Черный PR (сборник)

– Идет. Спасибо вам, Станислав Петрович.

– Пока не за что.

В конце следующего рабочего дня Даша не пошла на служебный. Затихли шаги и голоса сослуживцев, спешащих на автобус. В дверь вкрадчиво постучали. Вошел Печенкин, важный и представительный.

– Вы готовы?

– Да, конечно. Куда мы пойдем?

– Поедем.

Они спустились во внутренний двор. Из гаража выехала служебная «Волга», приписанная к РКС. Она лихо притормозила у крыльца, на котором они стояли. Печенкин открыл переднюю дверь и сел рядом с водителем. Даша, соответственно, пристроилась сзади. За рулем сидел водитель РКС Паша Амосов, черноусый видный парень с крепкой стройной фигурой, охочий до женщин. Он ласково улыбнулся Даше, словно погладил ее черным бархатом глаз.

– Добрый вечер. Как дела?

– Лучше всех!

– У такой красавицы не может быть иначе. Почему вы до сих пор не у нас? Самые красивые девушки – у нас, в РКС.

– Возможно, я и буду у вас. Все зависит от решения Станислава Петровича.

– Сейчас мы обсудим этот вопрос. Паша, давай в «Випс».

– Как скажете.

– Випс? Что это?

– Ресторан. Наше любимое место. Мы всегда там гуляем. Армянская кухня, восточная музыка. Поет Есаян.

Поскольку Даша не знала, кто такой Есаян, она предпочла промолчать. Однако, как много она не знает… Перед ней открывалась совсем другая жизнь: рестораны, деньги… И все, что связано с волшебным миром рекламы. А что знала она до сих пор? Работа, общение с трудоголиком Гориным, который даже после секса нервным голосом, как будто он на совещании, продолжал обсуждать текущие производственные дела. Теперь на Печенкина она посмотрела другими глазами – он показался ей волшебником, который может дать ей пропуск в этот прекрасный мир. А машина тем временем ехала по центральным улицам, играла музыка, Печенкин и Паша обсуждали какие-то свои дела.

Но вот и «Випс». Раздевшись в гардеробе, Печенкин и Волкова вошли в небольшой, но уютный зал. Навстречу им поспешил официант, молодой чернявый армянин.

– Добрый вечер, Станислав Петрович, дорогой вы наш гость! Вот столик для вас и для вашей спутницы.

Сели за столик, стоящий особняком, так что они казались отделены от посторонних глаз, зато им открывался вид на весь зал и на сцену. Станислав Петрович протянул ей меню.

– Мне только кофе.

Официант принес по чашечке кофе.

– Итак, поговорим о рекламе, – деловым официальным тоном начал Печенкин, словно приготовился читать лекцию. – Какая главная цель рекламного фильма?

– Показать красиво то, что надо продать.

– Да, но не совсем. Главное – угодить клиенту. И вот тут-то иногда приходится наступать на горло песне. Например, вам кажется, что именно так будет красиво, у вас творческое горение и вдохновение, а клиент говорит, что ему важно другое, то, что вам кажется не очень красивым, не заслуживающим внимания и не вызывает у вас вдохновения… Но написать надо так, как если бы у вас было вдохновение, написать надо красиво.

– Ну, это понятно.

– То есть это не пугает? Уже хорошо. Тут важно понять, что в рекламе главное не вы, творческая личность, как в ваших авторских передачах, главное – клиент. Тут надо засунуть свои амбиции куда подальше. И может случиться так, что вам кажется, будто фильм хороший, а клиент будет топать ногами и обзывать вас бездарностью.

– Ну так что? Он платит деньги, значит, имеет право.

– Вот как? Хм… Уверяю вас, Дарья, что именно этого не могут перенести наши журналисты. У нас же все гении, все с короной на голове.

– Я не столь амбициозна. Я простая девушка из деревни.

– Однако вы закончили МГУ, да и здесь уже прошли испытание медными трубами.

– Уверяю вас, испытание медными трубами я прошла успешно, звездной болезнью не заболела.

– Мне нравится, как вы рассуждаете. Пожалуй, я возьму вас. А потому предлагаю выпить что-нибудь покрепче за наше предварительное соглашение. Вы как?

