Черная радуга

В глубине железного чрева, за коробкой пиленого сахара, прятался небольшой запас основной зоновской валюты — черного чая. Углов держал его для друзей. Именно к чаю и рвались сейчас страждущие души ближайших помощников.

Костыль залез в шкаф чуть ли не до пояса.

— Ну чего там? — не выдержал Сергей.

Шнырь вновь появился на белый свет.

— Нету, — сказал он. — Кончилась заварка.

Углов поднял голову.

— Как кончилась? — удивился он. — Третьего дня «вольняшка» из цеха десять пачек принес, и уже нет?

Костыль развел руками.

— Ну вы и жрете, — невольно восхитился Семен. — И кормить не надо, на одном чифире проживете.

Сергей беспокойно завозился.

— Да ты посмотри получше, растяпа! Не может быть, чтоб не было!

Костыль посмотрел получше.

— Нету!

— Сиди тут полночи! — со злостью прошипел нормировщик. — Ничего голова не варит, хоть убей!

Он оттолкнул от себя бумаги.

— Не пыли, — успокоил помощника Семен. — Найдем, чем голову поправить. Сбегай до склада, — обратился он к шнырю. — Откроешь вот этим ключом, — Углов выбрал один из связки. — Там, как зайдешь, налево коробка с ветошью. Поройся в ней. Найдешь заначку — пару пачек «слона». Тащи их сюда.

Нормировщик проглотил слюну.

— Слона? Ну это другое дело.

Костыль пошел к выходу. Нормировщик включил плитку.

— Пока сбегает, вода вскипит. А я делом займусь.

Сергей углубился в наряды.

12.

Прошло пять минут, десять, пятнадцать, — Костыля не было видно. Нормировщик тихо что-то цедил сквозь зубы.

— Да где его черти носят?

Наконец по коридору послышались быстрые шаги.

— Ну гад копучий, вот я тебя!

В дверях появился уборщик. В руках у него были две большие пачки индийского чая.

— Так напоказ и нес? — изумился нормировщик. — А если бы на прапоров налетел? Прости-прощай, раскумарка? Уже полгода в зоне, а в голове, — он выразительно постучал указательным пальцем по шныревому лбу, — и на копейку не прибавилось! Зря тебя здесь держат, зря. Пришел балдой и уйдешь балдой.

Костыль виновато понурился.

— Да там… да так вышло… — опасливо поглядывая в Семенову сторону, забубнил он.

Перо в руке Углова задвигалось медленнее. Он было пропустил мимо ушей пустяковую трепотню помощников, но, помимо его воли, какая-то незаметная, почти теряющаяся в фоновом шуме обоюдного зубоскальства струя речи привлекла его внимание. Он не расслышал ни вопросов нормировщика, ни ответов Костыля, но знакомый холодок неведомой опасности внезапно возник где-то у основания угловского черепа и медленно потек вниз по его жилистому загривку.

Семен оторвался от работы. Глаза его внимательно ощупали притихшего у двери шныря.

Да, сильно полинял за истекшие месяцы бывший деятель отечественной культуры. Бесследно растаяла выхоленная вальяжность главы семейного прайда, сданного верной львицей с рук на руки прапорщикам ЛТП.

Поджарая, сгорбленная в загривке фигура, приниженная готовностью к неправедному гонению и претерпению — хороший Костыль выработался из прежнего удачливого распоряжителя общественных увеселительных мест. Теперь бывший замнач управления культуры превратился в неумирающий тип — человека без внешности и возраста, всегда готового за минимальную мзду к великому множеству многоразличных больших и малых услуг. Что же он все-таки делал столько времени на складе?

Углов кивнул начальнику метлы.

— А ну, иди сюда.

Костыль трусцой подсеменил к прорабскому столу и замер не дыша. Семен пронзительно заглянул в бегающие глаза.

— Кого надуть затеял? — угрожающе сказал он. — Да ты знаешь, что я с тобой за это сделаю?!

Старая, как мир, хитрость сработала и на сей раз беспромашно. Костыль раскололся до самого донышка так быстро, словно был надтреснут с детства.

— Да я-то тут при чем? — жалобно заскулил он. — Грозит же: мол, пикнешь — пришибу! А я-то тут при чем?

Углов хлопнул ладонью по столу.

— А ну по порядку!

Через минуту выяснилось, что Костыля у двери склада припутал с чаем в руках прапорщик Абазов.

При этом имени Углов присвистнул.

— Ясно, — мрачно сказал он. — Что взял?

Шнырь затеял было объяснить, как прапорщик потащил его назад в незапертый склад и как…

Семен раздраженно прервал его:

— Говори — ясно! Чего он там взял?

— Дверь велел вынести, — испуганно всхлипнул Костыль. — До вахты пришлось тащить, вот и задержался.

Углов привстал:

— Дверь? Это какую? Ту, что с резьбой?

— Ага.

Семен снова сел. Замашки Абазова были ему хорошо известны, но чтоб вот так… чтоб такое нахальство… без малейшего спроса…

13.

Двухстворчатую, фасонную дверь связал четыре месяца назад плотник Самвел, теперь уж покойный. Дверь предназначалась для парадного входа в клуб, и Самвел постарался на совесть.

Вкруговую обвязки полотна шла резьба — густо переплетались виноградные грозди, лозы и листья; филенки были набраны из угаданной в цвет буковой клепки; внутренние обводы коробки Самвел обошел декоративным шпоном. Зеркальная полировка бархатной шкуркой, протирка бесцветным лаком, — фактура материала выяснилась и заиграла каждым завихрением, подворотом, каждой складкой теплых слоев дерева.

Однако ремонт клуба отложился на неопределенное время и художественно сработанное деревянное кружево осталось не у дел. Дверь простояла в столярке два месяца, и за это время промозолила глаза всем падким на чужое добро. За забором профилактория кипело индивидуальное строительство, и кто бы из застройщиков отказался по дешевке урвать на личное подворье музейную красавицу? Озверев от покушений, Углов спрятал дверь в склад.

И вот сегодня шустрый на руку Абазов дорвался, наконец, до запретного плода. Семен отлично представлял себе, как развернутся события дальше.

Абазов с краденой дверью уже у проходной. На вахте сидит его дальний родственник. Прапор мигнет, шепнет словечко, и дверь минует проходную так, словно ее и вообще нет; дежурная машина с утра скучает во дворе штаба профилактория, добежать на ней до дому не займет и пятнадцати минут, и вот сэкономленная сотняга, считай, весело плещется в абазовском кармане.

Случись такой казус год назад, Семен и в затылке не почесал бы. «Мое, что ли?» Охота была из-за чужого добра встревать в спор с оборотистым прапорщиком.

Но вот сейчас… Словно что-то укололо Семена в сердце. «Как же так? Ведь он над нами властью поставлен, а сам? Ведь если он… что ж тогда о нас говорить?»

Углов поднял глаза. Костыль отвел взгляд в сторону. Он был тут ни при чем. «А я при чем? — подумал Семен. — Я при чем?» Нормировщик махнул рукой. Он приметил Семеновы колебания.

— Брось! С ними только свяжись. Самого же и обвинят.

Сергей осклабился.

— Все они такие. Еще нас шугают.

— Все? — переспросил Углов.