Через двадцать лет
Шрифт:
– Вы становитесь профессионалом ещё до дебюта, - шутливо заметил режиссёр, впервые затронув тему об общей конференции. Подумав, насколько он прав, и насколько легче даётся следующая пьеса, девушка ответила:
– Вы сами изменяете меня. Ну, и театр, естественно меняет…
– Надеюсь, к лучшему, - добавил Алекс со знанием дела.
* * *
«Вы что-нибудь слышали о семье Йорков?» «Вам знакома семья Йорков?» «Встречали ли вы когда-нибудь людей по фамилии Йорк?» Вопросы, похожие друг на друга, множились, пока Бронвин, вооружившись телефоном, обзванивала прижизненных друзей и знакомых Сэма Гордона. Не так, чтобы их было совсем много – для публичного человека он обладал или повышенной разборчивостью,
– Йорки? Господи, столько времени прошло, - семидесятидвухлетняя Дафна Сондерс вспомнила, как ушедший в мир иной друг несколько раз называл эту фамилию, рассказывая о дальних родственниках. Она так и сказала, «дальних», будто одним словом можно было поставить диагноз. И вроде видела их лично.
– Йорки? Моя мать общалась с ними, - Закери Стоун, поднявший трубку после первого же гудка, задумался, - что-то такое я слышал о болезненной женщине и её детях. Да, вроде детей было двое. А может, трое…
– Те самые Йорки? Ох, бедная Мэри и её дети, - Стивен Ли тяжело вздохнул, - о них что-нибудь известно? Где они?
– Я как раз у вас хотела узнать, - заметила Бронвин. Собеседник выдержал паузу, прежде чем сказать:
– Она всегда была изнеженной и слабой, милая Мэри. И впечатлительной.
Изнеженная, импульсивная, истеричная… Номера набирались и сбрасывались, голоса, мужские и женские, с разной степенью удивления пытались собрать по крупицам сведения о семье, которую когда-то знали и встречали. Крупицы эти вполне складно формировали то, что Бронвин Тейлор уже поняла по архивным записям.
Мэри Йорк несколько лет находилась в психиатрической лечебнице Ллойд-Розвуд на восточной окраине Эйвери-маунтин. Причём это место не было первым и единственным в списке тех, где женщина пребывала раньше. Что-то связанное с нервным расстройством и навязчивыми состояниями - Уильям Донигер при встрече подтвердил, что постепенно распадающаяся психика Мэри вполне могла подтолкнуть Сэма не включать женщину в «театральное» завещание.
– Возможно, как брат он просёк ситуацию раньше нас с вами, - предположил юрист, - и раньше любых врачей.
– Почему тогда не завещал театр племянникам? – удивилась Бронвин.
– Неужели Александр Гаррет оказался ближе каких бы то ни было родственников?
– Этот вопрос не в моей компетенции, - покачал головой Уильям, - догадываюсь, что дело могли осложнять ещё и личные отношения – с Рупертом, с Мэри… С кем угодно. Говоря о Сэме, не приходится упоминать мягкость характера, но если кто и может вам помочь, так это сам Александр.
Бронвин поблагодарила за время и информацию, однако поняла, что путь никуда не ведёт. Алекс Гаррет, вспоминая события десяти- и двенадцатилетней давности, признался, что завещание и первые разговоры о нём были неожиданностью. Да, к нему обращалась тьма претендентов на наследство, каждый – с трогательной фамильной историей. Да, он дружил с Сэмом и дружил давно и долго – в театр попал рано, сразу оказавшись в нужной компании и под нужным руководством. Гордону были свойственны крайности, вроде внезапного перехода от категоричной жёсткости к великодушию и обратно, его многие побаивались, но деспотом не считали. Тем не менее, без самодурства не обошлось – первое время после смерти бизнесмена для нового владельца театра выдалось нелёгким. Очевидно, завещание воспринимали как странное неразрешимое чудачество, нелепое и по ошибке узаконенное.
– Я часто задавал себе вопрос: а мог ли кто-нибудь другой оказаться на моём месте, - признался на следующей встрече Александр, - но ответа до сих пор нет.
