Черная королева
Шрифт:
– В моих мыслях не было ничего предосудительного.
– Это не вам решать, маэстро! Ничего предосудительного не было бы в том, если бы стояли и смотрели на мою дочь в тронном зале! А вы осмелились кружить девочке голову. Назначать ей свидания в укромных местах. Играть девичьей честью!
– Право, вы горячитесь, королева…
Размахнувшись, я со всей силы залепила ему пощёчину.
Моя давнишняя неприязнь с наслаждением находила выход.
Кроме того, я слишком долго не принимала положенной мне человеческой жертвы.
А кандидатура нашего славного маршала с каждой минутой казалось
– Ты посмел поднять глаза на мою дочь!
Тёмные глаза маршала полыхнули злостью:
– Поверьте, в вашем королевстве гораздо больше храбрых людей, чем вам бы того хотелось!
Он видел во мне просто истеричную особу.
С одной стороны, не слишком сильно ошибался.
С другой – ошибался фатальным образом. Большинство женщин могут только кричать, плакать и обвинять. А я убиваю. Причём без особых угрызений совести.
Маршал Файер давно нарывался.
Бабский угодник и баловень судьбы, которая, как ни крути, тоже женщина, не привык бояться тех, кто носит юбку. Считал, что мастерски с ними управляется.
– Сейчас станет на одного меньше! – со зловещим шипением пообещала я. – Непочтительное отношение к особам королевских кровей караются смертной казнью, как тебе, должно быть, хорошо известно?
– Я не проявлял непочтения к вашей дочери, государыня.
– Тогда ты проявил его ко мне. И вообще… ты мне просто не нравишься, маэстро маршал.
Я не знаю, что видят на моём лице люди перед смертью. Наверное, что-то страшное.
Вон, даже маршал резко побледнел, а трусом его никто никогда не называл.
Я ощутила вкус… нет, не страха. Это было что-то другое. Но не менее возбуждающее.
Можно назвать это предчувствием смерти?
Мои руки потянулись к шее Файера, но прежде чем огонь, пылающей в глубине моей души получил возможность вырваться на свободу, тёмная тень упала между нами.
– Ваше величество? – услышала я тягучий насмешливый голос Миарона. – Я понимаю, что молодой человек необычайно привлекателен, но могу порекомендовать вам держать себя в руках?
Я едва не зарычала от досады и ярости, как рычит зверь, у которого отнимают кусок мяса.
Упругим шагом, с кошачьей скоростью и грациозность, оборотень скользнул вперёд:
– Разлюбезный маршал, прошу вас оставить нас с Их Величеством.
– Кто вы такой, чтобы вставать между мной и нашей королевой? – ошарашили меня ответом.
Миарон окинул герцога Файера весёлым взглядом:
– Вы весьма странно ставите вопрос. Допустим, лично я был бы только рад видеть вас мёртвым. Но мало надежды, что мои чаяния разделяют другие. А теперь, – голос Миарона зазвучал резче, – убирайтесь. И если вас что-то не устраивает, будут рад встрече в любом назначенном вами месте. В любое удобное для вас время.
Маршал воинственно держался за шпагу.
– Вам что-то непонятно, любезный? Я пока ещё очень вежливо попросил вас удалиться.
– Ступайте, маршал, – поддержала я приказом требования Миарона.
– Ты действительно собиралась его убить? – скрестив руки, полюбопытствовал оборотень небрежным тоном, как только Файер удалился.
– Ты что? Следил за мной? – ответила я вопросом на вопрос.
– По счастью, да. Очень простенькое и
эффективное заклятие сегодня спасло нашему бравому маршалу жизнь, а тебя уберегло от кучи неприятностей. Причиной моей неустанной бдительности была банальная ревность, но результат превзошёл всё ожидания. Ты с ума сошла, дорогая?– Что ты себе позволяешь?
– Действительно интересует? Отвечу. Всё, что захочу. Например, делаю то, в чём ты сейчас крайне нуждаешься: позволяю себе немного проветрить твои затуманенные властью мозги. И не нужно делать такого лица, малышка. Чем бы там сегодня не закусывала, следует поменять рацион. Скажи, как ты собиралась объяснить окружающим пропажу бравого маршала?
– Я вообще не думала ничего никому объяснять.
– Вот! В этом твоя главная ошибка, огненная ведьмочка. Я люблю тебе за ту стихийную силу, что так созвучна моей собственной. Но у стихий есть один существенный недостаток – они не имеют привычки думать.
А думать следует. И вот о чём: тебя видела с Файером стража. И, что важнее, дочь.
Девочка явно неравнодушна к сему господину. Это заметно невооружённым взглядом. Она нескоро простила бы тебе его исчезновение. Тем более, как у некромантки такого уровня, как наша светлая принцесса, всегда есть возможность втайне вызвать унылый призрак и сколько угодно пытать его на повод прискорбной кончины. А у тебя, в отличие от неё, уже не будет никакой возможности заставить его молчать.
То, что он был прав нисколько не умеряло злости. Только подпитывало её.
– Ты прав. Не стоит его убивать – так. Убьёшь его на поединке.
– О! Я умилён вашей верой в мои способности. Я, несомненно, могу убить маршала. Но не стану этого делать.
– Не станешь?
Миарон поморщился:
– Если не перестанешь кричать и вести себя, как домохозяйка, у которой убежала каша, ты точно мне наскучишь. Если тебя интересует процесс убийства, пошли ночью на охоту, прикончим кого-нибудь со смаком. Буду только рад развлечься. Но я не стану убивать маршала. Потому что это глупо. И, рискну добавить, бессмысленно.
– Он смеет ухаживать за моей дочерью, нагло используя её неопытность и наивность.
– Кто-нибудь рано или поздно всё равно сделает это. Именно так приобретается житейская мудрость – твою невинность кто-то со смаком использует.
– Я не позволю ему разбить ей сердце!
– Буду сильно удивлён, если маэстро Файер стремится именно к этому.
– Он стремится к короне Фиара!
– Успокойся. И постарайся посмотреть на ситуацию здраво. Твоя дочь красива, богата и знатна. Естественно, это нравится мужчинам. И вполне нормально, что некоторые мужчины будут нравиться ей.
– Только не Файер.
Миарон снова мазнул по мне вопросительно-равнодушным взглядом:
– А что не так?
– Ты ещё спрашиваешь? Он поддерживал партию Фабриана от начала до конца. Половина его родственников из старой знати, фанатиков Круга Вечной Жизни. Вот только не хватает дать ему возможность приблизиться к трону.
– Ах, вот оно что? Ты пытаешься мыслить стратегически? Зачётно. А то я уж, было, грешным делом подумал, что ты сама к нему неравнодушна?
Я даже возмущаться таким подозрением не стала. Слишком оно было абсурдным.