Чертовидцы, или Кошмары Брянской области

– Как он работать-то будет в столь убогом состоянии? – с долей растерянности спросил Лунослав.

Умертвина надвинулась на него, распространив еле уловимую вонь болотной тины. Ивовый прутик коснулся мешка.

– Будешь спасать – станешь славу стяжать! Хитрость применишь – и приблизишь конец!

Руки, лицо и даже платье и волосы посланницы смерти покрылись черным пухом. Лунослав с ужасом понял, что пух – лебединый, с комочками свернувшейся крови. После этого Умертвина размытым движением обратилась в чумазую кожаную тесьму.

Тесьма захлестнула горловину мешка, будто пытаясь задушить его. Несмотря на прорехи, кошель предсмертных подаяний расправился, словно изнутри поддали горячего воздуха. Мелко завибрировал. Он ожидал жертву. Любую.

– Вот черт! – Лунослав ощутил, что мешок в одно мгновение превратился в алчную, бешеную тварь.

– И не вздумайте заглядывать внутрь, чертовидцы, – наказала Аделаида. – Это… не для смертных. – На ее прелестном лице застыла недосказанность, словно она хотела о чём-то предупредить. Однако вместо этого лишь приложила изящный пальчик к губам.

– Не болтать при мешке? – не понял Лунослав.

– Не болтайте во-о-бще. – Аделаида рассмеялась, и ее мелодичный смех будто породил звуковые искорки. – В добрый путь, чертовидцы.

– И тебе не кашлять, воровка «чайных пакетиков» 38 , – усмехнулся Булат, забрасывая в рот «неломаку». – Будь здорова, теть Алл.

Но та отмахнулась. Она прижалась к Аделаиде, и они о чем-то засплетничали.

Сотрудники бюро, пребывая в некотором замешательстве, вышли наружу. Западный ветер лениво гонял по амарантовым небесам свору противившихся облаков. Сверкнула зарница, словно божий перст указал на зарытый где-то вдалеке клад.

38

Имеется в виду одна из разновидностей орального секса, подразумевающая «макание чайного пакетика».

Лунослав с отвращением взглянул на страшный мешок. Тот, казалось, принюхивался к пальцам, намереваясь их откусить.

– Знаешь, у меня такое чувство, что нам это выйдет боком.

– Как вся наша работа, брат. – Булат хохотнул и потрепал напарника за волосы.

Какое-то время они разглядывали грозовой горизонт. Всё. Карты розданы. Партия начата. Осталось только попросить выпивку, чтобы перебить горечь проигрыша. Плесни-ка на два пальца, Бог-пройдоха. И не убирай бутылку.

Их ждала Брянская область. С ее густыми лесами, проклятиями и полуночными кошмарами.

Доводилось ли вам видеть, как человек в припадке ужаса выколачивает дурь из того, что его напугало? Из страшной маски в гостиной, привезенной нелюбимым шурином с Бали. Из тыквы, нацепленной приятелем себе на голову в честь Хэллоуина. В конце концов, из молочника, неосторожно звякнувшего в темноте бутылками. Хотя с другой стороны: зачем молочнику скрываться в подвале или, скажем, под лестницей, если он пришел с добрыми намерениями и свежим молоком?

Хорошенько напугав человека, можно добиться с его стороны неких стандартизированных реакций. Например, отказа сердца, бегства или агрессии.

Ужас, словно филейный нож для рыбы, делит людей на две категории. У первых отнимаются органы, а в конечности вливают твердеющий свинец. Вторые же обретают мощный дизельный мотор, тарахтящий где-то пониже спины. Он насыщает мышцы нешуточным адреналином, ведь на кону ни много ни мало – возможность и далее посещать по четвергам стейк-хаус.

Иными словами, на кону – ваша жизнь.

Пустим курительную трубку раздумий по кругу. Вот двое заблудившихся путников на проселочной дороге. На обоих страх действует по-разному. А вот преследующие их деревенщины с топорами, получившиеся в результате многократного смешения генофонда на кухонном столе.

Внимание, вопрос. Кто из путников покинет кризис с полным комплектом конечностей – обмочившийся от ужаса нытик или его взведенный адреналином, будто курок, товарищ?

Ответ очевиден. Чтобы выжить – нужно злиться, бороться и, возможно, иногда биться в агрессивной истерике. А если повезет, то в загашнике у вас найдется капелька хладнокровия. Она будет как нельзя кстати.

Каким образом реагировать на ужас – решать только вам. Только не забредайте за колючую проволоку морали чересчур далеко, чтобы потом перепуганное вами население не отправилось с вилами и факелами выкуривать вас с мельницы, словно чудовище доктора Франкенштейна.

Глава 5 Ночи по-танзанийски

Что есть страшная городская легенда для населенного пункта? Бельмо на глазу, которое хочется скрыть фанерой в человеческий рост? Может быть, склеенная стыдом летопись, которую не посмотреть, хорошенько не послюнив перед этим пальцы?

Городские легенды для населенного пункта – ордена и медали, зачастую вручаемые вместе с обвинительным приговором или заключением психиатра. И чем больше поворотов по реке времени сделает подобный сомнительный знак отличия, тем он притягательней. Словно гнойная болячка, которую хочется изучать и ковырять пальцем.

Городскими легендами бравируют. Ими гордятся. А еще их измельчают до состояния пыли и пускают в глаза. Пылепускание, как правило, сопровождается навязчивым сервисом – с сопутствующими комментариями и товарами.

Вам продадут фотографию Жуковского Душителя, сделанную как раз перед тем, как он прикончил свою девятую жертву. Отвезут к месту крушения Лазаревского поезда, чтобы вы собственными ушами смогли уловить шум давней трагедии, ревущий в туннеле каждые сутки. Вам даже предъявят щекастые помидоры, выращенные на досуге семьей каннибалов. Можете взять на салат. Бог знает, чем эти ублюдки с северных дорог удобряли их.

Однако не всякой городской легендой можно гордиться. О некоторых событиях сомнительного характера лучше и вовсе умолчать.

Только если сама «легенда» не станет вас шантажировать, вынуждая проболтаться.

Итак, Жуковский район, деревня Задубравье, спальня, сентябрьская ночь.

Гвидон проскользнул в темноту спальни и, стараясь не скрипеть досками пола, покрался к кровати. Сквозь занавески проникали мертвенные лучи фонаря у палисадника. Мышцы ныли как озверевшие. Он присел и чуть ли не с хныканьем размял спину. Работа над беседкой «Флоренция», цвет «вишня», для торгаша из Шамордино едва не угробила его. Так бывало всякий раз, когда заказчик сдвигал сроки работы, подмазывая сжатие производственных процессов рублем. Девятикилограммовый кузнечный молот не шутки. В глазах до сих пор пестрило от летевших искр.

Он улегся. Глубокое сопение Гортензии подсказало ему, что супруга сейчас уязвима для «броска кобры». Гвидон подтащил себя к ней под бочок и прижался, демонстрируя твердость намерений. Пощекотал ее бородой. Ну же. Вот-вот должна захихикать, совсем как девчонка.

– Пошалим? – Голос кузнеца прозвучал хрипловатей обычного.

Гортензия, не поворачиваясь, улыбнулась сквозь сон. Она знала, о да, она ведала, чем перебить ему нагулянный аппетит. Это он не любил куда больше, чем кинзу или укроп.