Чертовидцы, или Кошмары Брянской области
Шрифт:
Босоногие.
Сосулина знала их, хоть и отчаянно желала забыть.
Аделаида, мать лесов и союза двух тел у очага, и Умертвина, посланница смерти и похоронной хвои.
– Так это из-за вас, дрянные девки, со мной в два часа ночи заговорило облепиховое варенье? Его липкий сладкий голосок сказал, что здесь меня дожидаются сестры. Наврало. Облепиха же – тупица! Потому что у дурочки, кроме ежегодного кабачка, никогошеньки нет. Да-да! – Сосулина протянула хрустального ежика. – Кушайте на здоровье. Это вам.
Умертвина перевела страшные глаза на ежика и коснулась его прутиком. Сквозь хрусталь
– Ты должна отправиться со средней из нас, сестра, – прошелестела посланница смерти. Ее жуткий голос, казалось, нёс нотки крошащегося гранита.
– Хожу и оправляюсь только с кабачком, – прогнусавила Сосулина. – А вы правда мои сестры? Помню лишь то, о чём говорят предметы. И цвета. И крики. И… и… и…
Аделаида улыбнулась. От нее веяло заботой и теплом.
– Это естественно и обыденно для тебя. Ты – наша третья, старшая часть.
– Но кто я?
– Если угодно, ты – отемнение умов и собачье бешенство.
Сосулина на миг утратила и без того эфемерную связь с реальностью. В больном разуме вспыхнул и расцвел водоворот далеких воспоминаний. Словно перед глазами развернули тысячи старых фантиков, в которые на развес заворачивали сумасшествие.
Вены лабиринта под здешней землей… Старые… Давние… Утомленные кровью…
Бедную девочку ведут… Ведут к печати… К вратам, за которыми бушует океан желтых глаз…
Девочку убивают… Чтобы печать крепла… Чтобы крепли люди… Чтобы глаза пропали…
Перед смертью девочка кричит… Вместе с ней ревет печать…
Крик девочки стекленеет… стекленеет… стекленеет!..
Из крика, в осколках, рождаются трое… Сестры… Зернышки одного немыслимого вопля…
Рождаются они…
Сосулина с силой надавила на виски и заорала:
– Я не хочу вспоминать! НЕ ЖЕЛАЮ! – Ее голос неожиданно приобрел плотность и шкуру, будто взрыкнул некий жестокий и древний монстр из глубин бытия.
Аделаида и Умертвина переглянулись, едва не попятившись. Ни одной не хотелось оказаться поблизости, когда их сестрица придет в себя.
Лицо Сосулиной разгладилось. Под дутым носом взошла глуповатая ухмылка.
– Выходит, я – юродство?
– Не чудаковатость, но безумие, – сказала Умертвина. – Стало слишком опасно, чтобы ты продолжала играть в человека.
– Но вы тоже люди. Только странные. Ты – сеешь свет, а ты – пухнешь тьмой. Хочу новый кабачок. Потому что варенье на меня… пялится!
– Ты получишь всё, что пожелаешь, как только чертовидцы заберут то, что мы стережем для них, – промолвила Аделаида.
Умертвина оскалилась, обнажив отталкивающие зубы:
– Это им дорого станет.
– Ты словно скорпион, жалящий себя в мозг.
– Такова суть многих вещей – и многих скорпионов.
– Ой, ой, чертовидцы! – Сосулина как одержимая принялась хлопать в ладоши. Те довольно быстро заболели. – Люблю этих ребяток! Хотя после Бессодержательного их злоключения побегут еще дальше. Да-да!
Аделаида поежилась: за нелепицами старшей сестры нередко проскальзывали зерна страшных пророчеств.
Что еще за ужасы вторгнутся в их подлунный мир?– А что вы для них стережете? – поинтересовалась Сосулина, скользя наивным взглядом по темным недрам ангара.
Умертвина отступила в сторону и показала на безликую тряпицу.
Под колонной, наполовину увязнув в костяной муке, лежал разорванный кошель предсмертных подаяний.
Сотрудники бюро шагали к ангару асфальтобетонного заводика. С угрюмостью побитых псов отмеряли метр за метром. Без оружия. Не радовало даже выползшее из конуры облаков солнце. Западный ветер доносил сухие ароматы застарелой ржавчины, подхваченные с дробильно-сортировочного оборудования.
Первым не выдержал Булат.
– Нет, ну ты видел? Блондинчик хотел мне асфальтовую болезнь привить. Пижон хренов. Думаешь, «ЗОЛА» еще не заграбастала мешок?
– По идее, должна была бы. Да, – отозвался Лунослав, неспешно варясь в собственных мыслях. – Всё-таки он помогал демону жать души. А это – мизерный шанс, что и мы пожнем Бессодержательного. Но мешок не забрали.
– Предсказание ягодичного нерва?
– Оно самое.
Они по-очереди протиснулись в дверной проем. Стоял тошнотворный меловой запах, идущий от барханчиков с костяной мукой. Заскрипели монеты. Под куполом ангара, судя по стихающему эху, только что звучали голоса.
Булата переполнило мрачное ликование. Здесь он задал Влекущему поистине королевскую трепку. Выпотрошил его мешок, а самому демону едва не снёс голову. Гнилостная смола, заменявшая уродцу кровь, так и брызнула! Правда, превращение в демонического волка изорвало одежду молодого человека до состояния собачьих тряпок. Обидно.
Лунослав ощутил, как заныли желваки. Вспомнилась длань Влекущего, заполняющая серым спрутом весь обзор. Затем память-сволочь выдала еще один снимок. На этот раз звуковой. Хруст, с которым демон вывернул ему челюсть. Месть и мера предосторожности за произнесенный напев, лишивший демона возможности скакать по пространственным карманам. А еще…
– Есть кто?! – вдруг гаркнул Булат.
Лунослав вздрогнул, схватившись за сердце. Не выпрыгнуло, слава Богу. Чертов псих.
– Есть. Твой напарник с инфарктом!
– Не прибедняйся: ты инфаркты на завтрак ешь.
Заслышался звук, похожий на квохтанье индюшки. К молодым людям из дневных теней вынырнула смеющаяся Сосулина. Она напоминала располневшую католичку, бежавшую навстречу новому дню и весу.
Булат с трудом поймал ее на руки. Пару раз крутанул, вызвав очередной залп индюшачьего смеха. Тоже рассмеялся.
– Теть Алл! Вот так сюрприз! Мы с ног сбились, тебя разыскивая.
Лунослав изобразил вежливую улыбку и решил, что время не терпит.
– Госпожа Сосулина, нам опять нужна ваша…
– Набейте рты стекловатой, мальчишки! – Сосулина замахала ладошкой, маня за собой. – Мои сестры-нелюди кое-что приберегли для вас. Конечно, не эскалатор к завтраку, но тоже сгодится.
Сотрудники бюро прошли за ивотской умалишенной в западную часть ангара, отмечая каждый шаг металлическим поскрипыванием и шелестом муки. К их изумлению, за северо-западными опорными колоннами их поджидали Аделаида и Умертвина.