Через время, через океан
Шрифт:
...Нельзя сказать, что смерть балерины имела в стране какой-то особенный резонанс. Все-таки девяносто два года было человеку, и не выступала она давно, да и других новостей хватало, менее значимых, но более звучных – ограбление инкассаторов, непонятный скачок курса доллара, обидный проигрыш российской теннисной примы на Уимблдоне. А молодежь – та и не ведала, кто такая Крестовская. Даже Катюха не знала. Хотя человек в учреждении культуры, в исторической библиотеке работает!
Только старшее поколение сотрудников «исторички» смерть Крестовской и обсуждало. Вспоминали наиболее блистательные ее партии, перемывали косточки обоим ее мужьям, спорили на вечную тему – были ли у балерины особые отношения со Сталиным, Берией и прочими... А Надина начальница, большая
– Но зачем вам туда идти? – не выдержала Надя. – Вы ведь не родственники, не знакомые, даже на сцене ее никогда не видели!
Шефиня лишь вздохнула:
– Как бы тебе это объяснить, Надюшка... Я не с Крестовской прощаться пойду. А, говоря красиво, с целой эпохой. Ведь лучшие люди уходят, самые блистательные, самые интеллигентные. Сейчас таких уже не рождается.
Ох, какое у Митрофановой было искушение – брякнуть, словно бы между делом, что они с примой знакомы и даже вместе чаи совсем недавно распивали. Но она сдержалась, промолчала. А начальница, очень задумчиво, продолжила свой спич:
– И еще знаешь какая причина... В жизни мне поаплодировать ей не довелось, так хотя бы сейчас удастся, в первый и единственный раз. Артистов ведь в последний путь овацией провожают...
«А вы сентиментальны, милочка!» – едва не вырвалось у Надежды. Но, конечно, она снова прикусила язычок. Во-первых, злить начальницу глупо. А во-вторых – та права. Нет уже и никогда больше не будет таких женщин, как Лидия Михайловна, артистов, которые по доброй воле идут на фронт. Способны со сломанной в двух местах ногой блистательно отработать целый акт. Или, не задумываясь, жертвуют немалую часть своих сбережений, чтобы вернуть зрение совершенно чужому ей ребенку... (Митрофанова за последние дни узнала о балерине больше, чем иной профессиональный биограф.)
И Надя для себя решила: пусть на похороны она не пойдет, но могилу знаменитой балерины обязательно навестит. И оставит там не дежурные гвоздики или тюльпанчики, а огромный букет алых роз, которые Крестовская так любила...
...А через два дня после официального объявления о смерти балерины к Наде вдруг подошла начальница. Озабоченно произнесла:
– Надя, ты ведь в Интернете работать умеешь?
– Да. А что нужно?
– Узнать, где и когда прощание с Крестовской будет.
– По телевизору разве не говорят?
– Да в том-то и дело, что нет! И в газетах не пишут, везде одни только некрологи.
– Ну, – мимолетно задумалась Надя, – позвоните в Дом искусств. Крестовская ведь ему покровительствовала – наверняка там похоронами и занимаются.
– Звонила уже. Сказали, что пока неизвестно. Но только сегодня уже третий день, как она умерла! По православным традициям, хоронить положено...
– Тогда действительно странно... – озадаченно пробормотала Митрофанова.
С удовольствием уступила начальнице место за стойкой и отправилась в зал периодики, где были установлены подключенные к Интернету компьютеры. Открыла поисковик, вбила в окошечко «найти»: Крестовская, смерть, панихида, прощание. Вот странно – лишь неполные соответствия. То есть про саму балерину и что она умерла – информация есть практически на каждом новостном сайте. И все ее наиболее заметные роли перечислялись, и даже упоминалось, что Крестовская накануне своего последнего дня рождения посетила Главный театр, где ей, как в старые времена, вручили огромную корзину роз... А вот про место и время похорон – ни слова.
