Чёрный фимиам

– Ты?

Она изумлённо моргнула зелёными глазищами, а в следующую секунду жёсткая рука стиснула нежную чёрную шею.

– Колдуешь? – с тихой угрозой в голосе спросил мужчина, вжимая девку в стену.

Но та вместо того, чтобы испугаться, ответила сдавленно:

– За колдовство – смерть. Я любить жить. Ты не там меня хватать.

И вдруг мягко взяла другую его руку и положила себе на грудь.

Сингур в удивлении разжал пальцы на шее.

Шлюха обещающе улыбнулась:

– Идти со мной?

Он пристально смотрел на неё – и теперь снова видел слабое зелёное мерцание, окутывающее девку. Лёгкое, как марево.

– Идём.

В крови по-прежнему кипел фимиам. Все чувства были обострены до предела.

Шлюха, имени которой собеседник не помнил, взяла его за руку, выглянула из тенистой арки, торопливо огляделась и повлекла к увитой диким виноградом калитке небольшого дома, заросшего зеленью по самую крышу. Пошарила справа от входа, отодвинула засов и втолкнула спутника в крохотный дворик. Здесь, уже не опасаясь быть замеченной, достала из-под камня ключ, отперла входную дверь и кивнула, приглашая мужчину войти.

Сингур пригнулся, чтобы не удариться головой о низкий проём. Девка зашла следом, затворила тяжёлую дверь, задвинула засов и повернулась.

А потом случилось то, чего её спутник совершенно не ожидал. Она двинулась на него и зашипела, как кошка:

– Так много сила и такой большой дурак! Против небо идти? Кто идти против небо, тот навсегда остаться под земля! Дурак! Большой и сильный дурак!

Она толкала его руками в грудь. Под этим натиском он был вынужден шаг за шагом ошалело отступать, пока не оказался в следующей комнате возле огромной кровати.

– Чего ты орешь? – спросил Сингур на шианском, полагая, что ей будет проще говорить с ним на родном языке и так она, возможно, успокоится быстрее. Зелёное мерцание вокруг нее наливалось густотой, становилось плотнее и пылало всё яростнее.

Однако девка продолжила сыпать словами на ломаном дальянском:

– Небо тебя ко мне привести! А ты ему не верить!!! Сказать: я колдовать! Дурак!!! Хватать за горло, когда есть грудь!

С этими словами она пихнула его на кровать, и Сингур упал, купаясь в яростном изумрудном пламени, которое расходилось от неё волнами.

Шлюха в несколько резких витков сдёрнула с себя покрывало. Потом одним движением рванула застежку платья, сбросила его к ногам и прошипела:

– Я твой путь к небо! Я!

Она запрыгнула на мужчину и стала яростно бороться с поясом его штанов. Сингур поспешно ей помогал, стягивая через голову рубаху. Кровь закипала, неслась по жилам горячим потоком, а тело всё острее и острее ощущало прикосновения. Зелёный вихрь закрутил, утягивая в изумрудную бездну.

Жаркие, как пекло Драговой бездны, эбонитовые бёдра раскрылись навстречу, и женщина, чьё имя не сохранилось у Сингура в памяти, протяжно застонала....

Его руки на её талии казались слишком белыми. Зелёные глаза на чёрном лице – слишком яркими. И всё вокруг словно было ненастоящим. Сингур краем сознания понял, что, похоже, фимиам сделал своё дело: он умирает. Говорили, будто смерть от фимиама – плохая смерть, тебя обступают видения, путают рассудок и в конечном итоге сводят с ума. Но если всё происходит вот так, то он, пожалуй, зря опасался. К нему смерть пришла в образе неистовой чёрной тени, в мерцании изумрудов и ревущем огне. Она принесла не ужас, а наслаждение.

Чёрные бедра лоснились и казались антрацитовыми. Он гладил их руками, ощущая под пальцами скользкий пот, а потом вцепился в свою смерть, вынуждая её склониться, прижаться к нему плотнее, всем телом, заставляя кричать и захлёбываться.

Сингур в итоге не умер, но вспотел, как скотина. Девка лежала на нём тоже вся мокрая, с прилипшими к спине и плечам волосищами, тяжело дышала. Мерцание ушло. И кровь больше не кипела. Только сердце ещё грохотало, и тело казалось непривычно послушным.

– Ты… – Сингур осторожно убрал с потного лба шлюхи мокрые локоны. – Тебя хоть как зовут?

Она фыркнула и скатилась с него на кровать:

– Так хорошо прошлый раз отыметь, что всё забыть?

– Я вообще плохо помню тот день, – честно признался он.

– Тоже мне, удивить! – сыто потянулась она. – Фимиамщик часто всё забыть. Как долго ты его нюхать?

– Я не фимиамщик, – сказал Сингур.

– А то я не видеть, как ты страдать прошлый раз, – фыркнула собеседница, давая понять, что она думает о его оправданиях.

– Я не фимиамщик, – повторил он.

– Ты болеть и умирать, – напомнила черномазая. – Это из-за фимиам. Я видеть такое. Сильные мужчины умирать, если долго дышать этот яд. И ты умирать.

– Чего ты заладила-то? – зевнул он. – Умру и умру.

Девка приподнялась на локте:

– Будет жаль терять такой любовник. А ты дать мне снова серебряный талгат?

– Размечталась.

– Тебе быть плохо? – насупилась она.

– Нет, мне быть хорошо, – ответил Сингур. – Но второй серебряный талгат – это слишком.

Шлюха надулась, толкнула его в плечо. Однако собеседник ловко перехватил её руку и потянул на себя. Девка злорадно захохотала:

– Второй раз это будет стоить тебе серебряный талгат, и деньги вперёд!

– Чего так дорого-то? – возмутился Сингур.

Она обвела рукой комнату:

– Я тебя спрятать, я тебя иметь…

– Ты меня?

– Да. Я тебя! Теперь ты хотеть второй раз. Талгат, – она протянула антрацитовую ладонь.

– Хозяин? – догадался, наконец, Сингур.

Девушка слегка поникла и кивнула:

– Я рабыня. Меня отпускать в город, но это стоить денег. Хозяин не пустить просто так, он не любить терять деньги. Ушла в город – принести деньги, как вернуться. Пока не принести, не пустят.

Сингур подумал, что не пустят – это весьма безобидная угроза. Скорее всего, ещё и поколотят, если слишком долго будет отсутствовать или мало принесёт.

Он свесился с кровати, нашёл на полу кошель с деньгами. Конечно, талгат она просила из вредности. Никто не ждал от неё таких денег. И хозяину она их все уж точно не отдаст…

– Вот, держи, – он высыпал ей в ладонь горсть небольших серебряных монет. – Здесь как раз талгат. Отдай хозяину столько, сколько сочтёшь нужным, Путь В Небо.