Черный смерчь (главы из романа)

Желающих попасть под бревно больше не нашлось. Расстреляв запас стрел, мэнки отошли к дальним кустам. После этого дети зубра приоткрыли проход, разбросали костер и втащили в селение слегка обугленное, но так и не занявшееся бревно.

На том бой и кончился. Дети Лара потеряли трех человек убитыми да пятерых раненными - тех, кто попал под вражеские стрелы. У мэнков серьезно раненых не было, зато убито было десятка полтора. Так всегда и бывает - кто лезет вперед, тот и в лоб получает. Применить магию мэнки так и не осмелились, верно боялись, что безрукий повернет их же силу против них самих. Калюта ушел в свою землянку с чувством облегчения и одновременно тревоги. Селение отстояли, а вот Унику он подвел.

* * *

Таши долго не мог понять, что случилось с Роником. Вроде бы вот он, мальчуган, сидит, как ни в чем не бывало, ни на какую хворь не жалуется, дышит ровно, ни ран, ни болячек на теле не видать, а сам - хуже чем мертвый. И Турбо тоже - сначала скулил и пытался лизать Ронику лицо, а потом завыл переливчато, словно покойника увидел, убежал в степь и больше уже не вернулся. А уж собаку в таком деле не обманешь, она носом видит, что с человеком деется.

Мать, как чуток в чувства пришла, сказала, что не послушал ее мальчишка, сунулся в верхний мир и теперь его душа заблудилась в неведомых просторах и никогда не найдет дорогу к собственному телу. Этого Таши никак не удавалось постигнуть. Ну хорошо, во сне у человека тоже душа отлетает и бродит неведомо где, но поутру всегда возвращается в родное тело. А тут, Таши и звал, и за плечо тряс, и уши тер словно обмороженному - ничто не помогает. Сидит Рон как неживой, смотрит и не видит. И что ему понадобилось в верхнем мире? Сидел бы, где посадили, тряс погремушками да ждал бы, пока взрослые дело сделают. Нет, сунулся... Правильно мать не хотела брать его с собой, недетское это дело. Теперь вся радость от того, что удалось-таки добыть священный нож, погублена. Поход, в котором гибнут люди, не бывает удачным. А Рон - лучше бы погиб; мертвого хотя бы похоронить можно по-человечески, а потом поминать вместе со всеми ушедшими родовичами.

Мать, хотя и убивалась по мальчишке, нож, однако, осмотрела и, признав, вернула сыну - ты его достал со дна, ты и родичам принесешь. Выслушала как Таши с омутинником схлестнулся, и как нож объявился и сам собой в руку прыгнул. Кивнула - значит успел-таки Калюта, пособил в самый последний миг. Омутинника уже не прогнать было, так Калюта нож подал. Так ли, этак - все ладно, что добром кончилось. Жаль мальчишка на месте не усидел - теперь плетись домой с победой, а хуже чем побитый.

Однако, сокрушайся - не сокрушайся, а на месте сидеть все одно ничего не высидишь. Начали собираться в обратный путь. Рон идти не мог, а бросать его на пустынном берегу совесть не позволяла, хотя самому шаманышу это было уже все равно. Решили нести мальчишку на руках. Таши нагрузил на себя чуть не весь скарб, а Уника взяла Рона, припеленав его к груди, словно новорожденного младенца.

С таким грузом быстро не пойдешь, к тому же, ночевать возле развалин тоже не хотелось. Прошли полпути до разрушенного селения и остановились, немного не доходя до первых зарослей мертвянника. Запалили костер, а окрестные кусты на всякий случай щедро оросили речной водой. Провизии с собой не было, но это не беда, не маленькие, перетерпят денек, пока не доберутся до того места, где была оставлена котомка Рона со всем их запасом. А как с Роном дальше быть - того и Лар не скажет. Мальчишка теперь и жевать не умеет - как такого кормить?

Ночью при полном безветрии вьюжно выло над головами, кто-то выходил к костру, смотрел, ждал пока люди уснут, но не дождался и, напуганный заклинаниями, что творила йога, убрался восвояси.

