Черная радуга

Цейлонский звучал хрустальной мечтой и встречался редко. Впрочем, старые, заслуженные чифиристы, держа в руках пачку цейлонского, недовольно ворчали, что вот-де уж и цейлонский чай стал не таким, может быть, и цейлонским: не иначе как тоже разбавляют его грузинским барахлом, поскольку и вкус в нем и градус стал в последнее время явно не тот.

Пока еще такой шик, как индийский со слоном, был угловской семейке не под силу; на работу за зону ходили только двое, да и то одного возили на крытую стройку, а там, понятное дело, шибко не разживешься. Но тридцать шестой уж нет-нет да перепадал, вот как, к примеру, сейчас. И семейка несколько возгордилась. Возникли даже некоторые дебаты: чем запарить — то ли одним тридцать шестым, то ли размутить его вторым сортом в черной упаковке? Как всегда победила предельная, близкая всем точка зрения: хоть час, да наш, а там что бог даст; авось не пропадем! Решили запарить чистоганом тридцать шестого.

«Шестерка» Бутя молча ждал решения больших голов. Бутя загорал в профилактории по пятому разу и ой-ей-ей сколько повидал за это время любителей пошиковать. Он всегда предпочитал синицу в руках журавлю в небе, ну да хозяева бары. Бутя осторожно принял в руки нарядную зеленую пачку, суетливо полез в тумбочку, достал чайничек и поднялся уходить.

Семейка чинно ждала «шампанского». Разговоры стихли. Углов несколько трепетал: градус, градус есть ли в том чифире? Скоро появился Бутя. Чифирь перелили в кружку, и он начал ходить из рук в руки.

Глоток — и следующему, глоток — и следующему. Приложился к кружке и Углов. Сначала он ничего не понял. Горько вроде? Чифирь пошел по второму кругу. Семен приложился опять. Да где же градус?

Однако градус в чифире оказался, да еще какой! Прошло всего ничего, как напиток вдруг проявил себя. Семен ощутил нечто такое, чего он никак не ожидал ощутить. В следующую минуту он пулей вылетел на улицу. Волна неудержимой рвоты поднялась в нем из самых недр желудка; никакое похмелье не шло в сравнение с чифирем. Углов согнулся и со стоном вцепился в стену. Полоскало и выворачивало его минут сорок. Когда Семен несколько оклемался и оглядел себя, он понял, что в таком виде в барак появляться не стоит. Впрочем, и в прачечной тоже не стоило. А стирка требовалась незамедлительная. Благо рядом протекал арык, Семен застирал кой-что. Через какой-нибудь час он был вполне готов к вечерней проверке. Чё там в темноте заметишь, на той робе!? С этого самого вечера он стал относиться к чифирю с почтительной и опасливой настороженностью.

— Эй, прораб, там пустотки на цех привезли. Кран нужен, — окликнул размечтавшегося о прошлом Углова бригадир монтажников, Махкам. Углов с трудом оторвал глаза от дымящейся в руках Брянца кружки.

— Давно привезли?

— Час назад.

— Чего ж ты ждал? — взорвался Углов.

Махкам махнул рукой:

— Найдешь тебя.

Углов усмехнулся.

— Ну ладно, побежали, чего там.

8.

Углов вышел из штаба, присел на скамейку во дворе и в раздумчивости закурил. Штаб профилактория находился за зоной, и Семену приходилось бегать в него, проходя через вахту, десяток раз в день. Каждый раз проверяли, последнее время, подходя к проходной. Углов заранее выворачивал карманы.

Сегодня «хозяин» вызвал его в обед и дал задание, превышающее человеческие силы. К утру приказано было произвести полный ремонт клуба за зоной — побелить, покрасить и обшить внутренние помещения на высоту человеческого роста зеркальным коричневым пластиком. Контейнеры с этим самым пластиком прибыли только вчера и еще стояли нераспакованными. Назавтра в десять утра прибывала для съемок кинохроника; вся суть заключалась в том, что к ее приезду клуб изнутри и снаружи должен был цвести и благоухать. Предполагалось запечатлеть для истории административный персонал и самих лечащихся. Персонал готов был увековечиться хоть сейчас, с прочими пока занимался «кум».

