология с зоологией, и сама Ярослава.

Я вам вскользь, вкратце описал только одну нашу прогулку, один вечер. А представьте себя на моем месте и весь этот животный мир, всех этих лягушек с удаленным мозгом, преследовавших меня изо дня в день, в течении целого года. Стало тошно. Себя почувствовал лягушкой, которую препарировали, опустили в кислоту и дергают за лапы.

Эта биология — зоология, вытеснила из меня не только любовь к Ярославе, но и физиологию, то есть примитивное влечение мужчины к женщине. Грубо говоря, опостылела.

А как все хорошо начиналось.

2001 г.

Утешения

В общежитии швейной фабрики были поминки. Сорокалетняя, бездетная, Антонина Кобелева, в расцвете лет осталась вдовой.

Когда все разошлись, и она на кухне перемывала посуду, нервы не выдержали. Тоня стала голосить:

— Что же, девки, мне делать? Как же мне теперь жить? Где найти мужика в мои годы? Помогите. Найдите мужика. Одна пропаду, зачахну без ласки. Мой-то не пил, в дом друзей не водил, все силы мне отдавал. Избаловал интимностью. Ой, пропаду я, засохну.

— Не стони, Тонька. Стоном делу не поможещь, — возвысила голос кладовщица Степановна. — Пойдешь завтреть с утра в мястком, скажешь, так, мол и так. Постле эдакого встресса, схоронить живого мужа, я нуждаюсь поправить здоровье лечением. Дайте бесплатную путевку в дом отдыха, а не то и в санаторию курортного типа.

— Кой черт мне санатория?

— Не вой, говорю. Возьмешь путевку за смерть мужа, платье новое в чемоданы и тудысь. А там энтова добра, мужиков ахочих, хоть пруд пруди. Наташа Козырева прошлым годом ездила, так чего только не рассказывала. На ней, на голой, мужики в карты играли, и забавляли, как только могли. Говорит, четверо одновременно веселили.

— Это, как же? — удивилась Кобелева.

— Ужо, и позабыла. Мне-то на что? На то тебе и дома отдыха, чтобы подобными вещами заниматься. Только и запомнила, что «вертолетом» называлась эта забава. Наташка вернулась шибко довольная. Отдохнула, говорит, за семерых. И тебя там утешат. Уж, чего-чего, может, лекарствов нет, может, кормить будут плохо, но по линии мужеской ласки, не переживай. Этим добром наешься.

— Да, что ты, Степановна, городишь, — возмутилась женщина по фамилии Гробарь. — Ей сейчас о девятинах думать надо, а там и сорок дней не за горами. Ей в Храм ходить надо, молиться, а не на пупе в доме отдыха вертеться. Это Антонина, у тебя нервное. Это пройдет. Ты на сон валерьянки выпей. Удумали, мужа в могилу, а сама в курорт.

Да, что она проститутка что ль, какая, Наташке Козыревой чета? Той и без домов отдыха проходу нет. К той и в дверь и в окна ухажеры лазают, тут не то совсем. Не поняли вы ее. Тоня, не о том совсем говорила, ей внимания мужского надо, человека рядом с собой. Понимающего, пожилого. Время пройдет, я тебя познакомлю с одним. У него жена умерла по болезни, он хоть и в возрасте, но обеспеченный, пропишет к себе, поможет. За ним будешь, как за каменной стеной.