Черный номер один

— А нельзя просто бросить в них этот порошок?

Ирина горько усмехнулась.

— Если они подойдут к тебе на такое расстояние, ты уже окажешься мёртвой. Не отвлекайся и повторяй за мной. Времени осталось не так уж много.

Вечерело, и тени удлинились. Чем темнее становилось в деревне, тем мрачнее выглядела Ирина.

— Очень скоро… — она не договорила.

Мы продолжали молча вертеть патроны, пока наконец не стемнело. После этого Ирина зажгла лучину, разогрела на очаге обжигающе горячий травяной чай на молоке с пряным вкусом и ароматом.

Я почему-то вспомнила про ведьм Ковена Вереска, и даже заскучала по ним.

Внезапно налетевший ветер дунул сквозь щели в крыше и погасил лучину. Ирина поднялась на ноги и поправила патронташ, кинула мне такой же, и знаком велела застегнуть его на поясе.

И тогда явились они.

Глава 24. Утерянная

На побережье царила мертвенная тишина. Не имею никакого представления, куда попрятались все эти смелые воители с жёнами и детьми, я никого не смогла обнаружить. Мы с Ириной и Рьюгой стояли посреди пустоши, где ветер гнал перекати-поля. Под полной луной серебрились воды моря и слышались песни русалок.

Обернувшись назад, я уткнулась в чью-то грудь. Подняла взгляд выше и завизжала.

Серая, безжизненная кожа, кроваво-красные глаза без зрачков, вытянутые, тонкие треугольные уши, обнажившиеся острые клыки, плоская морда с дырами вместо ноздрей — вот что предстало моему взору. Длинные, костлявые руки схватили меня за плечи. Жуткое существо зарычало и наклонилось к моей яремной вене, которая пульсировала от ужаса. Этот Волан Де Морт, определённо, напугал меня до ужаса. Я задыхалась от выброса адреналина и кортизола, по моим жилам текла расправленная паника. Я ощутила прикосновение холодного языка, который провёл ледяную дорожку от основания шеи к моему уху. Существо прошептало, практически нежно, мне на ухо:

— Откройся сердцу Тьмы.

Его клыки вонзились в мою кожу. Моя голова безжизненно повисла, склонившись к его узкой груди, сознание поплыло в кровавом угаре. Луна зашла за облака, и в этот момент раздался мощный рык. Нечто большое кинулось на упыря, повалило его на песок, и мимо меня покатилась лысая, безобразная голова. В этот момент горизонт пошатнулся, и земля оказалась странно близкой. Я не ощутила удар о песок, и теперь лежала на боку и молча, неподвижно смотрела, как мечутся яркие огни, отражается от неведомой преграды пламя Рю, вновь принявшего свой драконий исполинский облик, как во вспышках взрывов исчезают женщины с горящими багровыми глазами, ослепительно прекрасные, и настолько же смертоносные. Я ничего не слышала, практически ничего не понимала, и могла лишь лежать с широко распахнутыми глазами и видеть то, во что я больше не могла вмешаться.

Духовая трубка Ирины делала своё дело: патроны вспарывали кожу ведьм, а затем смесь трав принималась пожирать тела отступниц. Повсюду слышались крики умирающих ведьм. Закатилась луна, и песок начал окрашиваться розовыми лепестками. Ведьмы закричали так, что у меня чуть не лопнули перепонки, и, спустя несколько мгновений, куда-то испарились. Последней с поля боя ускользнула тень: чёрный плащ, тьма под ним, и витиеватые рога, вспарывающие толстую ткань. У меня мурашки по коже побежали, когда я представила, кто может скрываться под этой одеждой.

Голова упыря, лежащая прямо передо мной на песке, зашипела, задымилась, загорелась, и, в смрадном чёрном облаке, сгорела дотла. Ветер разнёс пепел, и вскоре поле боя опустело. Остались только наши следы, которые уже сглаживал прилив. Русалки уплыли прочь, и взошло солнце. Я всё так же неподвижно лежала на земле, и в моих глазах всё ещё отражалась та тень.

— Ника! — словно сквозь пуховую подушку, слышался голос. — Очнись, любовь моя! Ника! Посмотри на меня! Ты должна очнуться! Вернись ко мне! Прошу тебя, вернись!

Я почувствовала, как Огнеяр подхватил меня на руки и куда-то понес. Я ощутила, что моё тело свисает безжизненной тряпкой. Я не могла пошевелиться, дыхание спёрло, я никак не могла вдохнуть. Ощутила, что задыхаюсь. Лёгкие жгло огнём. Тело покрылось ледяным потом. Из глаз текли слёзы, затекающие мне в нос, в уши, в приоткрытый рот, но моё тело всё равно сковывала мгла. Я начала биться в конвульсиях, мне было очень больно и страшно. Я больна чем-то смертельно опасным?

— Ника, нееееет! — последнее, что я услышала, был отчаянный голос моего любимого.

Наконец, когда я задохнулась, моё сердце перестало биться.

* * *

Что это за яркий свет? Он так обжигает мои глаза!

— Больно, больно, жжется, уберите! — закричала я.

— Ника, это всего лишь свеча…

— Убери её! Она режет мне глаза!

Огнеяр задул свечу, и я вновь смогла видеть. Спасительный мрак укрыл меня от жара свечи. На всякий случай я отползла в самый темный угол. Отсутствие света казалось настолько приятным, что я не обратила внимание на то, на что следовало бы обратить его в первую очередь.

— И вот так каждый раз. Я же говорила, что вам не стоит соваться в это дело. Юные ведьмы особенно им по душе.

— И что нам теперь делать?

— Ничего. Ждать, когда она услышит зов.

— Вы это обо мне говорите? Вообще-то, я здесь.

Огнеяр подошёл ко мне, неся нечто овальное, в деревянной раме.

— Посмотри на себя, — он протянул мне зеркало.

Я увидела комнату, просвечивающую сквозь раму: пыль, паутина, ряды книг, стеклянная утварь, бревенчатая стена дома.

— Да ты шутишь. Зачем ты мне подсунул пустую раму от картины?

Огнеяр покачал головой.

— Ты не понимаешь.

В этот момент я догадалась оглянуться на стену за спиной, увидев те же самые предметы, отражающиеся в зеркале, только повернутые слева направо. Закричав, я уронила зеркало на пол, и оно разбилось.

— Не к добру этот знак, — сказала Ирина, собирая стекла в подол. — Твоя ведьма обречена, ты, кем бы ты ни был.

Огнеяр метался по комнате, как пойманный зверь. В его глазах стояли слёзы. Наконец, он подошёл ко мне и крепко обнял, и тут же разрыдался. Потом отпустил меня и начал метаться, как раненый зверь.

— Шшш, — успокаивала его я, — всё не так плохо, как ты думаешь.

— Да, просто ты стала ходячим трупом, а так-то всё хорошо, ты права! — с горьким сарказмом сказал Огнеяр. — Я тебя не смог уберечь.

Вдруг я испугалась.

— И что же, я стану такой же серой и лысой, как тот клыкастый?

Ирина хмыкнула.

— Чувство юмора у тебя осталось, это хорошо. Нет, ты станешь такой же, как те несчастные ведьмы: прекрасной, неживой марионеткой Тьмы.

— Так тот чёрный человек…