Чёрный хребет. Книга 3
Шрифт:
— Буг, — говорю. — Что с тобой?
Молчит. Вроде ещё не спит, но и отвечать не хочет. Вардис встаёт с кровати, подходит к близнецу и заглядывает тому в лицо.
— Эй, — шепчет. — Не спишь?
— Отстаньте, — отвечает Буг.
За все годы жизни в Дарграге я ни разу не замечал, чтобы Буг был не в настроении. Если он когда и обижался, то очень быстро отходил. Он никогда не был из тех людей, что ведут тетрадь с учётом каждого инцидента, когда на него косо посмотрели, толкнули плечом или наступили на ногу. Буг всегда был человеком, над которым можно шутить сколько вздумается и он искренне поддержит шутку.
А
— Он на меня в обиде, — говорю. — Буг, не знаю, что я сделал, но я искренне прошу у тебя прощения. Ты же знаешь, что я никогда не причиню тебе никаких неудобств. Просто скажи, где я провинился.
— Ты что, лазил в его тарелку? — спрашивает Вардис. — Никому нельзя лазить в тарелку Буга.
— Я серьёзно.
— Да брось. Мы же постоянно ржём над всем подряд. Хотя… это всё происходит днём. Даже и не вспомню, когда Буг последний раз болтал с нами ночью.
— Буг, — говорю. — Кончай придуриваться и скажи, наконец, что не так.
— Всё так, идите спать, — отвечает Буг, не поворачиваясь.
Однако я по голосу слышу: что-то совершенно точно не в порядке. Таким тоном отвечают не когда конфликт решён, а когда от него отмахиваются и не хотят разбирать его на части.
Понятия не имею, какую гадость ему сделал. Буг не тот человек, что станет обижаться по какой-то надуманной причине: если он отвернулся к стенке и не разговаривает, значит я очень сильно его обидел. Что же это за повод такой, который для него имеет огромное значения, а я его даже не помню?
— Ты что, заболел? — спрашивает Вардис.
— Всё нормально, — отвечает Буг и на этот раз в его голосе проступает нетерпение.
Ему никогда не нравилось повышенное внимание к себе. Это Вардис у нас душа компании и на всех посиделках приковывает к себе взгляды. Два близнеца с одинаковой внешностью, но с кардинально разными характерами.
— Буг, — говорю. — Мы не пойдём спать, пока ты всё не расскажешь.
Молчит, не отвечает.
Пытаюсь вспомнить, когда я впервые заметил в нём странное поведение. Давновато. Сначала брат стал меня избегать, а затем и вовсе начал как-то странно на меня смотреть. Со временем это только усилилось.
— Признавайся, — говорю.
— Не надо строить тут из себя непонятно что, — поддерживает Вардис. — Говори уже, чтобы мы успокоились и вернулись в свои кровати.
— Ладно, — отвечает Буг и поворачивается. — Вы хотите знать, что не так? Пожалуйста. У Гарна с собой целых три Дара от могучих существ, три круглых шарика в трусах.
— Помимо его собственных шариков, — вмешивается Вардис.
Однако, время для шуток неподходящее, никто не смеётся.
— Мне неприятно спать рядом с человеком, который якшается с нашими врагами. Хотите, чтобы мы снова стали тремя дружными братьями? Пусть их уничтожит. Вот и всё, что я хотел сказать. Теперь, надеюсь, вы дадите мне поспать.
— Дары? — спрашиваю. — Никто в деревне не против того, что у меня их три штуки.
— Я против, — отвечает спина Буга.
— Почему?
Молчит, дышит недовольно.
— Почему? — спрашиваю. — Дары много раз меня выручали, они помогли нам в битве с Гумендом, они спасли отца.
— Мне не нравятся существа, которые дают их людям. И не нравятся люди, которые их берут. Это всё не просто так.
— Возможно, ты
прав, — говорю. — Я разговаривал с двумя и они оба были высокомерными, не считали людей за равных. К ним определённо нужно относиться с подозрением. Но и полностью отбрасывать Дары может оказаться излишним.Не удивительно, что Буг ненавидит всемогущих существ. Благодаря красным Дарам погибли Рикке и Амауд в Гуменде. Из-за бордовой лишилась жизни Грисель. Ненависть к жемчужинам могла появиться у него ещё в тот момент, когда мы впервые пересекли хребет, чтобы спасти Вардиса с Лирой из цепких лап дикарей.
У любого здравомыслящего человека могут появиться сомнения по их поводу. И если так задуматься, странно, что один лишь Буг относится к ним с подозрением.
— Ты прав, — говорю. — Есть что-то в твоих словах. Давай так: я постараюсь пользоваться Дарами как можно меньше и только для того, чтобы спасать жизни друзей.
Не уверен, что смогу сдержать обещание. Мне очень нравятся Дары, я люблю их разглядывать, достаю по сто раз на день, сжимаю в руке, замедляю время ненадолго. Обожаю жемчужины.
Но и Буга надо как-то успокоить.
Не хочу чувствовать неприязнь от собственного брата.
— Идёт, — говорит Буг.
Мы пожимаем руки и возвращаемся в свои кровати. Пусть Буг до сих пор не успокоился, но я чувствую облегчение, что понимаю причины его напряжения. Любые проблемы нужно обсуждать, а не держать в себе, накапливая претензии и упрёки.
А ещё я надеюсь, что его ненависть к Дарам не связана с маской, что лежит у него в коробке под кроватью, рядом с мечом и бронёй.
Всё-таки эту штуку сделали для борьбы с Дарами.
Глава 18
Утро.
Вдвоём с Хумой ползаем по двору, выискиваем жуков, гусениц и вообще любых насекомых, которые может употребить в пищу летучая мышь. У нас тут не так много живности, как с плодородной стороны хребта, но всегда можно перехватить пару членистоногих.
— Смотри, — говорю. — Вон ползёт.
Впереди перебирает лапками небольшой паук: песочного цвета, сливающийся с землёй, когда стоит неподвижно.
— Моё! — отвечает летучая мышь неизвестным голосом.
С каждым днём её словарный запас растёт, она случайно выдаёт услышанные слова вне зависимости от того, как давно они были сказаны. Удивительная память у этой маленькой мышки.
Хума срывается с места, оглушает паука воплем и набрасывается на жертву, стараясь не просто съесть, но уничтожить свою цель. У неё появилась странная привычка есть только в моём присутствии. Каждый раз, когда Хума хватает очередного жука, она убеждается, что я смотрю, и только тогда принимается за трапезу. Если же отвернуться и смотреть в другую сторону, то она будет настойчиво привлекать внимание, чтобы я следил, как она поглощает пищу.
Похоже, в дикой природе местные летучие мыши никогда не едят в одиночку. Охотятся парами и всегда следят друг за другом, пока один из них ест. Приём пищи — процесс, во время которого существо становится уязвимым к возможным хищникам.
— Эй, — кричит летучая мышь.
— Да смотрю я, смотрю, — отвечаю.
Хума принимается за еду, а я сижу рядом и гляжу на происходящее. В какой-то момент летучая мышь поднимает голову и смотрит мне за спину. Я тоже оборачиваюсь и вижу прямо за мной девочку из Гуменда, удочерённую нашей семьёй.