Через двадцать лет

Пауза.

– Больше мы не виделись после той встречи. Я с родителями уехала, стараясь обо всём забыть и наказывая себя таким образом. Через несколько лет после твоего рождения Коннектикут сменился Нью-Йорком, дела приобрели стабильность, а жизнь кое-что расставила по нужным местам. Я могла позволить себе отдельное от родителей проживание и воспользовалась шансом. И я никому никогда не рассказывала о Джиме – ни друзьям, ни даже твоему отчиму.

– А связаться с ним? – полюбопытствовала Эрика.
– Ты не пыталась? Или он сам…?

Женщина снова покачала головой.

– Нет, ни с его, ни с моей стороны подобных действий не было. Может, ужасно глупо, но так, мне казалось, мы быстрее забудем друг друга, повзрослеем – время залечит раны, острота восприятия притупится. Станет лучше и легче. Сейчас-то понимаю, - за меня думали и решали другие. Но Джим, наверное, и сам сделал правильные выводы.

– Интересно, как это на нём отразилось…

– Трудно сказать. Где бы он ни был, - задумавшись, Луиза представила перемены, вызванные минувшими десятилетиями, - где бы он ни был, я хочу верить, что у него всё хорошо. Что он простил меня и не держит зла за причинённую боль. В тот последний день, помню, он спрашивал, не жалею ли я о нашей связи. Как я могла жалеть? О счастливых двенадцати месяцах, о подаренном мне ребёнке, - Эрика улыбнулась, когда тёплая рука матери скользнула по её волосам, - о настоящей Луизе, чувствовавшей себя с ним вольным существом? Я жалею, что потеряла его, мою первую сильную любовь, а больше – ни о чём.

– Я думала, он сделал что-то ужасное, - протянула младшая Рубинштейн, - оскорбил тебя, унизил, бросил. Предал. Поэтому ты не хотела рассказывать о нём все годы. Я думала, тебе слишком больно вспоминать…

Она не знала, как реагировать на услышанное, как разобраться во множестве ответов и подробностей. Странный и неожиданный подарок, перекрывший любые возможные… Жажда была отчасти утолена, но легче не становилось. Луиза прерывисто вздохнула, накрыв ладонью пальцы дочери.

– Я боялась, что кто-то из нас не готов – либо ты, либо я. Боялась разочаровать тебя и поделиться, помня, как раньше мне делиться было не с кем.

– Ох, ма, сколько же мы времени потеряли? – девушка ободряюще сжала материнскую руку, в простом жесте выказывая больше любых слов.

Часы отметили начало одиннадцатого, кинофильм в очередной раз прервало мельтешение рекламных картинок. Почти не тронутое горячее стремительно остывало. Мать и дочь сидели за столом, объединённые отныне тем, что прежде их разделяло…

* * *

Посвящённые празднованию остаток вечера и часть ночи прошли мимо Эрики. Луиза, в конце концов решившая, что необходимо приободриться, оправилась и переключила финал «Реальной любви» на какую-то другую комедию, не менее сказочную и атмосферную. Женщине стало легче после разговора и раскрытия своего старого секрета, в котором не было ничего позорного или преступного. А вот каково стало Эрике… Это было хорошим вопросом.

Ночью, когда просмотр фильмов плавно завершился просмотром фейерверков из окна гостиной, девушка лежала в кровати и тщетно пыталась заснуть. Волнение неизменно трансформировалось в бессонницу – с ней Эрика познакомилась ещё в старших классах. Теперь, однако, ночное бодрствование объяснялось не экзаменами и не контрольными, а всего-то беседой с матерью.

Джеймс Роджерс… Перевернувшись на правый бок, девушка посмотрела на прикроватную тумбочку. Возле лампы, напоминая квадратик плавленого сыра, слабо поблёскивала старая фотка. Луиза разрешила взять её, заметив, что так будет правильнее. И теперь снимок будоражил воображение, мысли и восприятие.

«Не бандит и не «сто раз непорядочный человек», а несчастный тип, не одобренный моими бабушкой и дедушкой, тут посочувствуешь. Интересно, что было после расставания – как он жил, чем занимался, с кем общался? Помнит ли он обо мне, хотя бы частично? Или мама засела в его подсознании невыводимым пятном позорного прошлого?».

Эрика взяла снимок, разглядывая нечёткие контуры в темноте. Джимми, Джимми… Имя походило на гудение шестой гитарной струны, потревоженной большим пальцем, на папричную россыпь в ароматном супе. Джимми… Девушка понимала – или думала, что понимает – почему Луиза доверилась ей именно сегодня. Слова о тосте за мечты повлияли. И бабушкино отсутствие. И момент всё же наступил, подтверждая умение матери и дочери ладить. Внезапный счастливый подарок – за годы томительного любопытства и неизвестности.

«Папа»… Волшебное непроизносимое слово. Какой он сейчас? Чем занимается и с кем общается в настоящем? Сидит ли в маленькой фирме, используя экономические навыки? Обзавёлся ли новой семьёй и увлечениями? У него оставался второй экземпляр фотографии… Девушка, помедлив, зажгла ночник и продолжила любоваться осколком прошлого. Джимми Роджерс, ветреный, яркий, готовый прийти на выручку. Сумел ли он сохранить в себе эти качества или годы одержали верх и выбили всю доброту?

Мама за стеной наверняка спала. Или тоже не сомкнула глаз, повторно окунаясь в дни бесшабашного лазания по деревьям. Эрике не хотелось проверять, не хотелось ещё больше выжимать историю, не имевшую счастливого окончания. Впрочем, появление ребёнка в какой-то мере сделало окончание приятным – говорят, дети приносят радость. По крайней мере, Луиза точно была согласна с утверждением. Как вообще ей могли выдвигать нелепые упрёки за беременность?

Вдалеке на улице сверкнул ярким всполохом фейерверк – город продолжал веселиться и в поздний час. Виктор, должно быть, отсыпался у приятелей после вечеринки с килограммами конфетти. Локвуд тихо-мирно отдыхал в кругу семьи и каминных носков. Никакой излишней некрофилии.

Поднявшись с кровати, Эрика подошла к столу и включила ноутбук, разминая пальцы, как заправский пианист. Маленькое квадратное фото прожигало дыру в спокойствии и мотивировало на непонятные подвиги. В недрах виртуальной памяти лорд Батлер и Беатрис ждали своего часа и авторского решения – ждали, когда к ним вернутся и позволят судьбе соединить героев. Счастливая дочь, благодаря письмам матери находит отца, но его коварный кузен вмешивается в развитие событий – Джонатан давно планировал избавиться от Бэзила, и вот шанс предоставляется. В конце должен грянуть роковой выстрел, а следом – неизбежное «Я обрёл тебя, чтобы вновь потерять». Или нечто подобное… Прежде казалось, такой финал будет лучшим из возможных, правильным и реалистичным, но теперь смятение в душе не позволяло к нему вернуться. Не позволяло оставить Беатрис сиротой, рыдающей над трупом отца, хотя драматические исходы и цепляют, как правило, души зрителей.