– Положительно.

Печенкин заказал коньяк с лимоном и мясное ассорти. Пока ждали заказ, заиграла томная музыка, появился Есаян. «А я и не знал, что любовь может быть жестокой, а сердце таким одиноким, я не знал… я не знал…» – запел он бархатным волнующим голосом, с приятным армянским акцентом. Чья-то невидимая рука легким мановением поставила перед сильно охмелевшей журналисткой таинственно мерцающую рюмку, украсила стол большим блюдом с мясным ассорти.

– Предлагаю выпить за удачу! – изрек Станислав Петрович.

Они чокнулись, Даша осушила обжигающий напиток, закусила лимоном.

– Потанцуем? – предложил Печенкин.

Они вышли на танцпол, закачались в медленном танце. Сначала старик держался на приличном расстоянии, но постепенно его пальцы настойчиво стали двигаться по ее спине, ощупывали ее, проскальзывали в укромные уголки. Даше стало противно, она хотела инстинктивным движением сбросить эти раздражающие ее чужие руки, шныряющие по ее телу, как тараканы, но вспомнив, зачем она здесь, поплотнее прижалась к нему. Он одобрительно улыбнулся. В первый раз на его надменном лице она увидела улыбку.

Потом они опять сидели за столиком, пили коньяк и закусывали… И опять танцевали… Даша чувствовала, что перепила. Но она и хотела напиться. На трезвую голову она бы не смогла… Но вот бутылка допита, от мясного ассорти – голая тарелка с обглоданной кожуркой. Печенкин расплачивается с официантом, шепчет ей на ухо:

– Может, продолжим?

– С удовольствием! – кивает головой Даша. – Вы – потрясающий мужчина!

– О, что ты! Я старик для тебя.

– Нет, вы любому молодому фору дадите.

Станислав Петрович расплатился с официантом, в гардеробе галантно накинул на свою спутницу плащ, и они вышли на улицу. Режиссер поймал такси и что-то тихо сказал водителю. Затем повелительным движением указал своей спутнице на заднюю дверь. Уселись – мужчина впереди, девушка – сзади. Водитель окинул их понимающим взглядом и усилил громкость приемника. Салон наполнился музыкой. Пьяная Даша откинулась на спинку сиденья и отдалась на волю течения – пускай несет, куда вынесет. «Что я делаю? Зачем? Разве это так уж необходимо?» – пытался прорваться сквозь затуманенное сознание трезвый голос. «Я пьяная, я не понимаю, что делаю и не отвечаю за свои поступки. Возможно, когда протрезвею, мне будет стыдно», – дурашливо глумился пьяненький голосок. Минут через десять они вышли около гостиницы «Центральная». Печенкин велел Даше подождать, а сам отправился на разведку.

Они поднялись на лифте на какой-то этаж, она даже не обратила внимания, на какой… Затем по мягкой ковровой дорожке прошли через длинный коридор и остановились у одной из множества одинаковых дверей. Печенкин вставил ключ с тяжелой деревянной биркой в скважину, и их поглотила душная, пахнущая гостиницей темнота. Станислав Петрович нащупал выключатель, комнату окутал тусклый желтоватый свет. Даша огляделась. Двуспальная кровать с потертым пледом, из-под которого по-больничному стерильно выглядывают белые уголки подушек, столик с графином из тусклого стекла и два граненых стакана… И ей стало так безумно одиноко в этом казенном доме!.. Она казалась себе птичкой, запертой в клетке. Дверца захлопнулась, птичка заметалась, или нет, заметалось в страхе и отчаянии ее сердце, словно маленькая, слабая птичка.

Разделись… Несмотря на то, что изрядно выпила, Даша ощущала неловкость, смущение и бесконечное отвращение. Она уже готова была заплакать от жалости к себе, к Горину, который уже заждался ее – она слышала, как несколько раз в сумочке звонил телефон… Она понимала, что в этот момент совершает что-то непоправимое, но в то же время ощущала и неотвратимость этого непоправимого. Как ни печально, ни обидно, но произойдет то, что должно произойти…

Печенкин мягко потрепал ее по щеке и сказал, что сейчас придет.