Утром, еще до света, вышли в путь. Хочешь - не хочешь, а за день надо пройти все, что заранее отмерено - не останавливаться же на ночевку возле могильника. С волшебным ножом, правда, не так страшно, но все одно, лучше смерть за усы не дергать. Шли поспешно, словно не домой возвращались, а убегали от погони, и к развалинам Низового поспели задолго до полудня. Сворачивать к развалинам Уника не собиралась - не то время. Напротив, свернула под обрыв, чтобы подобрать припрятанную котомку Рона. Хоть и лишняя тяжесть, но есть в дороге надо, да и ребенка нужно как-то накормить, а то и живым до селения не донесешь.

Вот там-то, под обрывом и выпала им новая встреча.

Уника первой спустилась по песчаному склону и остановилась, предостерегающе подняв ладонь. Тяжело нагруженный Таши попытался было остановиться на полушаге, но песчаный оползень стронулся под ним, и Таши с шумом съехал к самой воде, разумеется всполошив заколдованного Турана, который сидел под обрывом на корточках и с удивлением возил по песку провизию из разодранного детского мешка. Услышав шум великан вскочил и немедленно ухватил выдранный с корнем древесный ствол, третий за последние три дня.

– Осилим!
– зарычал он, поднимая палицу.

– А не стыдно чужие вещи грабить?
– спросила Уника как ни в чем не бывало.
– Всю еду в песке перевалял, а у нас ребенок голодный. Вот чем его теперь кормить?

– Ребенок?..
– впервые Туран произнес осмысленное слово.

С великим трудом бывший старейшина остановил взгляд на Ронике, безвольно висящем в нагрудном мешке.

– Родич...
– медленно произнес Туран.
– Малыш. Я знал, что найду тебя. Дай, - он протянул когтистые лапы.

– Куда?..
– осадила йога.
– Говорят тебе - ребенок голодный, а ты еду разбросал. Вот что теперь делать?

– Голодный?
– растерянно переспросил Туран.

Потом лицо его изменилось, выехали вперед челюсти, распахнулась пасть полная зубов, каким рузарх позавидовал бы.

– Осилим!
– от громового рявканья песок посыпался с крутого обрыва.

Туран швырнул дубину, оставшуюся целой лишь по чистой случайности, и, взметнув каскады воды, канул в волнах Великой.

– Уходим?
– быстро спросил Таши.

– Куда? От него не уйдешь, захочет догнать - догонит, - в голосе Уники, впрочем, не было заметно ни следа тревоги.
– Да и не нужно сейчас уходить. Видишь, демон мальчика признал. Теперь-то я с ним как-нибудь управлюсь.

– Чего ж раньше-то не признавал?
– спросил Таши.
– Глядишь, помог бы с омутинником разобраться.

– Раньше не мог. Он ведь не просто демон, он искаженный дух. Ему сейчас весь мир незнаком. А мальчишку признал, потому что тот и сам искажен: телом тут, а душой неведомо где. Говорят, безумцы частенько друг к другу льнут. Посмотрим... Удастся его привадить - в здешних краях поспокойнее будет. Да и нам, глядишь, какая польза получится.

– Ты что, хочешь его в селение взять?
– испуганно спросил Таши.

– Нет, в селение ему и близко нельзя. Сам знаешь, какая на нем вина, такое не прощается. Он предками навеки проклят, это дело решенное и его сам Лар переиначить не сможет. У меня другая задумка. Ну да ладно - это дело пока не сегодняшнее. А покуда, давай нашего знакомца к себе приучать. Только ты от него держись подальше, а то сболтнешь чего не надо. Ты молчи и даже не смотри в его сторону, а говорить я буду. Понял?

– Чего уж не понять, - проворчал Таши.
– Только все равно, в прежние времена такого не бывало, чтобы люди с демонами якшались. Слипь поганая, вон, ежели посудить, тоже родович, а с ней никто из живых людей не беседовал.

Уника переменилась в лице, но смолчала, и лишь когда неподалеку, предвещая появление искаженного духа, заволновалась вода, сказала:

– За свои дела я сама и отвечу перед родом и своей душой. А ты, пока, делай, что я сказала.

– Я и так молчу, - буркнул Таши.