Червонные сабли

– А Врангеля ты не видал?

– Один раз было... В Севастополе.

– Какой он из себя?

– Высокий, худой. Кинжал в драгоценных камнях. Шея длинная. Гарцевал на белом коне, как царь. Парад принимал... А я как раз был там.

– Постой, а почему ты в Севастополе оказался? Ты же в Ялте живешь?

– У нас, партизан, такая жизнь: нынче - здесь, завтра - там. Приходится по всему Крыму мотаться.

– Как же ты через фронт прошел?

– Где пешком, где верхом, а где на пузе...

– Ну и отчаянный...

6

С утра до ночи говорили ребята и не могли наговориться. Оказалось, что оба они сироты. Отца Вани, наборщика ялтинской типографии, расстреляли врангелевцы. Парню пришлось кормить семью: мать и двоих сестренок.

Поразил Леньку рассказ Вани Гармаша об одной отчаянной девчонке, которая ловко надувала врагов, пронося у них под носом гранаты и револьверы в корзине. Сначала Ленька не обратил внимания на имя партизанки, но, когда Ваня рассказал, что она любит наряжаться под цыганку и гадать офицерам: «В воде не утонешь, соколик, в огне не сгоришь», Ленька насторожился. Партизанку звали Тоней. Неужели?.. Нет, слишком невероятно... Чудес на свете не бывает.

В вагоне темно и тесно: не разберешь, где чьи вещи. Целую неделю ехали люди вместе, а не знали друг друга и не хотели знать. Укладываясь спать, переругивались. Обедали, повернувшись спиной друг к другу.

По разговорам можно было понять, что в вагоне полно спекулянтов. Ленька мрачнел, слушая их сплетни и пересуды. Вот ехидный старичок с козлиной бородкой, с виду он ласков, а на самом деле ядовитый.

– Не могу взять в толк, чего хотят большевики?
– заводил он разговор.
– Что означают ихние слова: «Кто был ничем, тот станет всем»?

– Хотят всех поравнять: богатых сделать бедными.

– Чего хорошего, а вшей да лаптей на всех хватит, - поддержала старичка толстая баба в платке.

– Оно бы можно жить, - продолжал въедливый старичок, - да ихнего Ленина не пойму... Видишь ли, понадобилась его жене швейная машинка, так что вы думаете? Велел по всем деревням отобрать швейные машины. У моей племянницы отняли. Сказывают, весь Кремль швейными машинками завален.

– Эй, козел, не трожь Ленина!
– не выдержал Ленька.

– В суд, что ли, подашь?

– У меня судья всегда с собой, - и он погрозил деду маузером.

Толстая баба тотчас закричала дурным голосом:

– Гляньте! Молоко на губах не обсохло, а он, фулиган, леворвером пугает.

Спекулянт в черном пальто глядел на комсомольцев желтыми от злости глазами, но боялся вступать в перебранку, проворчал:

– Раньше царь нас пугал, а теперь коммунисты...

– Олух!
– сердито проговорил Ваня Гармаш.
– Царь тебя в ярме держал, а Советская власть дала тебе свободу. Только, видно, зря...

– Мне никто свободы не даровал, - огрызнулся верзила.
– Моя свобода в кошельке. Я сам себе царь, когда у меня деньги есть. А если нету...

– Пролетарий...
– захихикал старик.

– Вот именно, - подтвердила баба.

– Ничего, - сердито сказал Ваня Гармаш спекулянту.
– Мы без тебя Коммуну построим, а таких, как ты, не пустим.

– Каждый должен жить для себя, - не слушая, продолжал верзила.

– И мне ваша Коммуна не нужна. Что это за выдумка ваш коммунизм? Почему я должен кормить чужого дядю?

– Надо поделиться с голодным, если ты человек, - сказал Ленька.

– Поделиться? А самому зубы на полку? Спасибо, товарищи коммунистики.

– Ты - чужой элемент, - начал горячиться Ленька.
– Мы на фронте таких гадов с лица земли стираем, чтобы не коптили свет белый.

7

После этих споров становилось невыносимо. И Ленька задумался, как бы избавиться от этих чужих людей.

Во время очередной остановки узнали, что в третьем вагоне едет комсомольская делегация Кавказа. Прибежали туда и были приняты, как братья.

– Здорово, комсомолия!

– Гаргимарджос, кацо!

Ленька огляделся. Это был пассажирский деревянный вагон с пыльными выдвижными окнами. Но здесь было еще теснее.

– Переходи к нам, кацо!
– предложили кавказцы.

Паренек из Грузии по имени Михо Гогуа обнял Леньку.

– Садись, гостем будешь!

– А может, к нам лучше!
– сказал Ваня Гармаш.
– Там у нас спекулянты едут, выкурим их!

– И коммуну сделаем!
– добавил Ленька.

– Слушай, это здорово, кацо!
– зашумели кавказцы.
– Даешь коммуну!

Когда в последний вагон явилась шумная толпа комсомольских делегатов, толстая баба вылупила глаза от испуга. Спекулянт в черном пальто, старик и остальные мешочники подняли истошный крик. Но их не слушали.

– Душа любезный, не ругайся. Мамаш, освободи место, здесь коммуна будет, - оттеснил толстую бабу паренек из далекой Армении Гаро Карапетян.

– Сгорите вы со своей коммуной!
– захныкала баба и начала вытаскивать узлы и корзины.

Спекулянты стали перебираться в третий вагон. В суматохе кто-то рассыпал сухари. Верзила в черном пальто решил осмеять комсомольцев. Он осторожно поднял с земли сухарь двумя пальцами, обдул его со всех сторон и положил на ступеньку вагона.

– А это вам в коммунию, чтобы с голоду не подохли.

Старик с козлиной бородкой и другие мешочники тряслись от смеха. Толстая баба так смеялась, что стала вытирать платочком слезы. Верзила взвалил на плечи сундук и сказал своим: «Пожили с товарищами, пойдем к гражданам!» - и они заспешили в голову поезда, к третьему вагону.

Получились так, что спекулянты выгадали, они получили лучшие места. Но комсомольцы не унывали, им тоже было хорошо: паразитов вытряхнули, легче стало дышать.

Однако коммунарам не повезло. Как видно, слишком сильно был изношен и разбит вагон. Не успели отъехать и двадцати верст, как загорелись буксы. Едкий дым окутал весь поезд, запахло горелым маслом. Поезд остановился посреди дороги. Долго думали, что делать с больным вагоном. Спекулянты и мешочники из третьего вагона хохотали:

– Коммуна горит!

– Ха-ха-ха!

– С носом остались, голубчики!

Машинист решил отцепить вагон. Деревянные части быстро разбили на дрова, а каркас спихнули под откос.