Черная суббота

– Вот именно, – впервые подал голос Пашенька. – Ишь, черт здоровый, чуть челюсть мне не свернул, козел! – злобно бросил он Юрке и тут же на всякий случай опасливо отступил назад.

– Кто козел?! – Евстафьев было шагнул к дебоширу, намереваясь еще раз врезать ему, но между ними внезапно встал Мартынов.

– Что ж, – подчеркнуто-спокойно произнес он, окинув собравшихся каким-то то ли презрительным, то ли, наоборот, сожалеющим взором. – Коль претензий ни у кого нет, то, как говорится, извините, граждане. Только уж вы, уважаемая, – обратился он к Пашенькиной жене, – в следующий раз не кричите на всю округу, дабы не подумали, что вас тут убивают. И на помощь не зовите, если к своему благоверному не в претензиях, – старший наряда с достоинством козырнул и зашагал прочь. Следом за ним двинулись вконец ошалевший Климанов и клокочущий от злости Евстафьев.

– И какого хрена мы задний ход дали? – возмущался он. – Надо было этого урода за рога и в “обезьянник”. Мелкое хулиганство как минимум оформили, а то бы и вообще под двести шестую¹⁴ подвели!

– Доказывать бы замучались, – отвечал Мартынов. – Мы для суда не свидетели.

– А другие? – не унимался Юрка. – Там, почитай, полный двор народу был! Надо было доминошников припрячь или на худой конец ту парочку.

– Ага, разбежался, так бы и пошли они тебе в свидетели, – усмехнулся Андрей. – Больно охота им связываться! Тут, наоборот, мы бы крайними остались: эта семейка как пить дать на наши рапорта встречную кляузу накатала бы. И старуха за них бы с ходу подписалась – ее только на моей памяти раз десять за самогон штрафовали. Уж она-то всегда рада нашему брату нагадить!

– И теперь нам утереться и сделать вид, что так и надо, да? – продолжал кипятиться Баламут. – Типа, пускай нам и дальше всякая мразь в лицо плюет? Эх, зря ты мне не дал напоследок ему по чайнику настучать. В другой раз не стал бы рыпаться!

– Во-первых, не ори. А во-вторых, негоже нам, призванным за порядком следить, драку на людях устраивать.

– Ничего. Вот в выходной отловлю этого хмыря в укромном месте и урою на фиг!

– Угу, и за хулиганку сядешь. Чудак ты, Юра: второй год уже служишь, а так и не понял, что здесь тебе лавров и почестей не будет, а как раз наоборот. Так что либо тяни лямку, как положено, либо в народное хозяйство трудиться иди.

– И уйду! Только не на гражданку, а в розыск. В гробу видал я эту ППС!

– А в сыщиках, думаешь, лучше? Ошибаешься.

– Там хотя бы пьяных таскать не надо и со всякой шелупонью возиться!

В ответ Мартынов только махнул рукой – спорить с Евстафьевым было бесполезно.

А с той скандальной семейкой Климанов спустя несколько лет столкнулся уже будучи участковым. На этот раз упившийся до чертиков Пашенька пырнул жену ножом. Но и тогда посадить его не удалось: супруга, только придя в себя, сразу же заявила, что наткнулась на лезвие сама, и вдобавок подбила мужа накатать жалобу. Дескать, это его в милиции застращали и заставили себя оговорить.

Последующий месяц Палыч запомнил надолго. Всех, кто имел хоть какое-то касательство к разбирательству с той поножовщиной, затаскали в прокуратуру. Законникам, видимо, тоже не терпелось “срубить палку”¹⁵ и посадить хоть кого-нибудь из милицейской братии, но, слава Богу, обошлось: следователь, возбудивший дело, получил неполное служебное соответствие, а остальные, в том числе и Климанов, отделались выговорами.

Тогда Палыч окончательно убедился: лучше не лезть с благими намерениями в разные сомнительные ситуации. С тех пор он, получив заявление от потерпевшего или телефонограмму из больницы, куда доставляли очередного избитого-покалеченного, старался подогнать дело под “отказняк”, благо лазеек в том же уголовно-процессуальном кодексе было достаточно.