Вот и у Бронвин его не было. Пока не было, ведь долго ходить по замкнутому кругу она ненавидела больше всего. В предыдущих клиниках, где обследовалась Мэри Йорк, врачи говорили о набирающем обороты помешательстве – детектив не поленилась пойти в хронологическом порядке и пообщаться с теми, кто лечил женщину. Да, выздоровления быть не могло, да, её навещали, оплачивая пребывание, но кто именно навещал – невозможно вспомнить. Попасть сразу в Ллойд-Розвуд и увидеть пациентку было труднее – её состояние здоровья каждый раз было непригодным то для вопросов, то
просто для встречи. В дело, однако, вмешался ещё один телефонный звонок, переключая Бронвин на друзей семьи – Долорес Найт, плавно подходившая к семидесятилетию, давно перебралась из Эйвери-маунтин в Атлантик-Сити, ближе к океану. И, судя по тому, что просила приехать, ей было, что сообщить. Бронвин, взволнованная долгожданной удачей, тут же согласилась и схватила карту. Путь и грядущее воскресенье предстояли долгими…* * *
– Такое чувство, что театральный бзик у Йорков начался с матери – похоже, она вбила себе в голову возможное наследство, а получив отказ, передала внушённую идею и детям.
Неделя выдалась насыщенной и занятой, кое в чём результативной. Бронвин, успевшая помёрзнуть в продуваемом ветром Атлантик-Сити, отогревалась по пути обратно кофе из термоса и включённой в автомобиле печкой. Абрахам, которому женщина позвонила на другое утро, собирался в аэропорт: официальное следствие было прекращено, а профессиональная «неаккуратность» Дэна перестала интересовать полицию. Возвращаясь к промо-туру «Скованных льдом», совмещённому с репетициями, актёр на сутки улетал в Лос-Анжелес.
– Это Долорес Найт рассказала? – судя по голосу, он то ли давно проснулся, то ли новости не позволяли спать. Бронвин представила быструю суету в квартире друга.
– Она мне рассказала о нервозной чувственной женщине, несколько раз приезжавшей к Сэму с детьми – мальчиком и девочкой. Отношения были так себе: наверное, началось с первого приезда, когда мисс Найт, соседка и приятельница, решила, по просьбе Сэма, сфотографировать всю семью. Мэри Йорк устроила скандал, чуть ли не истерику, воскликнув, что ей не нужны никакие снимки, равно как и её детям.
Создавая очередной симметричный омлет, детектив поудобнее прижала трубку плечом.
– Долорес запомнила этот эпизод и несколько других, заставивших задуматься об адекватности Мэри. Но вчера она поделилась со мной не только историями, но и более существенным предметом.
– В смысле? Ох, Бронвин, неужели…
– Угу, - протянула женщина, - та самая фотография. Достаточно смазанная и некачественная, учитывая, что ей за двадцать лет, тогда всё проявляли и печатали, в основном, сами, а про фотошоп и не слышали…
– Но разве она не досталась Сэму?
– Сперва – да, но после его смерти Долорес взяла на память разную мелочь, одобренную и дозволенную. Пару фотоальбомов, старые афиши времён сороковых, когда Сэм пробовал себя в кинорежиссуре, да ещё макет театра, точную копию вашего святилища. Йорки не объявились больше, по известным нам причинам, вот фото и отошло автору.
– А какое оно? Описать сможете?
– Описать? – убедившись, что в ближайшую минуту омлет вряд ли сгорит, Бронвин вернулась в комнату, где на столе лежало взятое у Долорес фото, - небольшое, цветное, снято в Уайтплейс, где у Сэма был дом. Справа его Шевроле стоит, крупно, чуть дальше – участок. Гордон в дверях дома, раскуривает трубку. Возле одной из клумб на дорожке сидят дети и играют, рядом с ними стоит молодая женщина и взволнованно смотрит в камеру. Представили?
Пауза.
– Более-менее. Дети совсем не видны?
– Не особо, - вернулась в кухню Бронвин, - никого же не строили в линейку для группового снимка, вот и получилась естественная атмосфера, на наши головы. Но это не страшно, я связалась со школой и университетом, где учились Йорки – быть может, ежегодники или студенческий архив тоже хранят какие-то снимки, и там повезёт больше.
Надежды, однако, не оправдались: архив школы впечатлял ещё меньше, чем она сама, и подробной информацией не располагал. А университет, долго и обстоятельно ковырявшийся в материалах, предложил всего один общий снимок курса. Разумеется, порядок тех, кто запечатлён, не был подписан ни именами, ни фамилиями, и Бронвин, глядя на ряды какой-то одинаковой молодёжи, поняла, что имеет дело с очередным издевательством судьбы. Половина девиц сфотографировалась с короткими стрижками, в мешковатых кофтах и джинсах, но даже те, у кого волосы и одежда отличались вменяемостью, не особо походили на девочку с семейного фото. Присматриваясь и так, и эдак, детектив пыталась найти общие черты, но вероятность ошибки была слишком высока…