Через двадцать лет

– Не знаю. Просто кажется, ты бы здорово смотрелся где-нибудь в Атланте или Виргинии, замурзанный и с мушкетом в руках. Или мог бы сыграть Лонгстрита[47] – у вас с ним лбы одинаковые.

Гипотеза польстила Абрахаму, и в одном из интервью позднее он скажет, что лучший комплимент – сравнение актёрского лба с генеральским, даром, что Гражданскую войну за годы карьеры играть так и не довелось. Зато Алекс вошёл в узкий круг друзей, общавшихся с мужчиной напрямую, а не через агента. Впрочем, Рэндалл без работы тоже не оставался, постарев, слегка облысев и приобретя ещё больше сходства с библиотекарем. Лос-Анджелес сменял Бостон, тот – Эйвери-маунтин и Европу на выездных съёмках… Кино, театр, телевидение, озвучка – проекты пестрели, взращивая армию поклонников. Соня от мужа не отставала, хотя в последние годы и появлялась на экранах реже, выбирая роли, от которых другие иногда отказывались. Дома, в Лос-Анджелесе, размещалась коллекция семейных статуэток, пополняемая год от года. Росли дети, прилетавшие в гости к родителям и принимавшие их у себя... Новые образы приходили и уходили, но одно Абрахам знал абсолютно точно – он всегда и на любых условиях готов работать с Алексом. Именно с ним. То ли дело было в многолетней дружбе, то ли в сформировавшемся профессиональном чутье одного и уровне игры другого – Эйб не анализировал, но, когда творческие пути позволяли счастливо пересечься, чувствовал себя в постановках друга удивительно комфортно.

Режиссура, если верить Грегори Дорану[48], издавна являлась тиранией, замаскированной под демократию, но Абрахам не мог считать Алекса Гаррета тираном. Напротив, с каждым разом, с каждой ролью в спектаклях сам актёр преображался, будто вновь становясь легкомысленным типом с гитарой и перебирая невидимые струны. В тех случаях, когда вместе не работали, мужчины всё равно общались, не упуская из виду взаимные взлёты: то Эйб номинируется на «Тони», а позднее – и на «Оскара» за роль в постановке и экранизации знаменитых «Шахмат»[49], называемой перерождением истории. То Александр наследует театр и режиссирует дальше… В какой-то момент храм искусства озаряется появлением новенького – Дэна Спаркса. Любопытный тощий мальчишка моментально очаровывает коллектив и тянется к режиссёру, как тянутся к достойному примеру для подражания. На вопрос об их знакомстве Алекс однажды ответил:

– Дело в моей теории Рождества. Вот это чудо, - кивнул он на гонявшего по сцене парня, - лишний раз её подтвердило, буквально свалившись на меня холодным зимним днём.

Эйб тогда ещё подумал, насколько буквально его «буквально», и до чего здорово иногда сходятся родственные души. Сам он вновь и вновь мотался по Штатам и студиями, периодически возвращаясь в театр Гордона. Дэниел стал помощником режиссёра. Дебору рядом с Алексом временно сменила ушедшая в продюсеры Изабель Фриман, а его Соня активно сочувствовала всем из-за истории с расставанием. Кто конкретно прервал новые отношения, Абрахам не успевал выяснять – последние года полтора занятость была наиболее плотной: несколько эпизодов в одном мини-сериале в качестве приглашённой звезды, камео в другом, запись аудиокниг для подростков и, конечно, «Скованные льдом» – повод для исключительной гордости.

На начальной стадии запуска фильм вызывал сомнения в Голливуде: отчего Филиппа О’Коннора[50], такого же прославленного актёра, потянуло в режиссёрское кресло, ещё как-то объяснялось – рано или поздно туда тянуло многих собратьев по цеху. Но отчего скандинавская мифология – вот вопрос, мучавший боссов, сперва зажавших финансирование. История скромного гляциолога[51], раз за разом встречающего одну и ту же женщину и видящего непонятные картины древних времён? А потом – ну надо же! – он оказывается реинкарнацией короля Харальда[52]? Да, такое могло и не окупиться, тем более, О’Коннор, склонный к мистике и убедительности, возжелал спецэффектов и исторически достоверных костюмов.

В итоге, однако, всё вышло как нельзя лучше – хотя в прессе кое-кто считал, что для Прекрасноволосого Харальда дядюшка Эйб уже не в том возрасте, зато сплетение современности и прошлого в сюжете заранее взрывало мозги поклонникам, смаковавшим нарезку короткого тизера и фото со съёмок. Абрахам, чьё переменчивое амплуа героя достигало пика, прессу игнорировал – переквалифицироваться из любовников в дядюшек после «Скованных льдом» было не зазорно.

