Чёрный хребет. Книга 2

– Что поделать, таков наш отец сейчас. Это не изменить.

– А что, если дать эту штуку маме... она прикоснётся к отцу... и они оба станут шестнадцатилетними. Прямо как мы!

– А неплохая идея! – говорю. – Шестнадцатилетний Холган с интеллектом младенца. Взрослое тело, но по-прежнему писается и хнычет, когда ему не дают игрушку.

– Ты не можешь знать точно. Вдруг отец вернётся прежним, со всеми навыками и воспоминаниями.

– Сомневаюсь.

– Всё равно надо попробовать, – отвечает Вардис. – Не оставлять же его таким.

– В любом случае у этой жемчужины есть цена. Тот, кто пользуется ей намеренно, после смерти отправится в другой мир, где будет страдать столько же лет, сколько отнял. Холгану это не грозит – он сделал это случайно. А вот шестнадцать лет мучений Илее... ты уверен, что хочешь этого?

– Это такая плата за молодость?

– Мне Ан-чу сказал, – говорю. – И в тот раз он не врал.

– А мы не будем говорить Илее, как она работает, и всё случится само собой, ненамеренно.

– Эх, если бы.

Сомневаюсь, что всемогущее существо, которому принадлежит этот Дар, настолько тупое и бесхитростное. Даже если оно решит, что Илея не знала, как работает жемчужина, и не обречёт её на шестнадцать лет страданий... оно решит, что я-то знал, поэтому цену придётся заплатить мне. Не всё так просто.

Если в случае с отцом всё произошло само собой – я не отдавал себе отчёт, когда бросал жемчужину. То здесь явный умысел. Не хочу рисковать ни собой, ни Илеей.

– Теперь наш отец выглядит так, – говорю. – И нам всем нужно смириться.

– А кормить-то его чем? Он скоро реветь начнёт.

– Наутро мы отправим его к Илее и пусть о малыше позаботятся в Дарграге, а пока можешь взять Буга и походить по Фаргару, поискать мать с таким же младенцем. Убеди её покормить Холгана.

– А почему ты мне это поручаешь? – спрашивает. – Ты нашёл отца, ты этим и занимайся.

– Я уже занят. Я пытаюсь прекратить вражду между деревнями. Хочешь, можем поменяться?

– Нет уж, – говорит. – Занимайся этими фаргаровцами сам.

Вардис уходит за Бугом, а мы с Брасом один за одним доставляем раненых домой. Тех, кто отказывается, оставляем лежать на поле. Надеюсь, наши потуги не напрасны и мы сделали хоть маленький шажок к нейтралитету.

Пусть и дальше нас презирают – мы люди не гордые, переживём. Не нужна нам всеобщая любовь и почитание. Но пусть даже мысли не допускают снова схватиться за оружие.

Глава 5

Две сотни человек, размещённых на ночь в одном доме.

Вся наша армия остановилась у старосты, разлеглась на полу, разошлась по комнатам. Кое-кто отправился на чердак, кто-то спустился в подвал. Безголовое тело прошлого хозяина даже не стали хоронить – выкинули в окно, где он пролетел с десяток метров и остался лежать на земле внизу.

Похороним завтра, а сегодня и так забот хватает.

Чувствую себя среди огромной, цыганской семьи. Никогда не спал в окружении стольких людей.

Многие соплеменники ворочаются, не могут уснуть от полученных ран, другие погрузились в глубокий сон сразу же, как голова коснулась пола – это был очень тяжёлый день.

Достаю жёлтую жемчужину, сжимаю в руке.

– Прими меня, – шепчу. – Я хочу поговорить.

Пора узнать цену за силу, что она дарует.

Уже знакомое ощущение тянущего чувства, меня засасывает в кругляшик меньше сантиметра в диаметре. Сначала рука, затем тело и голова, следом ноги. Каким образом я оказываюсь внутри без перелома всех костей разом – загадка.

Темнота.

А затем я оказываюсь посреди безграничного зелёного поля. Вокруг буря, нависающие чёрные тучи до горизонта, но дождя нет. Воет ветер, почти сдувает с ног. Приходится прилагать все силы, чтобы не дать себя опрокинуть.

Думал, тут снова будет зал с троном, но вместо него открытое пространство. Должно быть, каждое всемогущее существо создаёт себе собственный мир, по своему вкусу.

С неба спускается... нечто. Женщина с кожей тёмно-жёлтого цвета, без одежды, но не нагая. На человека похожа лишь издали: вблизи можно рассмотреть колени, вывернутые в обратную сторону, и небольшой хвост.

Тут же падаю на колени, головой в землю.

– Прости меня, о госпожа, – молю. – Недостойного раба твоего, что посмел явиться сюда и узреть твоё величие.

За шумом ветра ничего не слышно. Продолжаю подпирать лбом землю, пока тёмно-жёлтые ноги ходят вокруг меня. Женщина ничего не отвечает. Оценивает меня и решает, стоит ли тратить слова на такого как я.

«Это существо может убить на месте, – как сказал Ан-чу. – Прояви хоть каплю непочтения и расстанешься с жизнью».

Вот и стою, задницей кверху, надеясь, что меня пощадят. Дух в красной жемчужине был совсем другим: я убил прошлого владельца, дикаря из Гуменда, поэтому заслужил хорошее отношение. Да и сам Хосо оказался не падок на преклонение и почитание. Здесь же всё иначе: я не нравлюсь этому существу. Я получил жемчужину незаслуженно, как подарок от благодарной девушки. Я был очень близок к смерти, явившись сюда, и меня спасло только смиренное раболепствование.

Хочется продолжить заискивать, но это может оскорбить женщину. Она может счесть неуважением, если нижайшее существо, кем являюсь я по её мнению, заговорит снова без её разрешения.

Продолжаю кланяться.

Надеюсь на благополучный исход этого визита.

Тёмно-жёлтые ноги ходят вокруг меня, я почти чувствую её оценивающий взгляд. Решает, достоин ли я её внимания и её Дара. И если не достоин, то сгореть мне прямо на этом месте.

– Ты не заслужил Дар, – наконец, раздаётся голос.

Говорит женщина гневно и очень медленно. Она, похоже, пытается меня спровоцировать на неуважение. Хочет узнать, насколько я горделив. Что ж, пора ей познакомиться со старым добрым беспозвоночным мной. Я отлично умею лебезить и пресмыкаться – это мой талант. Я, в конце концов, сорок лет был в браке.

– О, нет, – говорю. – Конечно нет.

– Но ты воспользовался его силой.

– Молю о прощении, госпожа.

– Кто ты такой, чтобы молить об этом? Ты недостоин и в ноги мне кланяться. Даже не знаю, почему я не испепелила тебя в ту же секунду, как ты сюда заявился.

– Пощадите недостойного! Я явился лишь потому, что неразумен. Что взять с глупца вроде меня! Будь я хоть чуточку умнее, понял бы, что не стоит беспокоить великую госпожу, подобную вам.

Женщина приседает возле меня, хватает за волосы и поднимает голову вверх. На её лице – чистейшее презрение. С таким выражением смотрят на собаку, испражняющуюся на блестящий пол музея. Смотрит на меня и пытается найти хоть одну причину, по которой стоит оставить меня в живых.