Черная роза
Шрифт:
Анна покорно опустила голову, а когда подняла глаза, взгляд ее был светлым и чистым.
– Хорошо, я скажу вам все откровенно. С той минуты, когда я узнала, что моя старшая дочь беременна, я нахожусь в таком отчаянии, что способна на все.
– На все?
– На все.
Она вдруг спохватилась.
– Нет-нет, ради бога! Неужели вы думаете, что убийца - это я?
– Ничего я не думаю, только вижу, что вы не в своей тарелке и изо всех сил стараетесь выгородить Гезу Гудулича, которого еще никто ни в чем не обвинил. И который к тому же вовсе не является вашим возлюбленным.
– Вы полагаете, я вам лгу?
– Я полагаю и вижу,
Анна Тёре принялась перебирать кончики своей шали, как это делают крестьянские девочки.
– Разве я не сказала? Сказала, все сказала. Когда я узнала, что моя старшая дочь, которая учится в Будапеште, в положении, я пришла в отчаяние… Это означает, что все в нашей семье начинается сначала. История повторяется, и поэтому я готова…
– На все?
– Да. На все.
– Погодите минутку. Когда вы узнали о ее беременности?
– Когда?
– Глаза Анны расширились.- Она мне написала. Из ее письма.
– Когда пришло письмо?
– Вчера. Или, может, позавчера.
– Покажите письмо. Оно у вас с собой?
– Нет.
Буриан мог поклясться, что Анна смущена, хотя и старается скрыть это. Он встал и, подойдя к печурке, швырнул туда окурок.
– Поймите меня, прошу вас,- сказала Анна.- Несчастьем всей моей жизни было то, что я поверила троим мужчинам и от каждого из них у меня родился ребенок. Отец Дёзёке, шахтер, был моим женихом, мы собирались пожениться. Младшая моя дочь, Идука, даже носит фамилию своего отца.
– Да, да, я слышал об этом…
– Наверное, от нашего председателя Гудулича. Начиная с третьего класса Ида, постоянно донимала меня вопросами, почему у нее другая фамилия, чем у Эммушки и Дёзёке. «Потому что твой отец жив,- объясняла я,- и у нас даже есть его фотокарточка». С тех пор она молится на ату фотографию как на святыню и очень счастлива, что над пей не насмехаются в школе, как над другими.
Буриан неожиданным движением взял Анну за руку, и она замолчала. Молчал и Буриан.
На пороге комнаты, открыв дверь без стука, возник какой-то человек в сапогах. Увидев знакомую женщину, сидящую в обществе офицера, он тихонько присвистнул и, попятившись, беззвучно закрыл дверь.
– О чем вы собираетесь мне рассказывать? О том, как познакомились с Гудуличем, или о происхождении Своей младшей дочери?
Анна выдернула руку, из руки Буриана.
– Что мне ответить на это?
– Не отвечайте ничего.
– Если бы не Геза Гудулич, меня давно не было бы в живых. Можете мне поверить!
– Вы легко воспламеняетесь, Анна.
– А вам известно, что говорили обо мне, когда я подала заявление о приеме в члены кооператива? «Эта Анна Тёре три раза уходила из села и каждый раз возвращалась с новым ребеночком».
– Вам не следует все время об этом думать…
– Все собрание восстало против меня. Один только дядюшка Геза встал на мою защиту.
– Дядюшка?
– Другие тоже его так называют. И если кто-нибудь заслуживает благодарности, так это он. А у него из-за меня одни неприятности! Вот и жена от него ушла из-за меня. Взревновала и ушла.
– Ну, если вам верить, после вчерашней ночи для этого есть основания. Не так ли?
– Так, конечно… И я всегда буду стоять за Гезу Гудулича. Если нужно, и присягну.
– Всегда?
– Всегда.
– И во всем?
– Во всем. Потому что я знаю, он этого достоин. Разве он обязан был меня защищать? Да ни капельки. А он сделал
это перед всем селом. Я никому и никогда не рассказывала об этом. А вот вам рассказала. Расскажу и о том, как появилась на свет Идука. Ее отец был старшим лейтенантом, как и вы. Одна только Дитер знает эту историю, больше никто.– Кто такая Дитер?
– Жена Йожефа Дитера, моя напарница, мы с ней работаем на винограднике. Дядюшка Геза нарочно поставил нас вместе, чтобы на селе не трепали попусту языками. Он сказал: «У Дитер семеро детей, она женщина честная и справедливая. Когда-то в одном классе училась с этой потаскушкой».
– Так и сказал - «потаскушкой»?
– Нет, конечно. Это я так сказала. А он выразился иначе, с самым добрым намерением: «С той, на которую понапрасну указывают пальцами». Так что же, рассказать вам про Идуку?
18
– В каких отношениях ты был с покойным?
– В каких? Еще позавчера я влепил ему пару пощечин.
– У тебя, наверное, красивая жена, Руди.
– Да, пожалуй. Она давно мне очень нравилась, еще, когда мы и не поженились.
– Старая любовь?
– Угу.
– Кто бы мог подумать!
Оба рассмеялись. Ведь они знали, о чем вспомнил каждый в эту минуту. Кёвеш не возражал против дружеского тона, и это подбодрило Гудулича продолжить разговор:
– Я уверен, она блондинка.
– Ну, во всяком случае, светлая.
Гудулич вспомнил историю одного своего знакомства еще в далекие юные годы.
– Я уже рассказывал, что учился на кожевника. Был у меня приятель пекарь. Звали его Карой. Карой Халмади.
– Уж не тот ли Халмади, что живет на хуторе и возит молоко?
– Он самый.
– Странно, он не обмолвился об этом ни словом.
– Разумеется, потому что теперь мы в ссоре.
– И давно ли?
– Подожди, дай рассказать по порядку. Так вот, мы вместе ходили в ремесленную школу. Карой тогда уже был влюблен, а я еще и посматривать на девушек не смел. В одно воскресенье он показал мне ту, к которой питал пламенные чувства. Ее звали Юлишка Гоор. Карой познакомил меня с ней перед началом киносеанса. У меня даже дух захватило, так понравилась эта Юлишка. Жила она на хуторе, у родителей. И надо же было случиться - так уж мне повезло,- что в ту зиму мой хозяин отправил меня на целых полторы недели чинить сбрую на этот богатый хутор. В то время я уже считался мастером своего дела, к весне должен был получить диплом. Высмотрел я Юлишку и на третий день окликнул. Говорю ей: «Будь моей женой». Что она мне ответила - никогда не отгадаешь! «Ты не знаешь моей матушки!. Ты безродный, подкидыш, а она хочет выдать меня за хозяйского сынка. Тебя даже на порог к нам не пустит!» - «Ну а твой отец?» - «Он у нас верующий, не от мира сего,- ответила Юлишка.- Земные дела его не интересу
ют».
– Но потом ты все-таки женился на Юлишке!
– прервал его майор.
– Женился. Но когда?
– Гудулич глубоко вздохнул, собираясь продолжать.
Кёвеш остановился и, взяв его за плечи, повернул к себе лицом.
– Ну, парень, и разговорчив же ты стал. Просто велеречив. Никогда бы не подумал, что без передышки ты можешь выложить целую историю. Что с тобой сделалось за это время, пока мы не виделись? Или это у тебя от радости, что мы встретились?
– Еще чего! Ведь мы расстались в ссоре.