Черная книга

— Такой вероятности нет, сэр. — Ребус поднял палец. — Этот человек будет молчать, потому что, если он заговорит, мы предъявим ему обвинение в нападении на полицейского. — Ребус поднял второй палец. — Мальчишки будут молчать, потому что им прикажет молчать отец. — Он подержал руку с двумя выставленными пальцами, потом опустил ее.

— При всем уважении, сэр, — начал Сорнячок, — мы имеем драку и разбитое окно в здании, которое считается пустым. Люди любопытны, это в человеческой природе. Завтра они будут смотреть на это окно и задавать себе вопросы. Любое движение за окном будет замечено.

Лодердейл повернулся к Ребусу:

— Джон?

— То, что говорит инспектор Флауэр, не лишено смысла, сэр. Но память у людей короткая. Завтра они увидят замененное стекло и обо всем забудут. Из кабинетов таксофирмы никто ничего не видел, а если там и слышали звон стекла, то на Горги-роуд такое часто случается.

— И все равно, Джон…

— И все равно, сэр, это была ошибка. Я уже сказал об этом констеблю Кларк.

Он мог бы сказать им, что во всем виновата женщина из Торговых стандартов, но если ты оправдываешься, то кажешься слабым. Ничего, Ребус умел держать удар. Он был готов даже получить подзатыльник, если это поможет ему поскорее покинуть кабинет. От запахов виски и пота его слегка подташнивало.

— Алистер?

— Сэр, вы знаете, что я об этом думаю.

Лодердейл кивнул.

— Джон, — сказал он, — операция «Толстосумы» долго и тщательно планировалась, на карту поставлено многое. Если ты позволяешь двум мальчишкам войти туда, откуда ведется наблюдение, то, может быть, тебе пора пересмотреть приоритеты. Например, эти дела, что лежат у твоего стола. Им пять лет. Обратись уже к сегодняшнему дню, ясно?

— Да, сэр.

— Мы знаем, на тебя повлияло нападение на констебля Холмса. Я тебя сейчас спрашиваю: ты в настоящий момент в состоянии работать по операции «Толстосумы»?

Ага, вот оно в чем дело. Флауэр сам хотел вести наблюдение. Хотел сам взять Дугари.

— В состоянии, сэр.

— Значит, больше никаких проколов, ясно?

— Ясно, сэр.

Ребус готов был сказать что угодно, лишь бы закончить этот разговор. Но черт его подери, если он хоть что-то отдаст Флауэру, и уж ни в коем случае такое вот дело, пусть он сам и считал операцию «Толстосумы» пустой тратой времени. «Обратись уже к сегодняшнему дню», — сказал ему Лодердейл, но, когда Ребус вышел из кабинета, он точно знал, куда стремятся его мысли: ко дню прошлому.

К вечеру он пришел к выводу, что у него есть только два варианта по отелю «Сентрал» и есть только два человека, которые в состоянии ему помочь. Он позвонил одному из них и, проявив настойчивость, договорился о немедленной встрече.

— Только вас могут прервать, — предупредила секретарь. — Мы сейчас очень загружены.

— Ничего, я могу и с перерывами.

Двадцать минут спустя его провели в небольшой, отделанный деревянными панелями кабинет в ухоженном старом каменном здании. Окна выходили на куда как более уродливое новое сооружение из гофрированного металла и сверкающей стали. Из труб шел дым, но туда, где сейчас находился Ребус, запах пивоварни волшебным образом не проникал.

Дверь открылась, и в комнату неторопливо вошел человек лет тридцати пяти.

— Инспектор Ребус?

Они обменялись рукопожатием.

— Благодарю, что согласились принять меня без предварительной договоренности, сэр.

— Ваш звонок заинтриговал меня. Я все еще люблю интриги.

Вблизи Ребус увидел, что Ангусу Гибсону, вероятно, нет еще и тридцати. Строгий костюм, очки и короткие приглаженные волосы делали его старше. Он подошел к своему столу, снял пиджак, повесил на спинку большого мягкого стула. Потом сел и принялся закатывать рукава рубашки.

— Прошу вас, инспектор, садитесь. Так вы сказали, что ваш визит имеет отношение к отелю «Сентрал»?

На столе были разложены какие-то бумаги, и Гибсон вроде бы просматривал их, пока Ребус говорил. Но Ребус понимал: тот ловит каждое его слово.

— Как вы знаете, мистер Гибсон, «Сентрал» сгорел пять лет назад. Причину пожара так толком и не установили. Но самое неприятное то, что на пожарище было обнаружено тело с огнестрельным ранением в области сердца. Тело не идентифицировали.

Ребус помолчал. Гибсон снял очки и положил их на бумаги:

— Я довольно хорошо знал «Сентрал», инспектор. Уверен, что вас в этот кабинет привела моя репутация.

— Как прошлая, так и нынешняя репутация, сэр.

— Юность у меня была довольно беспутной. А в те дни более беспутную компанию, чем та, что собиралась в отеле «Сентрал», найти было трудно.

— Вам тогда уже было за двадцать, сэр. Вряд ли это можно назвать юностью.

— Одни взрослеют раньше, другие позже.

— Зачем вы встречались там с Мэтью Вандерхайдом?

Гибсон откинулся к спинке стула.

— Понятно, почему вы здесь. Видите ли, я думал, что дядя Мэтью оценит по достоинству злачную славу «Сентрала». Он и сам был беспутным в молодости.

— И еще вы, вероятно, думали, что это может его неприятно поразить.

— Никто не может поразить Мэтью Вандерхайда, инспектор. — Он улыбнулся. — Но, возможно, вы правы. Да, наверняка такой элемент тоже присутствовал. Я прекрасно знал, что мой отец просил его побеседовать со мной. И потому договорился о встрече в наихудшем месте, какое можно придумать.

— Возможно, я мог бы предложить вам несколько мест и похуже, чем «Сентрал».

— Ну, мне такие места тоже были известны. Но «Сентрал», он был… центром.

— И вы с ним говорили.

— Мы говорили. Предполагалось, что я должен слушать. Но когда вы общаетесь со слепым человеком, вам нет нужды притворяться. Нет нужды делать вид, таращить глаза и все такое. Я, помнится, почитал газету, поразгадывал кроссворд, посмотрел телевизор. Ему было все равно. Он оказывал услугу моему отцу — только и всего.

— Но вскоре после этого вы решили оставить Черного Ангуса в прошлом.

— Да, это верно. Может быть, слова дядюшки Мэтью в конечном счете возымели свое действие.

— А после разговора?

— Мы хотели пообедать вместе… но, должен добавить, не в «Сентрале». Гаже кухни, чем в «Сентрале», я в жизни не встречал. Но, кажется, у меня было назначено свидание с молодой дамой. Впрочем, не такой уж и молодой. Замужней, насколько я помню. Иногда я скучаю по тем денькам. В прессе меня называют раскаявшимся грешником. Выдумывать всякие клише просто, жить согласно им куда как труднее.