Черные ножи 3

— И много подобных случаев? — постаравшись спрятать свою неприязнь, поинтересовался я.

— Бывает, — пожал плечами мужик, — сам-то я не сталкивался, но люди кличут, что целая банда орудует. А есть и одиночки, охотятся на тех, кто слаб.

Я вспомнил Челябинск, сгоревший дом и пленницу в сарае. Интересно, как сложилась ее судьба? После того, что ей пришлось перенести, легко тронуться умом. Надеюсь, все у нее хорошо.

— А есть еще другие, кого судьба вынудила, они самые опасные — двинутые мамаши, — продолжил объяснять спекулянт.

— Это как?

— Да очень просто, — он вновь пожал плечами, — когда на тебе несколько ртов, которые нужно кормить, спятить в момент можно. Повалихи-то на всех не напасешься, да и кончились запасы давно. И «сладкую землю» давно сожрали, еще в первый год. Но детки кушать просят каждый день. А зимой, глядишь, тащит такая мамаша пеленашку, упрямо так тащит. А зачем? Все равно закапывать негде, да и сил у людишек мало осталось. Но я-то смекаю, известно куда прет, домой, а там жруть и жруть. Или консервы делают, а потом продают… но этим уже люди серьезные занимаются. За конину выдают консерву. Но только кретин в такое поверит. Где та конина? Нет ее давно…

(блокадный словарь) Повалиха — каша из отрубей, после которой повально клонило в сон. Сладкая земля — подслащенная земля из-под сгоревших складов с сахаром и мукой, продавалась за большие деньги. Пеленашка — обернутые в простыни трупы.

— И что прямо мертвецов едят? — в такое я не поверил, явный бред, быть такого не может. А вот про консервы из человечины звучало более реалистично. Но именно потому, что походило на дело, поставленное на поток. А все, что приносит деньги, для многих мгновенно размывает границы морали и человечности.

— А то ж! — уверенно кивнул мужик и вновь сплюнул. — Но многие чужими мертвецами брезгуют, неизвестно, какие болячки у тех при жизни были. Так двинутые своими же детишками умершими еще живых кормят. Видел я тут давеча одну такую… глаза безумные, волосы седые, хотя сама молодая. Кто-то донес, милиция к ней в дом сунулась, а там в одной комнате тело наполовину разделанное — младшенький, умер от дистрофии. А во второй комнате еще трое сидят, супчик хлебают… из братика, значится… Тьфу, пропасть!

Уж насколько я себя считал крепким человеком, но после этого рассказа меня резко замутило и чуть не вывернуло прямо под ноги мужику.

Таких историй я в детстве не слышал, все рассказы про блокаду были более прилизанными… но почему-то сразу поверил, что мужик не врет. Страх за жизнь своих детей и не на такое толкнет. Нет никого отчаяннее, чем мать, у которой ребенок при смерти. Такая и убьет, и покалечит, не задумываясь. И силы у нее удесятерятся, организм начинает работать в сверхрежиме. И прошлые принципы… они стираются, уходит на второй, третий, десятый план. Остается только одна мысль — сделать все, чтобы дети выжили…

— Далеко еще? — спросил я, чтобы отвлечься от дурных мыслей.

— Да, считай, пришли…

Мы свернули в глухой дворик. Все окна домов, выходивших сюда, были либо заколоченными, либо сияли пустыми проемами.

— Что за место? — недоверчиво огляделся я по сторонам. — Тут явно никто не живет.

— А нам с тобой и не требуется, чтобы лишние глаза глядели. У меня здесь нычка схоронена.

Он подошел к входу в подвальное помещение, уверенно спустился по трем ступенькам вниз и быстро отпер большой и очень ржавый на вид замок. Тяжелая дверь чуть скрипнула и приоткрылась.

— Давай за мной! — пригласил мужичок и тут же скрылся внутри.

Любопытно. С чего это вдруг он проявил такую доверчивость, показав свое тайное убежище. Планирует заманить меня внутрь и убить? Вероятно. Подумал, наверное, что голод настолько застлал мой разум, что я опрометчиво брошусь в подвал, где меня уже ждет ловушка. Интересно, что там? Думаю, сообщников у него здесь нет. Не стали бы они сидеть под замком в томительном ожидании. Ведь, совершенно не было гарантии, что ему кто-то подвернется под руку с самого утра. Допустим, он там один. Каким же образом он хочет умертвить меня? Самый простой вариант — застрелить или зарезать. Звук выстрела и крики в нежилом доме никто не услышит. Что же делать? Бежать прочь? Нет, я пришел сюда за продуктами и без них не уйду. А если на меня нападут, что же, буду защищаться. Уж один на один я с этим неказистым типом должен совладать…

Все эти мысли пролетели в моей голове за пару ударов сердцем, и я последовал по ступеням за плешивым, прихватив по дороге обломок кирпича, валявшийся на земле.

Вроде бы нас разделяло всего несколько шагов, но когда я спустился в подвал, то вокруг никого не было. Из просторного темного помещения несло сыростью и легкой, чуть сладковатой тухлятиной. Дохлые крысы, что ли?..

— Эй, ты где? — негромко произнес я, настороженно делая еще один шаг вперед. С этим я слегка поторопился, мои глаза еще не успели освоиться в темноте, и я тут же поплатился за собственную самоуверенность.

Я был готов к чему угодно: к выстрелам из тьмы, к тому, что на меня бросятся со всех сторон и готов был среагировать должным образом… но все случилось совершенно иначе.

Что-то больно ударило снизу по моим ногам, и я даже успел было среагировать и отшатнуться влево, но недостаточно быстро. Меня сбило, закрутило, перевернуло вниз головой, стянуло со всех сторон, вдобавок я пребольно ударился лицом о кирпич, который все еще держал в руке.

Пытаясь высвободиться, я начал неистово дергаться из сторону в сторону, но этим только еще крепче запутывался. Поняв, что делаю лишь хуже, я замер, стараясь понять, что же произошло.

Внезапно до меня дошло: это же сеть! Я попался в обычную рыбацкую сеть, правда, плетенную из очень прочной толстой нити. Хорошая ловушка, неожиданная. Сеть была заранее расстелена за входом и замаскирована — припорошена грязью и листвой, и пока я пытался привыкнуть к полутьме, хозяин этого подвала потянул за нужные веревки, и вуаля, я болтаюсь в воздухе на высоте метр-полтора, и оказался настолько тесно сжат со всех сторон, что не могу даже толком шевельнуться.

Между тем, из тьмы на свет вышел мужичок, только выглядел он теперь немного иначе. Плечи распрямились, сутулось пропала, будто он стал чуть выше ростом, и смотрел теперь по-другому: спокойно, даже со скукой, словно в сотый раз проделывал опостылевшую работу.

— Что это значит? — мой голос предательски сорвался на фальцет. — Освободи меня! Живо! Иначе…

— Что иначе? — мужик даже говорить начал другим тоном — уверенно и вальяжно. — Грозишь мне? Только сделать ничего не можешь. Другие тоже грозили, потом деньги предлагали, потом плакали, умоляли. Вот только зря все это, бесполезно, кто сюда попал, обратно уже не выйдет.

Черт, я определенно попал в руки местного маньяка. А, часом, не людоеда ли? Недаром он так знающе рассказывал об их повадках… не из их ли числа сам будет? Этого еще не хватало! Уж лучше бы я сгорел в танке, чем быть сожранным на ужин!