Честь мундира. Записки полковника
Шрифт:
Поблагодарив священника за это разъяснение, я уходил из гарнизонной церкви еще больше опечаленный самоубийством друга. Догадки о причинах этого его страшного поступка продолжали упорно роиться в моей голове, но ни одна из них не открывала мне загадочной правды.
А пурга не прекратилась и на третий день. Где-то в далекой Москве хоронили Гартина. Посреди стола в гостиничном номере все так же стоял белый пластмассовый стакан с водкой и с тем же черным куском хлеба сверху. Я открыл холодильник и взял початую бутылку водки, которую вчера мы не допили со штурманом. Мне хотелось устроить поминки Гартина. Я щедро налил себе водки в желтоватый граненый стакан, сказал «Прощай, Петрович, земля тебе пухом» и выпил залпом.
Петра Петровича Гартина я знал давно, – еще с тех пор, когда в середине 80-х мы вместе служили в Группе советских войск в Германии. Я был тогда подполковником, – инспектором политуправления Группы, а он – майором, замполитом артиллерийского полка, стоявшего в Потсдаме. Он был на два года старше меня и на год раньше окончил высшее военное политучилище, но присвоение очередного звания ему почему-то затягивали. Капитаном он стал с задержкой на полгода, а майором перехаживал аж восемь месяцев. И звание подполковника ему уже на моих глазах притормозили.
Я по роду обязанностей «курировал» политработников дивизии, в которой служил Гартин. И прежде, чем познакомиться с майором, поинтересовался у кадровиков, – почему его «держат в черном теле»? Он что – пьяница, бездельник, бабник, бездарь или же замечен в контактах с иностранной разведкой? Мне ответили:
– Этот замполит хреново ладит с командирами. Вот они ему и ставят палки в колеса.
Это меня заинтриговало.
А вскоре мне представился случай лично познакомиться с Гартиным.
Однажды в политуправление Группы из особого отдела дивизии, в состав которой входил потсдамский артполк, поступила секретная депеша. Из нее следовало, что отношения между командиром полка подполковником Вахмуровым и его замполитом майором Гартиным «опасно искрят». И уже якобы был случай, когда дело дошло до рукоприкладства со стороны Гартина.
Мне было приказано немедленно выехать в полк, разобраться в причинах конфликта и погасить его. Но прежде, чем побывать в артполку, я заехал в штаб дивизии, где с глазу на глаз поговорил с начальником политотдела полковником Сенцовым. Он и так, и сяк пытался увернуться от моего прямого вопроса – почему сигнал о серьезных конфликтах Гартина с Вахмуровым поступил в политуправление Группы от особистов, а не из политотдела?
Полковник ловко маневрировал, убеждая меня, что политотдел знает о стычках командира артполка и замполита и пытается разрулить конфликт.
– Мы работаем, работаем над этим вопросом, а особисты лишь стучат «наверх», – говорил мне хитроглазый полковник, – я уже не раз беседовал и с Вахмуровым, и с Гартиным. Но там противостояние уже далеко зашло… Оба, как говорится, идут на принцип. Уперлись лбами друг в друга, как те два, извините, козла из сказки… Вахмуров, конечно, фрукт еще тот! Но и Гартин не сахар. Негибкий он какой-то. Да, партийная принципиальность это хорошо, но в отношениях с командиром ее тоньше, тоньше проявлять надо.
– Ну и что вы в таком случае предлагаете? – спросил я полковника.
– Разводить, разводить их надо, – ответил он, – перевести, скажем, Гартина на равную должность в другой полк…
Тут я двинул свой контраргумент:
– А если и там командиром такой же Вахмуров окажется? И что – опять Гартина переводить куда-то?
Я ушел из политотдела со странным чувством: обычно комиссары дивизий защищали подчиненных политработников, а тут все было наоборот.
