Черные ножи 3

В другой эпохе, при других обстоятельствах я бы, наверное, попытался обезвредить плешивого и вызвать санитаров. Здесь же и сейчас было не до церемоний. Прикончил психа, и баста.

И все же, пока я обшаривал подвал в поисках скрытых тайников, одна мысль не покидала мою голову: «А что если… если он был прав, и я все же подарил Ленинграду еще месяц жизни?..»

Глава 17

— Дмитрий… как?.. откуда?.. ведь это настоящее богатство!.. — Наум Натанович ошеломленно замер на пороге, неверящим взглядом обводя свою скромную комнатушку.

Признаюсь, поживился я в подвале убиенного мной сатаниста на славу. И ведь не подвел плешивый, правду сказал — были у него там нычки, и не одна, и даже не две… я нашел пять тайников и тут же их выпотрошил. В одном были советские деньги, во втором — украшения и ценные монеты, в третьем — вещи жертв, в четвертом — книги по оккультизму, а вот в пятом — то, что мне требовалось больше всего, — продукты.

Я позаимствовал немного рублей на текущие расходы из первого тайника, ценности не тронул — куда их девать, над предметами одежды постоял, не касаясь. Тут были и женские вещи, и даже детские, но превалировали мужские. Судя по их количеству, убитых было не меньше пары десятков. Ужасная участь — умудриться выжить под немецкими бомбами и погибнуть от руки маньяка-сатаниста. Меня аж передернуло от такой вселенской несправедливости, но помочь несчастным я ничем не мог, поэтому просто спрятал вещмешки обратно в нишу под одной из стен, и завалил все, как было прежде, ветками и камнями.

А вот от продуктов я не отказался — это было бы глупо. Не знаю, где он их раздобыл — скорее всего, менял на трофеи, но это было не важно. Пусть послужат хорошему делу, раз уж так получилось.

И теперь, когда я вывалил на стул и топчан Абрамова несколько банок тушенки, пару десятков картофелин, полкило макарон, завернутых в бумагу, несколько свертков с крупами, солью, кулек сахара и две банки сгущенки, то это выглядело так, словно граф Монте-Кристо демонстрирует свои сокровища.

— Вот… получилось отоварить ваши карточки, — развел я руками.

Старик поверил. Он заулыбался и, как радушный хозяин, тут же начал суетиться: поставил греться чайник, расстелил несколько старых газет вместо скатерти, протер кружки.

— Как же вам удалось? Это просто чудо! А вы знаете, что рецепт сгущенки привез к нам Анастас Микоян в тридцать шестом году из Америки. Он находился в деловом турне и позаимствовал многие технологии, в том числе секрет приготовления мороженного и промышленного производства котлет. Не думал, что еще раз доведется попробовать это чудо! Вот в институте удивятся, когда расскажу…

— Думаю, об этом лучше никому не говорить, — предостерег я, — иначе неудобно получится… там, где я все это взял, больше ничего нет.

Ученый замер посреди комнаты, руки у него опустились.

— Не могу… — сказал он, судорожно сжимая челюсти, — тогда я просто не могу есть, зная, что другие по несколько дней крошки во рту не держали… но вы угощайтесь, молодой человек, вам требуются силы!

— Нет уж, уважаемый Наум Натанович, один я кушать не буду! Вы же не хотите, чтобы институтскую коллекцию полностью разграбили? Значит, мы с вами должны поймать вора. Для этого нужна энергия. Берите ложку, сейчас я открою банку тушенки, мы ее немного разогреем, и вперед! Ложечку за Вавилова, ложечку за коллекцию семян!..

Я обращался с ним, как с маленьким. Да он, собственно, и был во всем, кроме работы, сущим ребенком. Наверное, раньше за его питанием и прочими бытовыми вещами следила жена, а теперь… я даже спрашивать не хочу, что с ней произошло. И так понятно — война…

Все же я убедил его поужинать. Ел Наум Натанович мало и аккуратно, подбирая каждую крошку. И прятал глаза, словно чувствовал себя виноватым, что он вот так сидит в достатке за столом, полных невиданных, по нынешним временам, яств, а где-то рядом люди умирают от голода.

Я разделял его чувства, но прекрасно понимал, что добытыми припасами весь город не накормишь. Получилось помочь хотя бы одному — уже славно. Абрамов же явно терзался угрызениями совести. Наконец, он не выдержал:

— Вы позволите, Дмитрий, если я возьму часть продуктов завтра в институт? Понимаете, мне, старику, многого не надо… лучше я дам немного тем, кто в этом нуждается больше…

— Это были ваши карточки и продукты целиком ваши, и можете делать с ними, что пожелаете, — развел я руками. — В конце концов, это я получился вашим нахлебником, сел на шею. Мне дико неудобно, но я постараюсь отработать…

— Что вы, что вы! — всполошился Наум Натанович. — Не думайте даже! Без ваших усилий, карточки остались бы простыми картонками! Я даже представить себе не могу, чего вам стоило получить по ним столько всего…

Да уж, лучше этого не представлять. Еще бы чуть-чуть, и я валялся в том подвале с перерезанной глоткой. Опять повезло. Я уже боялся финального счета, который обязательно выставит мне судьба за все ее услуги.

— Расскажите лучше, удалось ли вам сегодня что-нибудь узнать? — сменил я тему на более насущную.

Старик задумался.

— Вы знаете, весь прошедший день я пытался делать, как вы мне советовали. Приглядывался ко всем, особенно к охране института. Пытался посмотреть на людей другим, более непредвзятым взглядом. Я даже, к своему стыду, начал по очереди рассматривать своих коллег, как потенциальных преступников. Крутил в голове, была ли у каждого из них возможность и средства для похищения. Мотив-то понятен — на семенах можно прожить несколько месяцев или попросту продать их на рынке — но это кощунство, такую гипотезу я сразу отбросил в сторону!

А вот я бы это не отбрасывал. Если уж некто решился на кражу, то почему бы ему и не подзаработать немного? Прошвырнуться бы на рынок, да поспрашивать местных, не предлагал ли кто-нибудь на днях семена на продажу? Впрочем, пока воздержусь. Я уже прогулялся в магазин, и чем это кончилось, известно.

— В итоге, я так ни к каким выводам и не пришел, — закончил Абрамов. — Наши сотрудники — люди кристальной чистоты, энтузиасты своего дела. Они бы не могли так поступить. А с охранниками у меня нет точек соприкосновения.

— Хорошо, — прикинул я в уме, — институт ведь находится на Исаакиевской площади?

Наум Натанович с легким прищуром посмотрел на меня.

— Вы, наверное, имеете в виду площадь Воровского? Она так называется с двадцать третьего года. Впрочем, ходят слухи, что вскоре вернут старое название. Вы либо из далекого прошлого, молодой человек, либо из будущего.

Старик пошутил, но неожиданно попал прямо в цель. Я и так знал историю Ленинграда не слишком хорошо, а уж во всех сменах названий запутаться было проще простого. Вот так и колятся разведчики, на мелочах. Если бы не юный возраст моего тела, то Наум Натанович мог бы принять меня за человека, который слишком давно не был в городе. Эмигрант, покинувший Россию в семнадцатом году, сгодился бы для этой версии, как нельзя лучше. А зачем вернулся — явно, чтобы вредить бывшей родине. Вот только мне меньше двадцати, и принять меня за бывшего белогвардейского офицера было сложно.