Чем звезды обязаны ночи

Гнев разрывает мне внутренности. Суазик всего лишь инструмент мести, но как это доказать? И как Камилла, моя самая верная союзница, могла свидетельствовать против меня? Мэтр Муано все пустил в ход, чтобы помочь мне. Чтобы обличить чудовищную махинацию, которая меня изничтожала. Но, по его собственному признанию, до победы было далеко.

Мне не хватает воздуха. Сую руку в карман фартука в поиске своих таблеток. Пейо меня удерживает.

– Брось ты эту гадость.

Я трясу головой. К глазам подступают слезы.

– Лиз, послушай меня. Ты оправишься. И станешь сражаться. Что бы ни случилось, я буду на твоей стороне.

Рыдания пульсируют у меня в горле и мешают говорить. Да и в любом случае я не могу найти верных слов. Я привыкла добиваться всего в одиночку. Сражаться против целой армии. Его присутствие, участливость, поддержка – к этому я не готова.

Внезапно с кухни доносится тревожный звонок. Пейо встает и протягивает мне руку.

– Барашек зовет нас. Идем пробовать.

Бальтазар

Только не подумайте, что я герой. Из тех рыцарей с большим сердцем, что готовы бросаться на защиту вдов и сирот. Жермена была исключением. Я никогда не проигрывал – или только когда сам того хотел. И любой, севший за мой стол, рисковал быть раздетым до нитки. Сама жизнь превратила молодого неопытного игрока, каким я начинал, в беспринципного бандита. Исчезновение Роми и потеря дочери сделали меня злобным существом. И мои тогдашние знакомства этому только способствовали.

Карточные партии давали мне возможность быть в курсе изнанки многих дел, открывали доступ в общество влиятельных, хотя и не всегда самых порядочных особ и подкидывали на мою дорогу простаков, уверенных в собственной везучести. Моя техника была проста: я давал им выиграть, они поднимали ставку и, словно по волшебству, начинали проигрывать, пока не оставляли за столом последнюю рубашку. Сценарий был неизменен. И победа гарантирована.

Тот простак выглядел паршиво. Круги под глазами, плохо выбрит, мятая одежда; его пригласил один из головорезов, деливших со мной стол. Молодой человек – лет тридцати или немногим больше – явно был не из завсегдатаев. Светлые глаза, каштановые волосы, какая-то надломленность в повадке, впрочем, не представлявшая никакой опасности. Мальчик-хорист, заблудившийся в аду. Здесь играли по-крупному. А влезать в долги было себе дороже.

За нашим столом сидело трое закоренелых «ветеранов», старая гвардия, которых я знал, поскольку не раз сталкивался с их угрозами, а то и кулаками. Они терпели меня, так как иногда я соглашался проиграть, чтобы остаться в их кругу. Разговоры были излишни. Нам и пяти минут хватило, чтобы понять: эта партия заранее наша.

Как было уговорено, первые три круга мы ставок не повышали. Наш новый товарищ опрокидывал стаканчик виски за каждую свою победу. И пусть его медвежье телосложение давало ему преимущество, но он не мог устоять перед соблазном выигрыша. Едва пробило полночь, а он уже был на крючке. Я не дал бы ему и двух часов, пока он отправится восвояси без гроша, убежденный в том, что проворонил удачу. «А ведь все так хорошо начиналось!» – скажет он себе, удивляясь неожиданному провалу.

Однако что-то с ним было не так. Этот парень пришел не играть. Он пришел, чтобы его общипали. За всю свою карьеру я ничего подобного не видел. Проблемой были не деньги. Проблемой был он сам. С первого взгляда становилось понятно, что самое дорогое он уже потерял.

Ладно, неважно. Мы продолжили игру. Он неплохо держался. Его застывшее лицо было непроницаемо. Он особо не разговаривал и довольно талантливо блефовал. Но ничего не помогало. Одна проигранная сдача, за ней другая, и счастье ему изменило. Мой сосед выложил на стол флеш, уничтожив все надежды нашей жертвы выбраться из переделки целым.