Но это произошло позже, а пока Климанов, шагая по темным, начинающим пустеть улицам, болезненно переживал недавнее фиаско и хоть помалкивал, но в споре между приятелями душой был больше на стороне справедливо негодующего Юрки, нежели педантичного, уставного до мозга костей Андрея.

Мартынов, несмотря на свои неполные двадцать семь, казался куда взрослее и солиднее своих ровесников. Выросший в большой крестьянской семье, а потом дослужившийся в армии до старшины, он продолжал по привычке опекать, наставлять, воспитывать и здесь. Причем не только новичков-милиционеров. Выходя на маршрут, он не просто присматривал за порядком, не разрешая распивать бормотуху во дворах или втридорога торговать из-под полы дефицитной в ту пору водкой. К примеру, заприметив где-нибудь незапертый подвал, он считал своим долгом немедля поставить об этом в известность участкового, а то и начальство местного ДЭЗа:

– Непорядок это. Неровен час, облюбует это местечко молодежь и начнет там пьянствовать, а то и, не дай Бог, клей нюхать! Вы бы распорядились замок повесить и петли покрепче приварить.

А кроме того, Мартынов никогда не старался задержать для плана лишнего пьяницу или другую легкую “жертву”. Сколько раз он осаживал Климанова, когда тот пытался сграбастать какого-нибудь едва держащегося на ногах мужичонку:

– Что он тебе сделал? Не бузит ведь, к людям не пристает. Сам ведь не святой, стакан-другой махнуть никогда не откажешься! Или, думаешь, если у тебя ксива в кармане, то ты правей какого-нибудь токаря-пекаря?

Сам же старшина редко забирал выпивших, если они не буянили или не валялись абсолютными трупами. Зато сколько раз Андрей, видя, что перебравший мужик из местных вот-вот рухнет, брал его на буксир и помогал добраться до дома. Напарников, а в особенности Юрку, такое поведение старшего наряда раздражало.

– Тебе бы не в городовые, а в ясли идти, – не раз подтрунивал он над Мартыновым. – Там хоть с детьми будешь нянчиться, а не с этими клоунами.

– Они, к твоему сведению, не клоуны, а люди. А ребятишки у меня свои имеются.

Действительно, Андрей, несмотря на свою молодость, значился отцом двоих пацанов тринадцати и восьми лет. Правда, оба были приемными: Мартынов, в отличие от других сослуживцев, приехавших в Первопрестольную из глубинки, женился не на москвичке, а взял за себя немолодую разведенку, мыкающуюся с двумя детьми в крохотной комнатушке заводского общежития.

Помнится, узнав об этом, многие в отделении покрутили пальцем у виска: дескать, совсем сбрендил. Даже Юрка не преминул упрекнуть товарища:

– Ты чего, Андрюха? За тобой же такие девки бегали: молодые, с квартирой!

– Молодые по-любому замуж выскочат. А пацанам отец нужен, иначе вырастут шалопаями без мужского пригляду.

А еще Андрей был патологически честен. Когда под закат перестройки в московских магазинах исчезли почти все продукты, Мартынов никогда не пользовался возможностью купить то же мясо или отоварить талоны на водку с заднего хода. Если почти все милиционеры, приятельствующие с местными продавцами, не упускали шанса раздобыть тот или иной съестной дефицит в обход многочасовых очередей, то старшина принципиально отказывался от подобных “льгот”, за что прослыл чудаком, а острый на язык Роговцев презрительно нарек подчиненного “святым”.

И все же Климанов по сей день считал, что ему повезло восемнадцать лет назад попасть стажироваться к Мартынову, а не к кому-нибудь другому. Именно старшина приучил его пахать на совесть, за что потом Палыч был всегда на хорошем счету у начальства.

7

“Пробка” рассосалась только за поворотом на Каховку, и Климанов, наконец от души пришпорив свою “Ниву”, погнал в сторону Профсоюзной.

Снег не прекращался. Мокрыми хлопьями он валил с неба, плющась о лобовое стекло, размазывался “дворниками” и вновь возникал перед глазами неровными белыми кляксами.