Чернильная смерть
Шрифт:
Розенкварц отнял руки от ушей.
— Что вы имеете в виду? Кто, в конце концов, пишет то, что здесь происходит? Вы, так ведь?
Великолепно! Теперь она еще будет лезть своими толстыми пальцами в его израненную душу!
— Нет! — рявкнул он. — Эта история сама себя рассказывает. Мортимер сегодня не дал ей принять совсем уж дурной оборот. Но, к сожалению, это, вероятно, будет стоить ему жизни, и на такой случай я могу вам только посоветовать взять его жену и дочь и как можно скорее вернуться с ними туда, откуда вы пришли. Проход вы отыскали, как я понимаю…
С этими словами он распахнул
— Стоить жизни? О чем вы говорите? — Она легко стряхнула его руку со своего локтя. (Тысяча чертей, у этой бабы силища как у бегемота!)
— Я говорю о том, что его, увы, скорее всего повесят, а может быть, отрубят голову или четвертуют — не знаю уж, какой род казни Змееглав предпочтет для своего злейшего врага.
— Злейшего врага? Это Мортимер-то? — Как недоверчиво она вскинула брови — мол, старый дурак сам не понимает, что говорит.
— Он сделал из него разбойника!
Розенкварц. Подлый предатель. Прозрачный пальчик так беспощадно показывал на Фенолио, что старику хотелось схватить стеклянного человечка и переломить пополам.
— Он любит сочинять песни о разбойниках, — поведал Розенкварц незваным гостям таким доверительным тоном, словно знал их всю жизнь. — Он на них просто помешан, и отец Мегги, бедняжка, запутался в его красивых словах, как муха в паутине.
Это было уж слишком. Фенолио сделал шаг к Розенкварцу, но Книгожорка загородила ему дорогу.
— Не смейте обижать беззащитного стеклянного человечка!
Глаза у нее как у бульдога — вот-вот вцепится. Господи, бывают же такие противные тетки!
— Мортимер — разбойник? Да он самый смирный человек, какого я знаю!
— Вот как?! — Фенолио кричал так, что Розенкварц снова зажал крошечные ушки. — Видимо, даже смирный человек перестает быть смирным, когда в него сперва стреляют, а потом разлучают с женой и запирают в тюрьму… И все это придумал вовсе не я, что бы там ни говорил этот стеклянный лгун. Наоборот, если бы не мои слова, Мортимера уже давно не было бы в живых.
— Стреляют? Тюрьма?
Сеньора Лоредан растерянно взглянула на своего заику.
— Похоже, это длинная история, Элинор, — мягко заметил тот. — Тебе, я думаю, стоило бы ее выслушать.
Фенолио не успел еще ничего сказать в ответ, как в дверь просунула голову Минерва.
— Фенолио, — сказала она, бросив быстрый взгляд на гостей, — Деспина меня замучила. Она тревожится за Перепела и хочет, чтобы ты ей рассказал, как он спасется.
Только этого не хватало. Фенолио глубоко вздохнул и постарался пропустить мимо ушей насмешливое фырканье Розенкварца. Отнести бы его в Непроходимую Чащу и там оставить!
— Пошли ее ко мне, — ответил он Минерве, хотя понятия не имел, что рассказать малышке. Куда подевались те дни, когда голова у него пухла от избытка идей? Скрылись во мраке, утонули во всем этом бескрайнем горе…
— Перепел? Кажется, Среброносый называл так Мортимера?
О Господи, а он и забыл на миг о незваных гостях.
— Пошли вон! — заорал он. — Вон из моей комнаты! Вон из моей повести! Сюда и так теперь является кто ни попадя.
Но бесстыжая тетка уселась на стул перед его письменным столом, скрестила руки на груди и так прочно уперлась ступнями в пол, словно собралась
пустить здесь корни.— Ну уж нет! — заявила она. — Я хочу услышать, что тут произошло. От начала и до конца.
Час от часу не легче. Что за невезучий день — и ведь он еще не кончился.
— Фенолио! — В дверях появилась заплаканная Деспина. Увидев незнакомых людей, она невольно отступила на шаг, но Фенолио взял мальппку за руку.
— Минерва говорит, ты хотела послушать про Перепела?
Деспина застенчиво кивнула, не сводя глаз с гостей.
— Вот и отлично! — Фенолио сел на кровать и посадил девочку к себе на колени. — Мои гости тоже хотят про него узнать. Давай вместе расскажем им всю историю.
Деспина кивнула:
— Как он перехитрил Змееглава и вернул Огненного Танцора из царства мертвых?
— Да, — подтвердил Фенолио. — А потом вместе подумаем, что должно теперь произойти. Поведем нить истории дальше. Я ведь Чернильный Шелкопряд, правда?
Деспина опять кивнула и посмотрела на него с такой надеждой, что у старика отчаянно защемило сердце. «Шелкопряд, у которого кончился шелк», — подумал он. Неправда, шелк-то есть, сколько угодно, но он разучился превращать его в ткань…
Сеньора Лоредан вдруг притихла и уставилась на него так же доверчиво, как Деспина. Совоглазый тоже замер в ожидании.
И только Розенкварц повернулся спиной и принялся усердно размешивать чернила, словно желая напомнить, как давно его хозяин к ним не прикасался.
— Фенолио! — Деспина провела ладошкой по его морщинам. — Рассказывай!
— Да, рассказывайте! — отозвалась Книгожорка. Элинор Лоредан. Он так и не расспросил ее, как она сюда попала. В этой истории и без того перебор женщин. Да и от заики вряд ли будет много проку.
Деспина потянула его за рукав. Откуда в ее заплаканных глазенках столько надежды? Как сумела эта надежда пережить коварство Коптемаза и страшные дни в темном застенке? «Дети», — подумал Фенолио, сжимая маленькую ладошку. Если кто-то может вернуть ему дар слова, так только они.
Всего лишь сорока
Что с ней было в последнее время, в непрочное время беды?
О, она была птицей, колдуньей, королевой огня и воды.
Дом, где жил Фенолио, напомнил Орфею его собственные пристанища прежней, не такой уж далекой, поры: покосившаяся лачуга с плесенью на стенах, чьи окна смотрят на такие же убогие развалюхи — не говоря уж о том, что туда залетает дождь, поскольку оконные стекла в этом мире были роскошью, доступной немногим. Нищета! До чего же противно прятаться в самом темном углу заднего двора, где пауки заползают в бархатные рукава, а куриный помет оставляет несводимые пятна на сафьяновых сапогах! А все потому, что квартирная хозяйка Фенолио навозными вилами выпроваживала всякого, кто без дела ошивался у нее на дворе, с тех пор как Баста на ее глазах убил какого-то комедианта. Но другого выхода нет. Ему нужно знать. Нужно знать, взялся ли Фенолио снова за перо!