Черная роза
Шрифт:
В конце концов, почтенные прихожанки вместо аргументов просто-напросто обозвали брата Гоора старым дураком.
Тут же в храме раздались вопли и звуки пощечин. Почуяв, что без потасовки дело не обойдется, Бютёк выскочил из своего укромного местечка и опрометью помчался в милицейский участок, помещавшийся в здании сельсовета. Ибо никогда не упускал своего. Инстинкт еще ни разу его не подводил. Тем более что он всю ночь напролет помогал в храме готовить праздник, не рассчитывая на большое вознаграждение, а получил и того меньше.
Начальник участка между тем все еще сидел
– Не иначе, подшутил господь бог над Давидом, господин начальник, если ту самую отраву, которую он мне, своей жене, тайком готовил, заставил его самого по случайности употребить. Может, порошочек-то он с сахаром перепутал, а?
Немалого труда стоило втолковать Маргит, что смерть Шайго наступила не в результате отравления, а из-за удара кинжалом в спину. Это был длинный стилет с узким и острым лезвием. Только вот найти его пока не удалось.
– С длинным и узким? Как вы сказали, стилет? А что это такое?
Вот незадача! Пришлось объяснять и это.
– Значит, вы говорите, это мог быть нож, такой длинный, узкий… Постойте! Так это же наш нож для хлеба! Но покойный резал им и сало. Сколько раз я ему говорила - не смей! Да разве он послушает! Отрежет кусок сала и ест, отрежет и ест. И этого ножа нет на месте? А должен быть, должен… Может, в колодец его бросили?
В эту минуту в комнату ввалился запыхавшийся Бютёк, словно затем, чтобы вызволить начальника участка.
– Товарищ начальник! Торопитесь, караул! В реформатском храме льется кровь! Братья и сестры во Христе
бьют друг друга до смерти!
– Кто? Какие братья? Что делают?
– начальник участка вскочил, пристегивая на ходу ремень с кобурой.
– Реформаты, верующая паства! Все началось из-за этого старого дурака Гоора. Бегите скорее, а то они выпустят друг другу кишки!
– Гражданка Шайго, действуйте, как я вам сказал.- Начальник с видимым удовольствием подталкивал вдову Шайго к двери.- Возвращайтесь спокойно домой.
Маргит Дуба затянула концы своего платка под подбородком.
– Так ведь я это…
– Поторопитесь! А то, как бы брату Гоору благочестивые сестры не выпустили кишки!
– Бютёк сделал выразительный жест.
– Но мне-то что делать?
– упрямилась Маргит Дуба.
– Ищите нож!
– сказал начальник участка.
– В колодце?
– Да хоть бы и в колодце!- Он подтянул ремень с револьвером на боку.- Там, где он сейчас есть, там и ищите.
Глаза Бютёка блеснули, он тоже воодушевился поставленной задачей:
– Верно, тетка Маргит! Стоит поискать, очень даже стоит!
16
– Это правда, что у тебя будет ребенок?
Девушка, помолчав с минуту, отрицательно мотнула головой.
– Нет.
– Вот дурочка! – оборвал сестричку Дёзеке.– Неужели ты не знаешь, что у девушек детей не бывает?
Чердаки даже новых, необжитых домов имеют свое очарование. Каждый из них чем-то похож на необитаемый остров. И лучше всего это знают дети. Иначе зачем бы они с таким удовольствием лазали под крышу? Духота в темных углах под накалившейся за день черепицей напоминает знойные джунгли экватора. Но из всех чердаков самыми романтичными остаются чердаки под камышовой крышей. А если там, за карнизом, поселились еще и голуби?!
Дом вдовы Тёре крыт камышом, только самый гребень крыши выложен горбатой черепицей. Над кухней возвышается, словно купол, толстенной кладки труба. Она делит весь чердак на два почти одинаковых отсека, сумрачных и таинственных, а затем, плавно сузившись, пронизывает черепичный гребень крыши и вздымается к высокому небу, как стройная башня.
Дёзёке и Идука, расположившись на глинобитном иолу чердака, беседуют с красивой девушкой, которая сидит перед ними на толстой балке.
– Ты каждый день ходишь в кино?
– Совсем нет, даже не каждую неделю.
– Но в Пеште столько кинотеатров! Ты могла бы ходить даже по два раза в день.
– Могла бы, но не хожу.
– У тебя нет столько денег?
На округлом, правильной формы лице девушки лежит иичать безмятежного спокойствия. Губы ее складываются в улыбку.
– Я ведь живу не в Пеште.
– Не в Пеште?
– Настала очередь удивляться и Дёзёке.- А мы всегда думали, что ты живешь в столице.
– Я живу не в Пеште, а в Буде!
Девушке даже чуть-чуть весело, что она вот так подтрунивает над младшими. Но те не обижаются.
Дёзёке осторожно, ступая на цыпочках, отправляется посмотреть, как себя чувствуют его голуби. Их двое, и они по очереди сменяют друг друга в гнезде, где высиживают птенцов.
Идука пододвигается ближе к старшей сестре, опирается локтями на ее круглое, мягкое колено и, подперев ручонкой подбородок, жадно впитывает в себя аромат духов и юного, пышущего здоровьем тела, покой улыбки и неторопливо льющиеся слова Эммы.
– Расскажи что-нибудь, Эммушка.
– Что тебе рассказать? О чем?
– А почему ты сидишь тут, на чердаке, и не идешь со мной на праздник? Так хочется на ярмарку!
Эмма не отвечает, молчит.
– Ты не скажешь, Эммушка?
– Что?
– Почему ты на чердаке…
В ясных глазах девушки можно прочесть ответ: маленькая глупышка. Она гладит Идуку по голове.
– Я сижу здесь, потому что меня нет дома.
– Но этого не может быть, ведь мы здесь…
– Да, но никто на свете не должен об этом знать.
– Поэтому мы не идем на ярмарку?