Chercher l'amour… Тебя ищу

— Прекрати! — шипит жена.

— Я сварю кофе, па, — быстро поднимается Юла.

«Не смей!» — на меня кричит жена, не размыкая губ, транслируя просьбу глазами и безмолвно двигающимися побледневшими губами.

— Какие планы, Свят?

— Завтра едем в кузни, а через неделю…

— Спецзаказ? — подмигиваю и добродушно улыбаюсь.

У Леши есть давний и очень постоянный клиент, для которого старший братец выделяет раз в месяц-полтора свое драгоценное, чем-то неотложным и очень важным занятое время.

— Да.

Приятно, что с интуицией я все еще дружу и в предположении не ошибся.

— Мам, ты будешь кофе? — стоя возле плиты, спрашивает Юла.

— Да, детка. Не черни только. Одну ложечку и вполне достаточно.

— И Свят, Юля! Он тоже будет кофе, — откинувшись на спинку стула, надменным тоном подправляю первоначально озвученный ей заказ. — Тебе покрепче, парень?

«Не буду! Пусть варит сам» — слышу, как дочь куда-то в нос себе гундосит.

— Юль, не нужно. Я не хочу. Спасибо, — сникший Мудрый выручает надменную стерву, и тут же неожиданно добавляет. — А где Игорь?

— Отдыхает в своей комнате, — тихо отвечает Женя, а я оглядываюсь, и взглядом утыкаюсь в напрягшуюся у булькающей турки женскую спину. — Детка, он потом позавтракает? Юлечка?

И снова полное безмолвие. Только ровное дыхание, почти синхронное, полноценное, но очень шумное. Я слышу, как носом воздух мощно забирает Свят, как Женька с писком отхватывает свою порцию, как скулит Юла, когда подбирает кофейную пенку, как каждый вдох закладывает мои уши, как будто ослепляет, заставляя полагаться лишь на слух и почти животные инстинкты; как он с трудом проталкивается в носоглотку и тормозит в районе нёбного язычка, перекрывая жалкой порцией проход в гортань, а дальше в грудную клетку и спавшиеся от вынужденной голодовки легкие.

— Есть новости, родители! — вдруг оживает дочь. — Рассказать?

Женька лыбится, а мы со Святом приготавливаемся ее внимательно послушать.

— Конечно, — подскакивает на своем месте чика. — Приятные, надеюсь?

— Очень! — мне чудится ехидство и издевательский, немного пошленький смешок. — Замечательные и светлые. Хоть отвлечемся от того, что вокруг нас происходит.

По ощущениям она, похоже, приготовила какую-то сучью подлость.

— Не томи, Юла, — ладонью хлопаю по столу. — Ты переигрываешь, когда заставляешь каждого тебя о чем-то умолять.

— Мне уйти? — Свят приподнимает зад, но останавливается и усаживается на свое место, когда встречается со мной глазами.

— Как хочешь. Это ведь тебя не касается, — быстро отвечает на долбаное предложение, которое я лихо завернул назад. — Все зависит от воспитания и чувства такта.

Которым она, между прочим, тоже ни хрена не обладает.

— Становится неинтересно. Чересчур затянутое либретто, детка.

— Мы с Костей решили завести ребенка, — транслирует в эфир ее спина, но после этого вдруг резко осекается, а мы всем скопом погружаемся в чрезвычайно наэлектризованную обстановку.

Вот же… Какая изощренная дрянь!

Святослав с лица спадает, сжимает руки в кулаки и прикладывает их о нижнюю часть стола, немного приподнимая плоскую поверхность.

— Замечательно! — вскрикивает чика, а я останавливаю ее порыв несоизмеримой с новостью довольно пошлой грубостью.

— Хотим, решаем, можем — по толкованию слишком разные понятия. Ты лучше времени, что ли, не нашла? Юля!!! — обращение по имени грозно рявкаю.

— У нас все получится, папа! — не унимается. — Мы уже решили, потому что захотели, а воплощение, как ты сам понимаешь, не за горами. Мы очень стараемся, родители.

Она желает больно уколоть его. Все делает, чтобы наотмашь засандалить в рожу Святославу. Юла испытывает его терпение, но непредумышленно задевает мое.

— Считаешь, что подобные разговоры следует вести за столом во время завтрака? Это, по-твоему, умный поступок?

О разуме вообще молчу! Только бы не сорваться и не натворить непоправимого.

— А что такого? — фыркает и со звоном устанавливает передо мной чашку с дымящим ароматным паром кофе. — Здесь все взрослые люди, а значит, понимают, как все происходит. Я же не описала весь процесс, хотя, поверьте, дорогие, он для меня весьма приятен.

А мне уже перехотелось кофе! А Юленька, похоже, зря старалась и прислуживала.

— Ты права! — под женский визг и ор отшвыриваю любезно приготовленную порцию на пол. Посуда бьется, а жидкость горячей грязью растекается по безжизненному кафелю. — Ты взрослая! Замужняя! Зрелая женщина! Ты мать… Думаешь, воспитанно и уместно посвящать в такое своих отца и мать? И…

— Совершенно постороннего человека! — вижу, как кивает на него, на того, о ком по-прежнему болит душа и из-за кого пока не заживает постоянно кровоточащая рана.

Сейчас здесь, на этой кухне, находятся два отъявленных лжеца — он и она, Святослав-Юла. Мои родные дети!

— Пап…

— Я не ханжа, Юла. Отнюдь! Об этом каждому известно. Пусть мать просветит тебя о моих подобных приключений. Раз мы так открыто об этом стали говорить. Однако — сейчас говорю исключительно о себе, Женю, по-видимому, все устраивает — то, что вы делаете вдвоем под одеялом с мужем, меня, как твоего отца, совершенно не касается. Чика, заканчивай порнухе умиляться. Смотреть на тебя противно!

— И не смотри, Смирнов, — указывает мне, а Юлю и отсутствующего Костю на детоделание по-матерински благословляет. — Молодцы! Детка, я очень рада за тебя. Правильно! Зачем затягивать? Пока возраст легкий, можно…

— Так держать, да? — ладонями упираюсь в край стола, отталкиваюсь и со стулом вместе отъезжаю в сторону. — Спасибо за чудесный завтрак с привкусом херни. Удачи, в отличие от жены, желать не стану. Твои старания, Юла, на самом деле неощутимы и очень минимальны. Все, — тычу пальцем ей в лицо, — от мужика зависит.

Свят краснеет и прячет взгляд. Ему, наверное, стыдно? С чего бы это? В конце концов, что неправильного я сказал и что смутило идиота, четыре года назад сделавшего случайным образом моей старшей дочери ребенка…

— Зачем ты так с Юлой, Сережа? Она плакала потом. Очень расстроилась. Ты мог бы поддержать ребят и… — лежа на моей груди, теребя ногтем сосок, блекочет и канючит Женя. — Она ведь хотела…

— Хотела? Собиралась? Сделала? Тебе не кажется, чикуита, что мы разбаловали наших дочерей?