Времени оставалось от восьми вечера до восьми утра — попробуй успей! Однако звонкие серебряные трубы уже запели торжествующе в Семеновом мозгу: никто не смог бы выполнить порученного, хоть из кожи вон вылези, а он, Углов, прораб зоны, — сможет! Семен нисколько не сомневался, что ночь, отпущенная ему на выполнение задания, не будет потеряна зря, и утром он с законной гордостью встретит «хозяина» в дверях отделанного клуба. Углов никогда еще не подводил начальника, не подведет и на этот раз.

Однако трудно завоеванное доверие могло рухнуть от малейшего непредвиденного пустяка, и Семен не спешил приступать к немедленным действиям. «Значит, так, — подумал он, — чтоб лишней суеты не было и чтоб люди не мешали друг другу, придется обойтись тремя звеньями. Столяров брать? — на секунду заколебался он. — Нет, нет, ни под каким видом!»

Столяры были рабочей аристократией; то им инструмент нехорош, то лес не лес, то времени отпущено маловато. Брать — так уж черную кость — плотников по опалубкам. Этим любой материал и инструмент годились, надо — так сделают! Грубо, но сделают. Впрочем, качество их работы во многом будет теперь зависеть от Углова; ясно было, что всю ночь ему придется не смыкать глаз и ни на миг не отходить от рабочих.

Зашуршали рядом шины, и, чуть взвизгнув тормозами, около его скамейки остановилась серая «Волга». Углов поднял глаза. За рулем сидела темноволосая дамочка из породы светских львиц. Вот она небрежно сдернула с хорошенького носика солнцезащитные очки и косо глянула в Семенову сторону.

— Где тут можно найти начальника профилактория?

Углов нехотя кивнул в сторону штаба.

— На втором этаже.

Дамочка уже более внимательно скользнула взглядом по синей угловской одежонке и неожиданно поинтересовалась: — Простите, а вы что, тоже тут лечитесь?

Углов сплюнул.

— Лечусь, лечусь… — Его раздражали эти пустопорожные вопросы: что, и так не видно, что ли, кто он есть? Синее хэбе, тяжелые рабочие ботинки, стриженая голова.

Дамочка шустро выметнулась из машины.

— И давно вы лечитесь?

— Больше года, — ответил Углов. Он уже знал, о чем пойдет речь дальше. Краешек его зоркого, опытного глаза уловил в машине шевеление живого существа.

Седоватый благообразный человек с характерной опухлостью в лице, таясь за поднятым стеклом, прислушивался к их разговору. Углов глянул на него раз и определил совершенно безошибочно: наш человек!

Семен оживился. Седоватого привезли как раз вовремя, позавчера освободился Бутя — уборщик и шестерка в прорабке. Бутин срок вышел, а Углов еще никого толком не присмотрел на его серьезное место. Требовался зашуганный новичок. Семену чем-то понравился седоватый в машине; своей робостью, что ли? Уж очень он боялся выглянуть из-за стекла.

Да и то сказать, при такой шустрой бабенке, что сама и машину водит, сама и муженька сюда приволокла, — при такой разве характерный мужик удержится? С этакими шустрыми только лапше век вековать вмоготу! Углов посочувствовал неофиту: пусть маленько на метле передохнет от любимой женщины. Да и вообще, такому фраерку, что в зону на «волжанках» прикатывает, очень полезно будет в шестерке походить — самая его должность! И Углов подмигнул через стекло будущему начальнику метлы: не робей, друг, мы из тебя человека сделаем!

А дамочка, плотно подвинувшись к Семену аппетитным корпусом, уже лепила свои хитрые заходы:

— Ну как тут у вас вообще? Очень строго?

— Нормально! — бодро ответил Углов, по-солдатски выпячивая грудь. Знал он таких, сильно ловких. Скажи ей спроста чего-нибудь, так она тут же полетит к начальнику учреждения — как же, другое справочное ее не устраивает — выяснять, почему так странно расходятся ее представления об ЛТП с угловскими?

— Ну а лечат? — снова уперлась в Семена шустрая мадам. — Помогает?