* * *

«Новый проект. Главная роль. Подумай и перезвони. Алекс».

Отключенный на время полёта мобильник едва не прожигал дыру в кармане. Эйб не гадал, соглашаться или нет, он заранее пытался вообразить намечавшийся образ и понимал, что вариантов много. Творческий потенциал друга был велик и распространялся как на классику, так и на современных авторов. В Интернете, насколько можно было судить по публикациям, ничего такого пока не освещалось – проект наверняка находился на стадии обдумывания и планирования, а за приглашение отвечала далеко идущая интуиция друга.

Наслаждаясь дорогой, Абрахам смотрел в иллюминатор и подсчитывал облака. Сосед по бизнес-классу, читавший журналы первые минут двадцать, бросил, наконец, это занятие и попросил автограф. Ещё один поклонник – к счастью, толковый и адекватный. С собой, кроме блокнота, не имелось ничего подходящего, поэтому Эйб предложил альтернативу и согласился на несколько совместных селфи. Честно ответил на вопросы о фильмах. Стюардесса, раскрасневшись от смущения, дополнила сцену и принесла актёру шампанское. Улыбаясь, он поблагодарил и мысленно произнёс тост за короля Харальда.

В Эйвери-маунтин высадка пассажиров и променад к автобусу несколько затянулись – шёл никому не нужный дождь, моментально напомнивший о реалиях местной погоды. Эйб, успев привыкнуть в Исландии к нормальной зиме, нехотя снял бесполезные теперь очки от солнца и занялся телефоном. Если прав, и в зале уже ждут, то есть время сообщить клану Дженкинсов-Дженнингсов об удачном прибытии.

У выхода действительно ждали. Не папарацци, проведавшие о смене планов, и не Рэйчел, в настоящем занятая новым концертным туром. Возле большого рекламного стенда сидела молодая брюнетка, потягивая кофе из картонного стаканчика и строча СМС-ки. Её короткие волосы были прихвачены невидимками, тёмная куртка снята и небрежно наброшена на плечи; правая нога, закинутая на левую, покачивалась в ритме неслышной мелодии… Мимо спешили люди, а Бронвин Тейлор, никогда не менявшаяся, терпеливо сочиняла послания. Вот, чувствуя на себе взгляд, она подняла голову, моментально увидев в толпе прибывшего пассажира.

– Абрахам! Добрый день, хорошо долетели?

– Добрый. Я полон сил и впечатлений, давно же мы не виделись? Вы отлично выглядите!

– Спасибо, давненько.

Они обнялись, разом ощутив себя как надо в компании друг друга. Бронвин пахла шампунем, кофе и городскими просторами – вполне нормальное сочетание, с её-то работой. Абрахам понял, до чего сильно скучал, когда женщина, отстранившись, обозрела зал ожидания и заговорщицки подмигнула.

– Страшных людей с камерами не видно – я проверила, насколько позволила наблюдательность. Машина ждёт у входа, если всё на месте и не потерялось, можем ехать.

– Главное, чтобы мы сейчас в пробках не потерялись. Я вам снова обязан.

– Перестаньте.

– Нет, серьёзно. Примете в знак признательности фото со съёмок? Эксклюзив, я сам нащёлкал.

– Ой, правда? – глаза Бронвин загорелись искренним восторгом.
– И много? Батальные сцены есть?

– И батальные, и мирные, и даже процесс наложения грима, - улыбнулся Эйб, - гарантирую, вам понравится.

Убедившись, что всё действительно на месте и получено, он кивнул в сторону выхода, пропуская спутницу вперёд.

* * *

Бронвин Тейлор, бывший офицер полиции, а ныне – сотрудница детективного агентства, входила в круг знакомств и являлась, наверное, самым занятным приключением в крайне стабильной жизни Абрахама. Меньше, чем любовница. Больше, чем друг. Всё началось лет восемь или девять назад – теперь кажется, в прошлой жизни. Рэндалл разбирался с письмами поклонников, так как их число стремительно возрастало, и возможности отвечать самостоятельно на все у актёра элементарно не было. Комплименты, пожелания успеха, признания в любви – брак с Соней девушек не останавливал. А усталый Кинг, направлявший Эйбу самые интересные письма, видимо, не заметил в массе дамских охов и ахов одно особенно импульсивное послание… С послания-то история и началась: