Черные ножи 3

Идти по неосвещенному городу сложно, пугает все: любой звук, любое случайное шевеление. И ноги то и дело норовят попасть в скрытые ямки, выбоины. А упадешь — будет плохо: ударишься, поломаешься, а потом замерзнешь.

Снег все шел и шел, грозясь покрыть за ночь весь город. Удачно я прибыл, к первому снегопаду. Впрочем, снег куда лучше ледяного дождя, вот только любые следы будут отчетливо видны на нетронутом белоснежном полотне.

Когда совсем близко впереди вновь мелькнула громада собора, я понял, что почти добрался до места.

Наум Натанович настолько хорошо все описал, что я заранее знал, где укроюсь. Сам бы я столь поздним вечером ни за что не отыскал убежище, пригодное для наблюдения за институтом и его входами.

Площадь, как я и думал, была слишком открытой, по ней то и дело ходили патрули. А вот в здании гостиницы «Астория», которое ныне находилось в ведомстве «Интуриста», еще с сорок первого года разместили госпиталь и стационар. Здание оказалась совершенно целым, нисколько не поврежденным от бомбежек. По словам Абрамова, здесь в свое время снимали номера Герберт Уэллс и Михаил Булгаков, генерал Антон Деникин, Владимир Ленин и многие другие известные личности. Может быть поэтому, его и не тронули — видно у Гитлера были особые планы относительно этого дома. Любопытно, что назвали гостиницу в честь братьев Асторов, один из которых, Джон Джейкоб Астор IV, изобретатель, военный, писатель-фантаст, потомственный миллионер и бизнесмен, написавший книгу «Путешествие в иные миры» о полете в 2088 году к Сатурну и Юпитеру, вместе со своей супругой оказался пассажиром злосчастного «Титаника». Жена Астора получила место в шлюпке, она была в положении, но самому Джону там места не нашлось, а он и не настаивал, уйдя на дно вместе с лайнером.

Наум Натанович рассказал, что окна госпиталя как раз смотрят на институт и его боковой выход, которым в основном и пользовались сотрудники, покидая работу. Стационар же был отдан для представителей творческих профессий: от писателей до скульпторов и музыкантов. А они, как известно, народ увлекающийся и мало поддающийся правилам и дисциплине. На них-то у меня и была основная надежда.

Глава 18

Памятник Николаю I, находившийся в центре площади, был закамуфлирован деревянными щитами и почти полностью затянут брезентом, лишь только макушка парадного шлема императора, украшенного двуглавым орлом, слегка выглядывала сверху. С моей точки обзора не было видно, но я прекрасно помнил, что позади Исаакиевского собора, на одной оси с памятником Николаю, стоял и знаменитый Медный всадник. Вот только Петр смотрел в сторону Невы, а Николай — прямо ему в спину, но Исаакиевский собор препятствовал прямому зрительному контакту. Отсюда и пошла поговорка: «Дурак умного догоняет, да Исаакий мешает». Народ, мягко говоря, недолюбливал Николая. Да что там народ, даже Пушкин писал про императора весьма неласково: «В нем слишком много от прапорщика и мало от Петра Великого».

Эти мысли промелькнули у меня, пока я быстрым шагом пересекал площадь, направляясь к «Астории». Конкретного плана у меня не имелось, я решил действовать по ситуации. Подежурю немного, глядишь, что-то и прояснится в этой мутной истории с пропажей семян. Мне было жаль Наума Натановича и я вовсе не желал ему гибели. Вот только старик-ученый явно нацелился взять вину на себя, этим самым подписав себе смертный приговор. Не могу же я вечно находится при нем, а стоит мне уехать, и Абрамов тут же приведет свой замысел в действие.

Я чуть сбавил темп, подходя к гостинице. У главных дверей дежурили два красноармейца, лениво поглядывая по сторонам. Снег уже лег на плечи их шинелей и на шапки-ушанки, бойцы явно подмерзли, поэтому перетаптывались с ноги на ногу и дули на красные ладони, пытаясь их отогреть. Эти двое меня не интересовали, я обошел их большим полукругом и двинул вдоль здания, высматривая более подходящий вход внутрь.

Наконец, когда я уже почти отчаялся, заметил арочный проем, в котором курили еще двое, но эти, судя по одежде, были гражданскими. За их спинами была полуоткрыта дверь, ведущая в «Асторию». Оба курильщика тепло одеты, так что нарастающий морозец их не пугал. Вот вы-то, ребята, мне и нужны!

Еще более замедлив шаг, я медленно пошел в сторону курильщиков, стараясь разобрать, о чем именно они разговаривали между собой.

— Товарищ Жданов, конечно, большой молодец! — горячо объяснял высокий молодой человек собеседнику — солидному мужчине лет сорока, с зачесанными назад волосами. — Часы молчания по радио были ужасны! Словно метрономом в голове: тук, тук, тук… с ума можно было сойти! А он вернул музыку, а музыка — это жизнь!

— Ты же понимаешь, было мнение — музыка неуместна в эти дни, — пытался урезонить его оппонент, — невозможно веселиться, когда вокруг такое происходит…

— Совершенно с вами не согласен! — молодой порывисто замахал руками, словно итальянец. — Музыка — это надежда! Музыка дает силы, энергию к борьбе! Было огромной ошибкой, отказаться от нее.

— Да что ты, — по-доброму улыбнулся мужчина, — я это разделяю и полностью поддерживаю решение товарища секретаря обкома. Он — умный человек и в итоге во всем разобрался. Одних литературных передач и агитации людям явно недостаточно. Мне, как представителю писательского цеха, это абсолютно понятно.

— Жаль, что вы, Александр Александрович, у нас столь редко бываете, — явно польстил молодой, — вот бы вас на место Жданова, уж мы бы им всем показали!

— Ну-ну, ты это прекрати! — рассердился солидный. — Партия прекрасно знает, кто на каком месте необходим! У меня и своих дел хватает, знаешь ли!

— Понимаю, — закивал молодой, — у главреда «Литературной газеты» свои заботы… и все же, хорошо, что вы и про нас не забываете!

— Забудешь тут… да и прорваться в город практически невозможно, если бы не знакомые моряки, черта с два я бы здесь оказался. Довезли на катере через Ладогу. Правда, по дороге едва не утонули…

А мужик-то далеко не трус! Не каждый решился бы пробираться в блокированный немцами город, пусть даже конечная цель того стоила. Кто же передо мной?

Память моя в последнее время работала не просто превосходно, а идеально. Все, что я когда-либо слышал, пусть даже краем уха, теперь, при желании, мог вспомнить и воспроизвести. А так как читать в молодости я любил, и не только приключенческую литературу, а и вполне серьезные исторические исследования, мемуары и воспоминания, то и доступный архив знаний у меня оказался выше среднего.

Итак, писатель и по совместительству главный редактор «Лит.газеты»… лишь одного известного мне автора этих лет звали Александр Александрович… неужели?

— Товарищ Фадеев? — рискнул предположить я, подойдя вплотную к беседующим и открыто им улыбаясь.

— Мы знакомы? — чуть прищурился писатель.

— Нет, но я являюсь большим поклонником вашего таланта еще со времен «Разгрома»! — я протянул ладонь и Фадеев, подумав мгновение, пожал ее. Крепкая у него хватка. — Жаль только, давненько ничего нового не писали…

Александр тут же помрачнел. Видно было, что тема эта ему крайне неприятна.

— Вот кончится война, — хмуро ответил он, — и будут новые книги. Не до них пока…

— А мне вот кажется, что как раз сейчас людям нужны хорошие книги, — возразил я. — Каюсь, случайно услышал ваш разговор. Ваш товарищ совершенно прав, музыка — это жизнь и надежда! Но и книги — это великая сила. Правильное слово дает идею, а за идею люди идут на смерть. Слышали ли вы историю о молодых подпольщиках, членов «Молодой гвардии», убитых фашистами? Я понимаю, что подобных примеров нынче масса, но тут случай особый. Их изувеченные тела нашли в феврале в шурфе краснодонской шахты…