– Вы смухлевали! – вдруг закричал он.

Словно ничего не услышав, второй протянул руку к зеленому сукну, чтобы забрать выигрыш.

– Друг мой, не уметь играть – твое право, но надо уметь проигрывать!

– Поганый прыщ!

Он ударил неожиданно. Прямой правой в челюсть. Старый мошенник рухнул на стол, и жетоны, карты, банкноты – все разлетелось в разные стороны. Наши приятели вскочили. Схватили парня за горло. В полутьме блеснуло лезвие ножа.

Было ли дело в его полном тоски взгляде, в котором я прочел печаль более глубокую, чем моя собственная? Или что-то еще, звучащее в унисон с моей болью? Не знаю. Как бы то ни было, я сказал:

– Оставьте его. Он понял. Ты ведь понял, приятель?

С этими словами я достал из кармана пачку купюр и бросил ее на стол, а потом подтолкнул его к выходу.

– Почему вы это сделали? – спросил он, не разжимая кулаков, когда оказался снаружи.

Я прикурил сигарету, предложил другую ему. Он отказался.

– Те парни готовы были тебя прикончить.

– Вам-то откуда знать? – спросил он, как выплюнул.

– Я один из них.

Мы зашагали в ночи. Улицы были пустынны. Когда мы дошли до окраины города, парень успокоился. Гнев на его лице снова сменился печалью. Перед нами расстилался широкий пляж. Луна. Какая-то парочка миловалась, лежа на песке. Слышался смех. Он вздохнул. Я не смел ни о чем расспрашивать, опасаясь, что его демоны разбудят моих.

– Спасибо, что выручили, – сказал он, не отводя взгляда от горизонта.

Он сунул руку в карман куртки и добавил:

– Вот, возьмите.

Он протянул мне связку ключей. От машины, насколько я мог судить. Я подумал о Жермене. Многовато ключей для одного человека. Я покачал головой.

– Мне это не нужно.

– Больше у меня ничего нет.

У него был смущенный вид. Я был тронут, но решил этого не показывать.

– Тачка припаркована вон там, – сказал он.

Учитывая внешний вид парня, его слишком широкие штаны, грязные башмаки, мятую рубашку, к такому я был совсем не готов: перед нами стояло истинное сокровище. Шедевр. Болид-купе, какие я видел только в фильмах. «Понтиак» мечты. Хромированные детали. Немереные бампера. Если бы у меня была такая тачка, может, Роми осталась бы?

Парень забрал из салона рюкзак и попрощался. Я все еще пребывал в шоке, загипнотизированный прекрасной породистой американкой и ее головокружительным видом. Потом забрался внутрь. Гладкость белой кожи под ладонью. Вибрация мотора, стоило мне повернуть ключ.

Когда я его нашел, он лежал на скамейке и, закинув руки под затылок, смотрел на звезды. Я опустил стекло.

– Руль! – закричал я. – Почему он справа?

Он не ответил.

– Давай забирайся! – бросил я.

В ту ночь я предоставил ему свой диван. В обмен он должен был все мне рассказать. Он пожал плечами и спросил, где здесь кухня. Потом, с полотенцем на плече, парень с грустными глазами заговорил.

36

Пейо в восхищении откладывает вилку.

– Шеф Клермон, снимаю шляпу!

– Тебе повезло, я все записала!

Он молча качает головой, словно что-то его беспокоит. Потом исчезает в столовой и возвращается с меню, которое принимается изучать с преувеличенным вниманием.

– Что ты делаешь?

– Ищу тебя. Кто ты, Лиз?

– Кто я?

К чему он клонит? Я складываю наши тарелки и ставлю их в раковину.

– В этом меню нет и намека на ответ, – ворчит он. – Я вижу только крепкого, добросовестного, талантливого шеф-повара. Но вот тебя, саму тебя, я не вижу.