Перед тем, как отправиться в артполк, я заглянул и в особый отдел. Майор-особист рассказал мне кое-что любопытное. О том, что начальник политотдела обожает баню в артполку и каждый раз, когда в дивизию приезжают инспекторы из Москвы или из штаба Группы войск, он устраивает попойки в этой бане. А Вахмуров и его зам по тылу обеспечивают «высоких
гостей» шашлыками, водкой и «девочками» из гарнизонного военного госпиталя. А вот замполит Гартин с первого дня службы в полку напрочь игнорирует эти веселые компании. Что сразу же не понравилось Вахмурову, который (по данным надежного информатора особого отдела) в кругу наиболее приближенных штабных офицеров однажды жаловался на своего замполита:– Корчит из себя правильного коммуниста! И водки с ним не выпить, и по бабам не сходить. Только языком про политику мелет. Рот закрыл – рабочее место убрано…
Прежде, чем переговорить с Вахмуровым и Гартиным, я побеседовал со многими офицерами и их женами (а жены знали о некоторых сторонах жизни артполка гораздо больше, чем «надежные информаторы особого отдела»). От них мне и стало известно, что подполковник Вахмуров перед скорой заменой в Союз стал вести себя, как «местный царек»: лучшие товары, поступающие из торгово-промышленной базы гарнизона для распределения между офицерами полка, он часто покупал себе, не считаясь с решением так называемой «общественной лавочной комиссии» (она распределяла товары строго по списку). Когда же солдаты среди ночи по приказу Вахмурова отнесли ему домой сразу два огромных турецких ковра, бдительные офицерские жены нажаловались Гартину. А он во время тяжелого разговора с командиром настоял, чтобы товар был возвращен в полковой магазин. Вот тут первый раз и «заискрило».
Вахмуров рвал и метал:
– Товаррррищ майор, – взяв официальный тон, раздраженно и зло говорил он, – так у нас лада в службе не получится. Не по-лу-чит-ся! Вы пошли на поводу у полковых баб и, можно сказать, совершили покушение на самое святое – на мое командирское единоначалие! Я этого так не оставлю. Вы подорвали мой авторитет!
– В данном случае, товарищ подполковник, – тем же официальным тоном отвечал Гартин, – я не подрываю ваш авторитет, а спасаю его от справедливого недовольства офицеров и их жен. К тому же поступаю по уставу, стараясь уберечь сослуживца от недостойного поступка.
– Ха-ха-ха! – воскликнул Вахмуров и перешел на «ты», – какой ты нахрен мне сослуживец! Ты – мой подчиненный, под-чи-нен-ный! И если будешь себя так вести, я тебя в бараний рог согну, загоню в Афган – жрать песок в горах!
То была их первая стычка. Вторая оказалась куда серьезней. Однажды пьяный Вахмуров около полуночи объявил офицерам штаба «тревогу», устроил им разнос, а затем, распустив их по домам, взобрался на полковую трибуну возле плаца и стал громко кричать в мегафон:
– Поооолк, – ко мне!!!
Гартин просил подполковника сойти с трибуны и отоспаться в штабе, но тот продолжал яростно орать:
– Поооолк, – ко мне!!!
Тогда замполит отобрал у него мегафон, силком стащил командира с трибуны, но в последний момент рванул подполковника за рукав шинели так, что тот свалился со ступенек на обсыпанные снегом кусты роз и до крови поцарапал лицо. Гартин вместе с дежурным по части завел пьяного командира в его кабинет и уложили спать на диване.
После той бурной ночи подполковника три дня не было на службе «по болезни». Появившись в штабе на четвертый день, он вызвал к себе замполита. Физиономия Вахмурова в нескольких местах была густо загримирована жидкой пудрой. Стрельнув в Гартина колючим взглядом, он вдруг дружелюбно сказал:
– Петр Петрович, что это было? Как дальше жить будем?
Гартин ответил:
– То была ваша пьяная выходка. А жить будем так, чтобы не стыдно перед людьми было.
Прежде, чем переговорить с Вахмуровым, я побеседовал с Гартиным. Майор о своих стычках с командиром полка рассказывал с таким чувством стыда и вины, словно это он, а не Вахмуров, и пил на службе, и кутил с девками в бане, и приказывал солдатам притащить ночью два ковра к себе на квартиру, и пьяно орал в мегафон:
– Пооолк! Ко мне!!!