Честь Белого Волка

— Это я её научил, — под моим мрачным взглядом признался Центурион. — Мне надо хоть с кем-то говорить о современной литературе? А она впитывает всё как губка.

— Умная девочка, — согласился я, скрипнув зубом. — Увы, копьём Одина может пользоваться лишь король, тот, у кого в жилах течёт хоть капля крови, объединяющей богов и людей.

— Ша, таки у нас же есть Метью!

— Дура-баба. — Центурион махнул хвостом, символически запечатывая подружке рот. — Метью, быть может, и король, но не воин. Волк порвёт его как салфетку. К тому же лорд дал слово.

— Я поспешил.

— Да уж, ты спорол горячку, — толкнул меня храпом в плечо мой конь. — Но теперь поздно. Откажись ты сейчас, тебя не поймут твои же люди. Я уж молчу о том, что месть Зверя не заставит себя ждать.

Центурион был во всём прав. Хоть я и близко не задумывался о том, как бы кого обмануть, но Фенрир действительно способен заставить весь замок заплатить за данное мной обещание. Слово лорда дорого стоит, иначе какой в нём смысл...

— Мне нужен Серый Брат. — Я решительно встал.

Плащ грел спину, как в парилке, возможно, опять накатывает жар. Нужно выпить пару таблеток.

— Передай конюху, чтоб тебя оседлали. Мы едем в лес.

— И я с вами, — подпрыгнула на месте Ребекка, пылко хлопая ресницами. — Таки даже готова сама себя оседлать, если возьмёте.

Почему нет? Всё равно одного меня никто никуда не отпустит, значит, по-любому или Эд, или Седрик навяжутся в провожатые. Лучше уж кудрявый бог, по крайней мере, с ним мне точно есть о чём поговорить.

И пусть в моём мире его разум даёт крен на оба борта, но здесь он помнит страшные дни рагнарёка так, словно ему впечатали их в мозг калёным железом. Он должен знать, как именно Фенрир вырвался на свободу и почему самая сильная магия великих богов неожиданно уступила банальной грубой силе.

Я вышел из конюшни и направился к себе. Голова слегка кружилась.

— Папуль, ты куда? — Хельга поймала меня на выходе из моей комнаты, когда я лихорадочно пытался проглотить две таблетки жаропонижающего без воды.

— Да в общем никуда. С чего ты взяла?

— Ой, па! Там Центурион бьёт копытом во дворе и дядя Эдик уже сидит на своей белой кобылке. Имей в виду, ты болен и я никуда тебя не отпущу!

— Во-первых, я лечусь! Мне даже уколы делают. Во-вторых, мне полезно подышать свежим воздухом в окрестностях, в-третьих, Эд всегда за мной присмотрит, в-чет­вёр­тых, я тут хозяин и господин. Мой замок — мои правила.

— Угу, — в упор не поверила она. — Это ты из-за своей Даночки так засобирался?

— Кстати, да. Из-за неё тоже, — поспешно подтвердил я. — Сама знаешь, нехорошо, если она пропадёт на нашей территории.

— Мог бы вообще её сюда не пускать!

— Мог бы, но это невежливо.

— Подумаешь!

— Да что случилось, вы же вроде даже дружили?!

— Ха, дружить с этой клыкастой овцой, что положила глаз на моего отца? — пренебрежительно фыркнула моя дочь. — Я тя умоляю, па! Застегни плащ, не хочу, чтоб тебя опять продуло, и чтоб вернулись оба до темноты, ок?

Я на автомате кивнул, а напряжённая Хельга быстрыми шагами ушла по коридору. На миг мне показалось, что она готова разреветься, но это вряд ли. Моя малышка не любит слёз. Чужие рыдания её бесят, а свои она презирает. Такой сложный возраст, но, надеюсь, со временем это пройдёт. Наверное. Мне почему-то очень хочется в это верить.

Спустившись во двор, я первым делом уточнил у Седрика, вернулись ли те парни, которых он должен был послать на поиски дампир. Как и ожидалось, нет. Ладно, у нас ещё полно времени. Наверняка мы встретим их по дороге, если они недалеко ушли.

На вопрос, подходили ли в последнее время наши волки к стенам замка, старый крестоносец тоже ответил отрицательно. Он и близко не делил лесных хищников на наших и ненаших, но по факту любые волки традиционно воют у жилища человека по весне, а никак не в конце осени — начале зимы. До этого времени в лесах полно добычи, а вот с таянием снегов волки начинают вязнуть в грязи не хуже оленей и на пятки стаи наступает голод. Месяц-два, пока земля не прогреется скупым северным солнцем, они обречены бродить с впалыми животами, ловить мышей, грызть кору и терять шерсть клочьями.

Когда мы выехали за ворота, я, наверное, в сотый раз мысленно дал самому себе по башке за то, что по сей день не до­говорился с вожаком стаи о сигналах вызова. Ему-то проще — если чего надо, подходи к замку, запрокидывай голову и вой во всю глотку!

А вот как мне его позвать, когда очень нужно, это, извините, Хеймдалль наманикюренный его разберёт. И ведь винить-то некого, кроме самого себя!

— Ставр, мой случайный родственник из мира смертных, ты ведь хотел поговорить со мной?

— Эд, не выёживайся, — вздохнул я. — Ваши боги тоже небессмертны, они вполне себе умели умирать. Говори нормально.

— Бог с тобой.

— Я в курсе, ты же рядом, — не стал спорить я, поскольку Эд частенько обижается, когда кто-то забывает о его божественном происхождении. — Не думай, что я до тебя так уж докапываюсь, но... Мы оба видели рагнарёк. И мы оба знаем, что всё было не совсем так, как утверж­да­ют мифы.

— Их сочиняли одни люди, записывали другие, переводили третьи, исследовали четвёртые, а обсуждают пятые, — мудро согласился он. — Как я понимаю, всё из-за Фенрира?

— Да.

— Хочешь знать, каким образом он вырвался? — тяжело вздохнул кудрявый красавчик, опуская взгляд. Наши кони несли нас лёгкой рысью в сторону Граней, поводья и управление им не требовалось. — Ставр, никто не знает, как волк появился в тот день. Принято считать, что его дети проглотили солнце и луну, а без их света атласная лента, что соткали карлики, быстро потеряла силу.

— Но он же сидел в ледяных пещерах под землёй!

— Вот именно, туда отродясь не попадал ни лунный, ни солнечный свет. Как лента могла порваться? Кто ему помогал? Даже великий Один, отец богов, и тот не мог с ней справиться! Я не знаю, право, это...

— Твоё мнение?

— Это подстава. Предательство и измена. Я не знаю чья. Все наши погибли в тот день, то есть выгоды не приобрёл никто. Разве что твоя Хель.

— Ну, положим, она такая же моя, как и твоя, — буркнул я себе под нос. — Хель — богиня смерти вашего мира. И да, уж кто-кто, но она всегда в выгоде при любом раскладе. Если мир, то люди умирают медленно, так сказать — в ипотеку, а если война, то ей остаётся лишь подставлять ладони! Новые трупы падают каж­дые несколько секунд.