Четвертое сокровище
Шрифт:
— Беркли… Там я еще не была. А как же школа Дайдзэн?
— Бросил ее и переехал сюда.
— Надо бы вернуться.
— Уже не могу. А вы? Когда вернетесь в Японию вы? Мимо прогрохотал вагон фуникулера. Когда шум стих, она сказала:
— А мне придется остаться.
— Может, нам встретиться? Вы по-прежнему занимаетесь сёдо?
— Нет. Больше ни разу.
— Может, еще позанимаемся как-нибудь?
— Нет, — покачала она головой.
— А ведь тушечница у меня. Тушечница Дайдзэн. Она вскинула на него взгляд и на миг застыла. А потом молча поспешила прочь.
Сан-Франциско
Врач
— У него был тяжелый геморрагический инсульт. Дыхание мы поддерживаем, но высшие функции мозга отказали.
Тина взглянула на мать — та неподвижно замерла в пластиковом кресле.
— Какая область поражена? — спросила Тина.
— Точно установить не удалось, но это в правом полушарии.
— Предыдущий инсульт был месяц с небольшим назад, — сказала Тина.
— Мы так и подумали. Все признаки налицо.
— В левой височной доле, ближе к предлобной части. Он не мог ни говорить, ни писать, да и понимать, кажется, тоже. Развились аграфия и афазия. — Тина говорила отстраненно и сухо, словно читала по учебнику.
— Учитесь на медицинском? — спросил врач.
— Аспирантура. Неврология.
— Калифорнийский университет в Сан-Франциско?
— Да, там.
Он кивнул.
— А если бы его привезли раньше? — спросила Тина. — В здании сломан лифт. Фельдшерам пришлось подниматься, а потом спускаться на пять пролетов.
— Готов поспорить, они были в восторге. Но не думаю, что это время сыграло какую-то роль.
— Этот инсульт как-то связан с предыдущим? — спросила Тина.
— Трудно сказать. Серии инсультов нередки.
— Скажите, это ведь могло произойти в любое время?
— Так и есть. А что?
— Просто любопытно.
Врач взглянул на свой планшет, затем сказал:
— Извините, что говорю так прямо. Он не поправится. Мы должны оговорить экстренные меры. Полагаю, вы его ближайшие родственники?
Ханако взглянула на Тину.
Глядя на маму, Тина ответила:
— Я его дочь. — Ханако кивнула.
Врач что-то пометил в блокноте и сказал:
— Хорошо. Идемте со мной, вам надо будет заполнить кое-какие бумаги. — Затем он обратился к Ханако: — Кажется, с лодыжкой у вас что-то нехорошее. Раз уж вы здесь, почему бы не осмотреть ее?
Ханако начала было что-то говорить, но потом просто кивнула.
После краткой службы в Буддистском храме Японского квартала они собрались в ресторане «Китайские моря»: Ханако и Тина, тетушка Киёми и Синити, Джеймс и Энни — ее двоюродные брат и сестра, бабушка и несколько коллег из «Тэмпура-Хауса». Уиджи и Джиллиан тоже пришли. Все расселись в отдельном зале банкетов и заказали стандартное меню, добавив только любимые блюда тетушки Киёми и Ханако: острые креветки, белую рыбу с легким чесночным соусом и овощи к ним.
— Попробуй креветки, — посоветовала Тине тетушка Киёми. — Мы с твоей матерью едим их почти каждую неделю с тех пор, как она пришла работать в «Тэмпура-Хаус».
— Тогда я тоже хочу, — ответила Тина, подсчитав, что за это время они должны были съесть около тысячи двухсот порций.
Киёми положила порцию креветок ей, а затем и Ханако, которая сидела по другую сторону. Та расположилась на своем сиденье наискосок, чтобы поудобнее поставить ногу в легком гипсе. Позади нее у стенки стояла пара костылей.
Попробовав, Тина сказала:
— Вкусные креветки.
Тетушка
Киёми повернулась к Ханако:— Говорит, вкусные.
— Значит, вкусные, да? — усмехнулась Ханако.
Из чего складывается ощущение вкусного? Из соединения реакций разных нервных систем — вкус, обоняние, осязание, зрение и слух, сочетаясь, создают субъективное нервное ощущение. Каждый человек осознает свой опыт «вкусного» уникальным образом, и, тем не менее, опыт этот в чем-то схож у всех людей.
Сама по себе Тушечница Дайдзэн не несет никакого смысла — она лишь используется для выражения смысла, для передачи сознательного и подсознательного опыта. Тушечница является вместилищем туши, пропитывающей кисть, которая касается бумаги. Предметы и действия суть всего лишь вместилища для смысла. Сознательный опыт зависит от своего вместилища подобно острым креветкам: они содержат не только белки, масло и специи, на которые реагирует наша нервная система, но и смысл.
Смысл, накопившийся за тысячу двести обедов.
Тушечница Дайдзэн веками копила смысл. Сама по себе она, как кусок камня, смысла не имеет, единственный ее смысл — в том, что ею пользовались, ею желали обладать, ее считали огромной ценностью. Точно так же и с сознательным опытом — он есть лишь накопленный смысл.
Тетрадь по неврологии, Кристина Хана Судзуки
Тина была голодна. Ела она в последнее время немного и совершенно не помнила, что. За последние несколько дней ей пришлось организовать заупокойную службу и кремацию, связаться с родственниками сэнсэя — из них остались только мать и брат. Найти их ей помогли в японском консульстве; консул выступал посредником и сам звонил им. Новообретенные и бабушка Тины не пожелали с ней разговаривать и просто передали через консула: они хотели бы, чтобы останки сэнсэя переслали в Японию захоронения на семейном участке.
Тина для них не имела никакого смысла.
Только через день Тина заметила, что Тушечницу Дайдзэн подменили. Она спросила, не брала ли ее мать. Мать ответила:
— Иэ.
— В таком случае, это мог сделать только Мистер Роберт, — сказала Тина.
На следующий день, узнав о смерти сэнсэя, он позвонил. Выразил соболезнования и сообщил, что уезжает в Киото, учиться и преподавать в школе Дайдзэн.
— Рада за тебя, — сказала Тина, а затем спросила его о тушечнице. Он стал оправдываться, но она ответила, что причины ее не интересуют. Спросила маму, не хочет ли та с ним поговорить. Мама сказала:
— Иэ.
Вкус креветок разбудил дремавший голод. Она жадно набрасывалась на креветки, рыбу, хрустящие обжаренные овощи. После еды они бродили по банкетному залу, разговаривали, смеялись — как раньше, на семейных встречах.
Уиджи увлекся разговором с «кузиной» Тины Энни. Джиллиан слушала «кузена» Джеймса — ей явно было скучно. Тина подошла к ним и спросила Джеймса, как идут его дела.
— Уволили. Венчурный капитал иссяк.
— Вот черт.
Джеймс усмехнулся:
— У меня уже есть другая работа. Платят вдвое больше. И фондовым опционом заниматься не надо.