Надя поневоле задумалась: что бы это могло означать?.. Не то ли, что у властей возникли подозрения?.. Ведь Люся, верная домработница балерины, умерла всего лишь неделю назад. Врачи, правда, вынесли вердикт, что по естественным причинам. Однако через несколько дней последовала новая смерть – в той же квартире. Может быть, идет следствие? Подозревают, что женщинам – обеим! – кто-то помог умереть?.. Поэтому и про похороны пока молчат – судебная экспертиза ведь не один
день длится...Да нет, это ерунда. Надя сама видела, насколько Люся была плоха тем вечером. И в кухню, где она заваривала свой последний в жизни чай, никто не заходил, ударить ее не мог. А Крестовская тяжело переживала смерть подруги. Потому и сдала в одночасье. У стариков так бывает – жена, например, уходит сразу вслед за горячо любимым мужем. А Люся ведь для балерины тоже была очень близким человеком, практически ее вторым «я»...
Но что же в таком случае отвечать начальнице? Что перерыла весь Интернет и ничего не нашла?.. Или все-таки козырнуть своим знакомством с великими мира сего и небрежно сказать: «В Интернете ничего нет, но я по своим каналам узнала...»
Только у кого узнавать? Ни Влада, ни Егора Егоровича ни о чем спрашивать по-прежнему не хотелось. Обращаться к Магде после их телефонной ссоры и вовсе невозможно. Может быть, позвонить в пресловутый Дом искусств, но не просто поинтересоваться местом и временем похорон, а попросить к телефону ту, вторую, даму? Как, бишь, ее звали? У первой из прихлебательниц, которая вся воплощение шума и грома, и имя соответствующее, трескучее – Магда Францевна. А вторая как-то очень спокойно именовалась, без изысков... Антонина Матвеевна Пирогова, вот.
И Надя, недолго думая, нашла в глобальной Сети телефон Дома искусств и набрала номер.
Антонину Матвеевну к трубке подозвали без проблем, даже не поинтересовались, кто ее беспокоит. И уже через пару минут Митрофанова, внутренне холодея, слушала ее монолог:
– Беда, Надя, беда! Мы только сейчас узнали!.. Кремировал Егор Егорович Лидочку сегодня! Буквально два часа назад! По-тихому все провернул и ни единого человека на прощание не позвал!
– Что значит – кремировал? – внутренне холодея, пробормотала Надя.
– То и значит. Сжег – и концы в воду.
– Но какое он право имел?..
– А вот имел, оказалось! – выкрикнула Антонина. И отчаянно сказала: – И, главное, ничего не поделаешь, не прижмешь его никак, ты понимаешь! Оказывается, Лидия Михайловна за две недели до смерти своей документ подписала, и нотариус его заверил. Вот, у меня ксерокопия перед глазами: «Распоряжение о похоронах. Уполномочиваю господина Баченко Егора Егоровича произвести мое погребение. Требую, чтобы сотрудники Дома искусств участия в моих похоронах не принимали. Категорически настаиваю, чтобы никакого прощания со мною не было, а мое тело прошу кремировать. Хочу остаться в памяти всех, кто меня знал и ценил, навсегда живой... Лидия Михайловна Крестовская. Личность установлена, дееспособность проверена, подпись заверил нотариус такой-то». Вы представляете, Надя?! Он дождался, пока на нее очередное помрачение найдет, и заставил ее, совсем больную, подписать этот бред! И нас водил за нос до последнего: то он гроб заказывает, то платье еще не нашел, в котором Лида хотела, чтоб ее похоронили!.. А когда мы на него сегодня насели, признался, что все уже кончено. А урна с прахом Лидочки находится в ее квартире...
– Кошмар, – пробормотала Надежда. И зачем-то добавила: – А у меня начальница хотела на ее похороны прийти...
– Да тысячи людей хотели! – всхлипнула Антонина Матвеевна. – А Егор, не побоюсь этого слова, мерзавец, знаете, что сказал? Благодарите, мол, что я Крестовскую хотя бы на урну с прахом уговорил. А то она якобы вообще требовала, чтобы ее пепел с борта самолета развеяли. Никогда не поверю в такое, слышите, никогда! Лидочка – она истинно верующей была, а верующий человек никогда не позволит, чтоб его тело сжигали!..
– Но... – к Наде постепенно возвращалась способность мыслить трезво, – но зачем Егор это сделал?..
Ждала, что собеседница разразится в ответ очередным приступом рыданий и гневных выкриков, но та неожиданно спокойно произнесла:
– А вы подумайте сами, Надя. Сначала – Люся. Якобы естественная смерть, даже вскрытия не было, на третий день тело кремируют. И через неделю по точно такой же схеме поступают с Крестовской. Какая-то очень нехорошая вырисовывается цепочка событий, вам не кажется?..