ЧЕЛОВЕК

За размышлениями Скоков не заметил, как с ним заговорил не вымышленный, а что ни на есть настоящий Матыгин, которому в эту ночь тоже не спалось.

– Чем я от тебя отличаюсь?
– тихо спросил он.

– Вы, Харлампий Харитонович, авторитетный вор, а я молодой, начинающий, - испуганный столь неожиданным появлением своего давешнего собеседника, ответил Скоков.

– Нет, Стёпка, я не об этом. Говоришь, что любишь воровать? Это не хорошо. Действительно, похоже на болезнь. Смотри, не стань в лагере крысой. У тебя и так всё будет, но ты из-за этой болезненной привычки можешь начать лазить по тумбочкам. За это сразу лопатой голову отрубят. Это тебе моё предостережение. Я же от тебя, как раз, тем и отличаюсь, что воровать не любил, не хотел и более того, мне делать это было противно. А воровать стал из-за нужды, да и окружение заставило, не оставив выбора. Родился я в тюрьме, за колючкой, и рос среди воров. Мать замёрзла на этапе, отец погиб в сучьей войне. Жизнь была тяжёлая, послевоенная, очистки картофельные и те за счастье было поесть. Я потом в лагерях многого насмотрелся, ели при мне от голода и мышей живьём и тараканов, но всё одно с той нуждой, с тем голодом послевоенным ничто не сравниться. Тётка в очереди за хлебом стояла, а дома, у меня на руках, брат от голода умирал и всё просил «хлебушка». Я побежал, сказал, что он доходит, тётку без очереди пропустили карточки отоварить, но не успела. Так и не дождался он нас, братишка Юра. Так-то вот. Ты, Степан, как отсидишь свой срок, давай, больше не воруй. Иди, лечись, устраивайся на завод и обязательно женись. Пойдёшь в церковь, помолишься, покаешься, и Бог тебя простит. Даст сладкие слёзы раскаяния, и станешь ты жить счастливо. Жить так, как живут сотни тысяч других, трудом рук своих, поливая потом святую русскую землю. А мне уже всё, поздно. Жизнь зря прошла. Пропала жизнь впустую. Родятся дети, ты их не бей, не кричи на них. Воспитывай в любви. Жене помогай. А за меня, как выйдешь, если не забудешь, в Храме свечку поставь.

Долго в ту ночь не мог заснуть Скоков, ворочался с боку на бок, обдумывая последние слова сказанные Харлампием Харитоновичем. Не спал и Матыгин, нервно куря одну папиросу за другой, вспоминая юность, того старого вора на пересылке, который предостерегал его, Харламку, от соблазнов жизни воровской.

Солгал он сегодня Степану, что не было выбора. Всегда, сколько помнил себя, стоял он на перекрёстке двух дорог и всегда-то, по привычке ли или по слабости сворачивал на знакомую, проторенную. Хотел, очень хотел, но не получалось начать новую, честную жизнь, не смог завязать. Какая она будет, жизнь у Стёпки, те ли слова он нашёл для убеждения, да и мог ли он, всей своей жизнью утверждавший обратное, наставить мальчишку на праведный путь. Вот что мучило воровского авторитета на заре нарождающегося дня. И, пока эти терзания не оставляли его, он верил, он надеялся на то, что представится и ему ещё одна возможность для выбора, которую - то он не упустит.

25.02. 2000г.

Поезд мечты

Летом, ближе к отпуску, все поезда идут на Юг. Согласитесь, хорошо куда-нибудь ехать на поезде. Ещё лучше если не куда-нибудь, а в тёплые края. В вагоне суета, кто-то ест курицу, кто-то ходит по вагону. Продают газеты и шоколад. Взволнованная проводница разносит чай, держа по пять стаканов в подстаканниках, в каждой руке.

И прекрасная попутчица по имени Галя смотрит ласково. Ей весело, ей интересно жить. Мы молоды, нам нет преград ни в море, ни на суше. Мы улыбаемся, глядя на отягощённых заботами людей, впереди у нас приключения.

За окнами проносятся полустанки. На станциях, где поезд останавливается, предлагают варёных раков и кукурузу. И много новых запахов, людей, ощущений.

Совсем недавно мы были с Галей незнакомы. А теперь я сижу рядом, пью пиво, ем раков и слушаю её. А она, отламывая маленькие кусочки от шоколадки, подаренной мной, рассказывает интимные подробности своей жизни.

Никакому духовнику не исповедуются с такой охотой, как незнакомому человеку, попутчику. При других обстоятельствах я бы встречался с ней месяц и вынужден был бы водить её в театры и рестораны, прежде чем она позволила бы взять себя за руку, но в дороге, в поезде, всё происходит стремительно.

