Чертог

– Так нельзя. Ты не можешь уйти, ведь поток уже налажен, а твоя роль так же важна, как и моя.

– Я добровольно вступил, добровольно и выйду.

– Навряд ли отпустят. Разве что мертвым.

– А как же твои мечты о столице и собственной конторе?

– Контора никуда не убежит. Мне пока и тут хорошо. Эх, вижу, ты мне не рад. Пойду что ли.

– Иди.

– Не думай, что я претендую на твою пассию. Мы просто мило побеседовали, и не более того.

– Уходи уже.

«Смирился? Все, что произошло, в независимости от моих предпочтений, должно было произойти, ведь в этом и состоит сущность судьбы. Она ведет по дороге, изредка предлагая разветвленный маршрут. Судьба дает шанс самому выбрать дальнейшее развитие событий, вот только под силу ли мне сделать выбор, и какой из них правильный? Никакой. В конечном счете я все равно остаюсь волен судьбе и не могу ей противиться. Забавное стечение обстоятельств создает исключительные ситуации. Если вдуматься, то множество никак не взаимосвязанных моих и чужих действий выводят эпизоды, которых можно было бы избежать, лишь исключив одну деталь. Сама по себе эта деталь ничтожна, но их совокупность имеет огромнейший потенциал. Подбором элементов событий и занимается судьба, в то время как я нахожусь под ее постоянной опекой».

– Пора собираться, - лениво просипел низкорослый торгаш, - не задались продажи?

Майлз презрительно глянул на него.

– Не я этим занимаюсь.

– Но рыба то цела! Это значит, что твой хозяин ни черта не продал и опять остался в убытке.

– Он не мой хозяин, как я не его слуга.

– Ну, извините, господин, что позволил себе такой необдуманный выпад. Прошу милости!

Грайвер раздраженно отвернулся и заприметил двух старух, обменивающихся новостями. Он прищурился и навострил слух. Старухи говорили тихо, но медленно приближаясь к стойке Майлза, позволяли отчетливо расслышать их разговор.

– Мой сынка то, в городской страже служит, ему можно доверять.

– Но слухи же.

– Точно говорю: сегодня ночью готовится облава.

– На кого?

– А на тех, кто деньги делает без ведома господ. Бьюсь об заклад, что к утру всех перебьют. Ты следи за порядком, токмо увидишь, что народ тянется по улицам, сразу иди казнь смотреть.

– Как к утру? Так скоро?

– А чего медлить, если с поличным возьмут!

Майлз рванулся к повозке, уронив по пути лотки с подгнивающей рыбой. В заходящем солнце чешуя светилась бронзой. Холодными пальцами он сжал поводья и погнал лошадь, равнодушно оставляя бочки с товаром несуществующего торговца. Никто не обратил на него внимания. Рынок пустовал.

Остановившись у ворот конюшни, Грайвер в три рывка забрался на чердак, где спала Сильвия. Он яростными толчками разбудил ее, едва не вывихнув плечо. Девушка с ужасом смотрела на белесое лицо юноши, обрамленной двухнедельной бородой и беспомощно двигала сухими губами.

– Не зажигай свечу! Собери все в угол и накинь мешком.

– Сейчас ночь?

– Спускайся и садись в повозку!

– Так мы уезжаем? Я возьму подстилку с собой.

– Шевелись!

Перепуганная Сильвия устроилась в вонючей повозке и притаившись, наблюдала, как Грайвер запирает конюшню, а затем бросает ключ у ворот. Хлестнув утомленного мерина, Майлз помчал по узкой улочке, невыносимо дребезжа колесами. Сильвия лежала на мешке, широко раскрыв глаза и зажав обеими руками рот. Было холодно и темно. Она сжалась на крошечном пространстве и стойко терпела удары грубой древесины. Цокота копыт не было слышно, но зато безумное бормотание Грайвера глухим фоном оседало на ушах.

Было поздно и ворота уже закрыли. Действовал комендантский час. Несколько черных фигур топтались у железной решетки. Одна из них вышла вперед и жестом приказала остановиться.

– Выезд закрыт, - сонно оповестил стражник, - возвращайтесь по-хорошему домой.

– Она умирает! – взревел Майлз.

Солдат вытянул шею и заглянул в повозку, где лежала дрожащая девушка.

– Где вам ночью священника искать? Езжайте домой и проститесь.

– Откройте!

Стражник внимательно рассматривал лицо юноши. Оно казалось ему до боли знакомым. Майлз тоже узнал разжалованного десятника и вытерпел его испепеляющий мраком взгляд в свете факела.

– Проваливай, - печально выпалил стражник, - одним ублюдком меньше – в городе чище.

Решетка поднялась и ворота раскрылись. Лошадь заржала, но Грайвер с усилием натянул поводья. Повозка за пару мгновений скрылась в смолянистой тьме, а через полминуты треск колес прекратился.

Ворота закрылись.

Часть II

7

В коморке было тихо.

Раннее утро встречало несчастных полуночников привычным холодом и сыростью. В это время суток от самих стен веяло неизменной сущностью камня, которая нещадно тянула тепло из человеческих тел и душ. Горела свеча. Ее пламя то и дело вздрагивало от крепкого дыхания, но не гасло. Окно уже начало светлеть. До рассвета было далеко, впрочем, его не особо-то и ждали.

