Чёрный столб
Шрифт:
Норма Хемптон сидела возле койки Уилла и вглядывалась в его неподвижное лицо.
– Я бы хотела что-нибудь сделать для тебя.
– Набей мне трубку.
– Нет, Уилл, только не это. Курить нельзя.
Он промолчал.
– Теперь тебе не так больно?
– Теперь не так.
– Три года назад ты никогда не жаловался на сердце. Ты изнуряешь себя работой. Ты забираешься в самые гиблые места. За три года ты и трех месяцев не провел в Англии.
Уилл молчал.
– Почему ты не спросишь, как я очутилась в Японии?
– Как ты очутилась
– спросил он бесстрастно.
– О, Уилл!..
– Она прерывисто вздохнула и подалась вперед.
– Не думай, пожалуйста, что мне хорошо жилось эти три года. Он оказался... Ну, в общем, в июне, когда освободилось место корреспондента в Токио, я попросилась туда. Я ушла от него.
– Ты всегда уходишь, - сказал Уилл ровным голосом.
– Да.
– Она невесело засмеялась.
– Такая у меня манера... Но вот что я скажу тебе, Уилл: мне очень хочется вернуться.
Он долго молчал. Потом скосил глаза, посмотрел на нее.
– Ушам не больно?
– спросил он.
– Ушам?
– Да. Слишком тяжелые подвески.
Норма невольно тронула пальцами серьги - большие зеленые треугольники с узором.
– Я узнала из газет, что ты здесь, на плоту, и поняла, что это мой последний шанс. Я телеграфировала в редакцию и отплыла на "Фукуоке".
– Уйди, - сказал он.
– Я хочу спать.
– Ты не хочешь спать. Мы уже не молоды, Уилл.
– Голос женщины звучал надтреснуто.
– Я бы набивала тебе трубку и сажала розы и петунии в цветнике перед домом. Хватит нам бродить по свету. Мы бы проводили вместе все вечера. Все вечера, Уилл... Все оставшиеся вечера...
– Послушай, Норма...
– Да, милый.
– Говард пишет тебе?
– Редко. Когда ему нужны деньги. Он уже не очень-то нуждается в нас.
– Во мне - во всяком случае.
– Все-таки, он наш сын. И ты бы мог, Уилл...
– Нет, - сказал он.
– Довольно. Довольно, черт побери.
– Хорошо.
– Она провела ладонью по одеялу - погладила его ногу.
– Ты только не волнуйся. Может, налить тебе чаю?
В дверь постучали.
– Войдите, - сказал Уилл.
Вошел Кравцов, всклокоченный, в широко распахнутой на груди белой тенниске и помятых брюках.
– Ну, как вы тут?
– начал он с порога и осекся.
– Простите, не помешал?
– Нет. Норма, это инженер Кравцов из России. Кравцов, это Норма Хемптон, корреспондентка.
Норма тряхнула золотистой гривой и, улыбаясь, протянула Кравцову руку.
– Очень рада. О вас писали во всем мире, мистер Кравцов. Читатели "Дейли телеграф" будут рады прочесть несколько слов, которые вы пожелаете для них...
– Подожди, Норма, это потом, - сказал Уилл.
– Вы давно вернулись с плота?
– Только что. Как вы себя чувствуете?
– Врач, кажется, уложил меня надолго. Ну, рассказывайте.
Кравцов, торопясь и волнуясь, рассказал о том, как Черный столб притянул и унес тележку с контейнером.
– Вот как! Что же это - магнитное явление или, может, гравитационное?
– Не знаю, Уилл. Странная аномалия.
–
А Морозов что говорит?– Морозов помалкивает. Сказал только, что горизонтальная сила притяжения растет по мере приближения к столбу не прямо пропорционально, а в возрастающей степени.
– Что же будет дальше?
– Дальше? Новые измерения. Ведь сегодня были грубые, первичные. Теперь на плоту установят дистанционные приборы постоянного действия. Они будут передавать все данные оттуда на "Фукуока-мару". Ну, Уилл, я рад, что вам лучше. Пойду.
– Мистер Кравцов, - сказала Норма Хемптон.
– Вы должны рассказать мне подробнее о столбе.
Кравцов посмотрел на нее.
"Сколько ей лет?
– подумал он.
– Лицо молодое, и фигура... А руки старые. Тридцать? Пятьдесят?"
– Вы что-нибудь ели сегодня?
– спросил Уилл.
– Нет.
– Вы сумасшедший. Сейчас же идите. Норма, оставь мистера Кравцова в покое.
– В восемь часов будет пресс-конференция, миссис Хемптон, - сказал Кравцов.
– Почему в восемь? Назначена на шесть.
– Перенесли на восемь.
Кравцов кивнул и пошел к двери. Он распахнул дверь и столкнулся с Али-Овсадом.
– Осторожно, эй!
– сказал старый мастер; он держал в руках заварной чайник в розовых цветочках.
– Я так и знал, что ты здесь. Иди, кушай, проговорил он строго.
– Голодный ходишь-бродишь, совсем кушать забыл.
– Иду, иду.
– Кравцов, улыбаясь, зашагал по коридору. От голода его слегка поташнивало.
Али-Овсад вошел в каюту Уилла, искоса глянул на Норму, поставил чайник на стол.
– Пей чай, инглиз, - сказал он.
– Я сам заварил, хороший чай, азербайджанский. Такого нигде нет.
19
Косматая шапка туч накрыла океан. Свежел ветер, сгущалась вечерняя синь. На "Фукуока-мару" зажглись якорные огни. Покачивало.
У входа в салон, в котором должна была состояться пресс-конференция, Кравцова придержал за локоть румяный молодой человек.
– Товарищ Кравцов, - сказал он, дружелюбно глядя серыми улыбчивыми глазами.
– Неуловимый товарищ Кравцов, разрешите представиться: Оловянников, спецкор "Известий".
– Очень рад.
– Кравцов пожал ему руку.
– Вчера не хотел беспокоить, а сегодня утром пытался поймать вас за фалды, но вы бежали со страшной силой. Будучи вежливым человеком, вы мне кинули английское извинение...
– Это были вы?
– Кравцов усмехнулся.
– Извините, товарищ Оловянников. На сей раз - по-русски.
– Охотно, Александр Витальевич. Возможно, вам небезынтересно будет узнать, что перед отлетом из Москвы я звонил вашей жене...
– Вы звонили Марине?!
– Я звонил Марине и заключил из ее слов, что она прекрасно к вам относится.
– Что еще она говорила?
– вскричал Кравцов, проникаясь горячей симпатией к улыбчивому спецкору.
– Говорила, что очень вас ждет. Что дома все в порядке, что ваш Вовка - разбойник и все больше напоминает характером своего папку...
Кравцов засмеялся и принялся трясти руку Оловянникова.