Четвертый кодекс

Но вокруг острова – океан, и он для вас совершенно непостижим. Вы не знаете, где его начало и конец, и есть ли они вообще. Вы, конечно, можете сказать: «Океан огромный и мокрый», но это описание не океана, а вашего ощущения от него. Может быть, на самом деле он крохотный и сухой – на острове, в своем тонале, вы этого знать не можете.

Но в один прекрасный день океан – Неведомое – может вздыбиться, подняться и поглотить ваш остров. Тогда он – то есть, вы сами – перестанет существовать. А океан останется – столь же непостижимый, как и тогда, когда вы еще сидели на своем острове.

Так вот, океан – это нагваль. Тональ и нагваль – не противопоставление и не дихотомия. Это два состояния мира, принципиально различные и несопоставимые. Вы понимаете?

Дельгадо имел вид умудренного профессора перед идиотом-первокурсником.

Кромлех кивнул:

– Мне кажется, да. Но над островом в океане есть еще небо... Оно как-то входит в ваши построения?

– Не придирайтесь к метафорам, - досадливо отмел Дельгадо, – они всегда не точны. А что до понимания, то это непознаваемо в принципе. Я показал вам образ острова и образ океана, но каждый из них ложен. Пока можете считать, что тональ – это порядок, то, что можно описать словом. А нагваль – хаос, нечто неописуемое. А еще – у каждого человека есть тональ и нагваль, но не каждый способен вместить в себя это и принять. Вы способны.

Евгений пожал плечами.

– Кажется, вы только что говорили о непознаваемости...

– Знание о чем-то и познание этого чего-то – суть вещи разные, - вновь изрек давешний афоризм Дельгадо. – Однако все еще сложнее. Тональ и нагваль есть у всего – не только у человека. У животных, камней, воды, воздуха, чувств. И у всего мира. Все, что мы видим и познаем – это остров, маленький клочок земли в океане. Все остальное – непостижимый нагваль. Однако есть люди... или, скажем, разумные существа, которые способны преодолеть пропасть между миром-тоналем и миром-нагвалем.

– Видящие? – спросил Евгений.

Это его заинтересовало.

– Своеобразные видящие, - после едва заметной паузы ответил Дельгадо. – Таких очень мало. Они могут пройти сквозь нагваль, раствориться в нем, но вновь обрести бытие и создать иной тональ, иную реальность. Мы называем таких людей Прохожие. Ну как бы вам это объяснить... Вот вы изучали атлантическую этнографию и знаете, что нагваль – это якобы зооморфный дух-покровитель колдуна. Для профанов сойдет – описать нагваль можно и так. Какая разница – он же неописуем в принципе... Однако по отношению к непостижимому нагвалю мы все профаны, поскольку нам необходимы формы, чтобы их осмыслять. Даже могучие маги, которые могут входить в нагваль и которые отвергают саму идею осмысления – они все равно осмысляют свой опыт. И некоторые, например, превращаются в какое-то животное и говорят профанам, что это их нагваль. И профаны говорят: «О, это очень сильное колдунство»... А вот Прохожие сами строят мир по собственному усмотрению – хотя, возможно, не осознают этого. Они все равно в тонале, но в другом, возникшим по их воле. Профаны всего этого не видят – для них же в мире ничего не изменилось. И они понятия не имеют, что вот это и есть настоящая великая магия. Понимаете?

– Кажется, да... – задумчиво произнес Кромлех.
– «Бог есть Бог, а мир есть дьявол...»

Дельгадо вопросительно посмотрел на него.

– Это из старого романа одного франко-ацтланца, «Три воина-ягуара», - объяснил Кромлех. – Слова одного его героя, тайного христианина. Хороший роман, правда, не совсем о том, о чем ты говорил.

– И что это значит? – спросил маг.

– Бог – просто Бог, потому что непостижим, - проговорил Евгений. – Но Он еще и благ. А мир постижим, но он – дьявол. То есть, не-Бог. То есть, не-благо.

– Нет-нет, - запротестовал Дельгадо, - я совсем не про это. «Плохое» и «хорошее» - ложь, Бог – ложь. Тональ, по большому счету – тоже ложь. Правда – нагваль.

– Однако и правда – это тоже ложь?.. – остро посмотрел на него Евгений.

Антонио не ответил и молчал несколько секунд. Потом яростно посмотрел Евгению в глаза.

– Ты – Прохожий, Кромлех, - негромко сказал он.

В голове Евгения вдруг раздался призрачный крик, и ему показалось, что он его уже когда-то слышал:

– Ненго! Мембрана!

Это было наваждение в сонном наваждении, и оно сразу же исчезло, да так, что полностью выветрилось из памяти Евгения. Зато он вдруг понял, что Дельгадо в кои веки говорит правду. Он, Кромлех, действительно, Прохожий. Что бы это ни значило.

– Ты хочешь сказать, - медленно спросил он, - что мир, в котором мы сейчас... наш мир... он изменен... Прохожим?..

Дельгадо пожал плечами.

– Откуда мне знать. Я же не Прохожий, а просто видящий...

– А... Прохожий сам изменяется в созданном им мире? Или остается тем, кем был?

– С какого бока посмотреть, - неопределенно проговорил маг. – Конечно, судьба Прохожего в новом мире, наверное, тоже может измениться. И внешность. И мысли. И чувства. Но ведь это всего лишь варианты одной личности – какой она могла бы стать, если бы... Это цикличность, понимаете?

Теперь плечами пожал Кромлех.

– Представьте себе бусы, - начал объяснять Антонио. – Они состоят из нити и шариков. Бусы – это целостность и индивидуальность. Но ведь и бусинка – тоже целостность и индивидуальность, каждая бусинка. А связывающая их нить – силовая линия, поток однородной энергии. Мы называем это «циклическое существо». То есть, фактически, каждый видящий – это некая множественная личность. Не только Прохожий – любой сильный маг может создать свой дубль, и другой, и третий... Но в совокупности это все равно будет единая личность. При этом каждая такая «бусина» - личность мага – способна еще создавать собственные автономные копии. Мы называем их дублями. Так что от каждой «бусины» в этом «ожерелье» могут идти еще и «подвески»...

– То есть, имя вам – легион... – заметил Кромлех.

– Имя НАМ легион, - с любезной улыбкой поправил Дельгадо.

– Я не чувствую себя «видящим», или «Прохожим», или кем вам там угодно... – упрямо набычился Кромлех.

– Однако вы им являетесь, - мягко возразил Антонио. – И знаете это. Все ваши исцеления руками, предвидение событий, странные сны – вроде этого... Мы знали о вашем существовании давно, но лишь после выхода вашего романа нам стало ясно, что вы не просто нагваль, а Прохожий.

Кромлех похолодел.

– Вы хотите сказать, что я могу сделать мир из своего романа существующим на самом деле?

– Скорее, вы сделали мир вашего романа несуществующим... – покачал головой Дельгадо.

– Но каким образом?

– Есть способы... Есть точки входа, трещины между мирами, места, где бытие истончается и дает возможность отдельным личностям просачиваться в иное.

«Ненго! Дверь! Мембрана!»

– Вы хотите, чтобы я все вернул на место? – спросил Евгений после довольно долгого молчания.

– Нет, ни в коем случае, - затряс головой Дельгадо. – Напротив – вам придется сделать это еще раз.

Все смешалось в сознании Евгения. Он слышал голоса на многих языках, даже тех, какие не звучат в этом мире, но понимал их. Он видел пейзажи, которые не могут принадлежать этому миру, этому времени, даже этой планете. Он видел грандиозные развалины под чужим небом и гомонящие города там, где теперь были мертвые развалины. Он видел Град под водой и существ, которые в нем обитали. Он видел грандиозную светящуюся разными огнями дорогу, идущую в вечность. Она часто разветвлялась на множество путей. И на каждой развилке стоял он – Евгений Кромлех. Он одновременно видел множество вариантов одного события, и для него все они были равнозначны. И он знал, что все созерцаемое им – не галлюцинации, а правда. Это было настолько невместимо в одно человеческое существо, что, если бы он не спал, то сошел бы с ума.