Не прошло и часа, как заплакала она на моём плече в тамбуре, куда мы вышли покурить. Стала уверять, что мечтала обо мне, нескладном, нелепом, но уже таком дорогом. И чувства её были искренни. Как это объяснить? Чем? Не возьмусь, не в силах.

Пусть учёные умы, психологи, чей мозг затвердел от перечтений Юнга и Фрейда, ломают над этим головы. А мы целовались, не обращая внимания на шмыгающих туда-сюда пассажиров, и не было в ту минуту на земле никого счастливее нас.

Что это за прелесть, железные дороги! Кто их выдумал? Был бы я поэт, какие бы я строки посвятил перестуку колёс, чайной ложечке дребезжащей в пустом стакане, прелестной попутчице. Это колдовство! Это магия!

И не надо продолжения. Продолжение всё испортит. На тёплом Юге будут новые встречи, новые страсти, новая любовь. Вернёшься в Москву, встретит скверный дождь или же снег, величественно падающий хлопьями - всё уже не то. Закружат дела, замучают заботы, не останется времени даже для того чтобы улыбнуться. Тем более на то, чтобы заводить романы. Нет, Москва осенью не для романов, не для нежных чувств. На каждом шагу суета, колкий взгляд, гримаса усталости.

Только Юг с его неспешностью, мягкостью, сладким ветром, подлечивает раненую душу. Только там уставшее, закрепощённое тело отдохнёт и расслабится. Не жалейте денег на отдых! Весь год в холодных московских квартирах вас будут согревать тёплые воспоминания.

И не только вас, но и ваших друзей, мечтающих, страдающих, но так и не получивших того, что получили вы.

Их «Поезд мечты» безвозвратно ушёл, а у вас всё впереди.

До следующего лета

7.09.2000 г.

Показалось

Весной это было. Зашёл Михаил Обиходов в Зоологический музей. Походил у касс, посмотрел картину, на которой два белых медведя рычали над умерщвленным ими же морским котиком. Окинул взглядом гардероб, скамейки стоящие у стен - и всё не мог сообразить, за каким лешим его туда занесло.

В музее было много детей. Они бегали, кричали, смеялись, вели себя так, точно пришли на новогоднюю ёлку. Обиходову захотелось вместе с ними бродить по залам, смеяться, кричать, но он вовремя вспомнил, что под курткой, которую придётся сдавать в гардероб, не свежая рубашка, с разводами от пота. Ему бы выйти из музея и идти своей дорогой. Туда, куда он шёл, на Тверской бульвар, фланировать после обеда. Он же всё слонялся по предбаннику Зоологического музея, словно на что-то надеясь и чего-то ожидая.

Ждал и дождался. Заметил сидевшую на скамейке девушку с инвалидной палочкой в руках. Поймав на себе его пристальный взгляд, девушка покраснела. Михаил тотчас влюбился. Представил её тяжёлую жизнь, страдания и муки. Принял решение подойти, познакомиться, а если получится, то сразу же и объясниться. Решил всё это сделать сразу же, как только оденутся и отойдут маячившие перед ней люди.

«Сейчас подойду и представлюсь, - размышлял он, - или лучше извинюсь и присяду. С чего бы начать? Как заговорить с такой молодой, но уже так много пострадавшей?». Он терялся в догадках. «Необыкновенная! Любимая!» - Кричало сердце из груди. Но, вдруг… Что это? Девушка встала и отдала инвалидную палочку старушке. «А-а, понял, - твердил про себя Обиходов, - стесняется, хорошая моя, хочет понравиться, а у самой больные ножки. Без палки то, наверное, как тяжело».

Он рассматривал её ноги и всё более убеждал себя в том, что они хоть и молодые, стройные, но непременно больные. Однако девушка на больных ногах ходила очень бойко. Старушка же, принявшая от неё палочку, напротив, еле передвигалась, из чего выходило, что больные ноги, конечно, у неё.

Михаил отказывался верить собственным глазам. Он не желал такого простого разрешения своей любовной страсти. Здоровую отчего-то любить не хотелось. Здоровая, не заслуживала его страстной любви.

Сомнений быть не могло, девушка взяла бабушкину палку на время, пока та надевала пальто и сделала это конечно произвольно и никак не умышленно.

– Вот тебе и - на!
– Сказал Обиходов, выходя из музея, и направляясь в сторону Тверского бульвара.
– Как, однако ж, быстро любовь проходит.

1995 г.

Помог

Муж с женой Смекалкины, собираясь в гости, толкались в прихожей.

– Его, не сегодня-завтра, отчислят, - кричала Нина Васильевна, впопыхах накидывая на себя плащ. – С таким трудом его в этот математический лицей устроила. А у него уже четыре двойки по главному предмету. В лучшем случае разрешат перевестись, а то просто вышвырнут с позором.