В какой-то момент на стол села муха. Не прошло и секунды, как она снова зашевелила матовыми крыльями и взлетела. Покружив над кувшином, муха лениво пристроилась на краю деревянной стопки.

– Если будешь так шуметь, то непременно всех перебудишь. Кончай жужжать и пей со мной.

Пухлая рука налила самогон в сосуд мухи.

– Знаешь что самое паршивое? Вот пройдет лето и наступит зима. Опять придется корчится от мороза и лихорадки. В прошлый год я потерял палец на ноге, а что заберут на этот раз? Может быть, меня целиком? Ясное дело, что до оттепели доживут не все. Скажу тебе по секрету: графиня не совсем хороша. Лешатрь знает свое дело пуще меня, но даже он навряд ли вытянет ее. Каково придется графу? Нет, нет, нет. Ни за что. Не думай об этом. На господине все только и держится. Если его вдруг не станет, то все скатится в дерьмо, обрушится в мгновение ока. Так и живем! Я бы давно убрался отсюда куда подальше, но кому я нужен за пределами стен? Скажи, хоть одной твари нужен? Хе-хе, вырос на правах приемыша и стал привратником. Им и подохну. А может… поторопить костлявую, а? Это вроде как не сложно.

Содержимое стопки ушло в горло.

– Эх, вспомнил ту женщину, что выходила меня. Видишь какой я урод, даже имени старухи не помню, а ведь она была заместо матери. В общем, говорила она, что если человек умирает ну… неправильно, то он никогда не будет в покое. Такой мертвец навсегда остается в месте, где погиб и обречен на нескончаемые муки. Пусть лучше своим ходом уйду, чем вечность топтать здешние коридоры. Правильно же рассуждаю? Ты, мух, свободен. Улетай поскорей и никогда не возвращайся. В мире полно хороших мест, так живи там. Подумать только… веселые города, благоухающие долины, а этого морока лучше и не знать вообще. Я порой задаюсь вопросом: место портит человека или человек место? Решил, что оба. Нельзя утверждать, мол, просто каменная постройка коверкает людей, но и сами по себе эти люди не меняются. Происходит взаимное саморазрушение. Во как. Ты скажешь «замок», но что будет подразумеваться под этим словом? Двери, стены и башни? Не только! Это также люди, кошечки, крысы, жуки и все, что хоть как-то причастно к здешней жизни. Даже пыль и плесень являются полноправными обитателями нашего замка, нашего дома.

Привратник заглянул в кувшин и нашел его пустым.

– Ну-ка прислушайся. Грузный шаг – это графу не спится. Жалко мне господина, ведь он в одиночку держит все на своих плечах.

Убрав кувшин под стол, рука потянулась к стопке мухи, но осеклась и оставила ее чернобрюхой.

– Таких сильных людей очень мало. Не думаю, что кто-нибудь другой справится с обязанностями нашего графа. Тут нужен сильный характер. Нужен такой человек, который сможет не только противостоять натиску со стороны замка, но и обуздать его. Это, знаешь ли, не каждому сопляку под силу. Я бы не смог. Если такой человек не найдется на смену господину, то беды не миновать.

Сквозь стену до слуха привратника едва донесся загадочный звук. Движимый любопытством, толстяк встал и подошел к окну. Горизонт уже окрашивался в багровые цвета, а травинки покрывали крошечные капельки росы. Ничего особенного не происходило. Привратник вытер нос и прищурил пьяные глаза. В дали он увидел дрожащие верхушки елей и нависшие над ними ночные тучи. Отчего-то стало жутко.

Тихий скрежет не прекращался. Мужчина скользнул лицом в сторону и попытался заглянуть вдоль стены. Щербатая колонна загораживала вид, поэтому все попытки обнаружить некий объект оказались тщетными. Настороженный привратник приоткрыл дверцу своей коморки и бегло осмотрел полумрак главного холла. Никого не заметив, он на цыпочках вышел из убежища и подкрался к запертым воротам. Смотровая створка недовольно прошипела, но все же высвободила прямоугольную щель. Привратник припал к ней и ощутил пронзающий глаза холод. Поправив тканевую шапку, он внимательно изучал поверхность холма, песчаную дорожку и колыхающиеся кусты. За долгие годы толстяк прекрасно запомнил весь рельеф площадки перед замком и по одному движению можжевеловых колючек мог определить силу ветра. Сегодня колючки застыли в ступоре. Выскальзывающие из-под шапки мочки ушей неприятно покалывало. Хмельная завеса отчего-то рассеялась и лишь усугубила тревожное состояние.

По коже лавиной вздыбились волоски, когда подрагивающий привратник разглядел поднимающуюся на холм голову. Она медленно росла, обретая шею, длинные неопрятные космы и ряды выпирающих мышц. Неведомое существо ползло по желтому песку, пока не превратилось в измотанную лошадь. За ней волочилась повозка, на которой расхлябанно склонился человек. Половину его головы закрывал жесткий воротник, который дополнительно придерживался бледной рукой возничего. Не дожидаясь, пока лошадь остановится, привратник собрался с силами и выкрикнул: