Четвертый кодекс
Шрифт:
Евгений почти забыл о собеседнике – его мозг бешено работал, сопоставляя известные ему разрозненные факты и предположения, из которых вырисовывалась потрясающая картина...
Если среди марсиан тоже были способные проходить сквозь Мембрану, значит, они должны были появиться на Земле задолго не только до прихода людей в Америку, но и до возникновения человечества. На Земле выход был фиксирован – в отличие от Марса, где Прохожий мог возникнуть в любом месте, хоть в Гротах, хоть на поверхности. Правда, в последнем случае его через несколько минут ждала неминуемая гибель от удушья.
Получалось...
– Они в мяч играли, ты знаешь, - заметил пристально следивший за ним Хеэнароо. – Мяч – планета. Перебрасывают, - он причудливым изгибом тела изобразив одно из положений игрока в мяч – эта игра, конечно, в водяном варианте, была весьма распространена и в Гротах Эгроссимойона.
«Да, божественные близнецы проникли в Шибальбу... – лихорадочно думал Кромлех. – То есть, прошли сквозь Мембрану... чтобы сыграть в мяч с богами преисподней. Пришли на Марс?..»
...Священная игра в мяч. Игра планетами. Игра планет. Причудливый танец взаимно влияющих друг на друга цивилизаций. Прохожие в чуждом мире влияют на него, производя смещения – это неизбежно. А учитывая рассинхронизацию посещений, процесс этот крайне запутан и чреват самыми удивительными последствиями.
Это ведь он, Кромлех, первым среди людей прочитал иероглифические тексты, описывающие посмертную судьбу человеческой души. Майя называли ее «белый цветок». В момент смерти она испарялась и попадала в подземный водяной мир. Смерть кого-либо обозначалась фразой «вступил в воду».
Сеноты – Мембрана – Шибальба – уходящие и возвращающиеся боги...
Болон Йокте, Много Раз Приходящий, один из богов Шибальбы, бог убивающей миры катастрофы – он тоже ассоциировался с Марсом. И с красным цветом. А красный – с востоком, стороной возрождения. Или красной планетой, с которой Великий гнев сорвал кожу?..
– Кого вы звали Болон Йокте, он тоже здешний. И сюда вернулся, - подтвердил его мысли Хеэнароо.
Так вот о чем пытался ему поведать Четвертый кодекс, кто бы его ни написал – о связи Земли и Марса!..
Перед Кромлехом возникло видение некой космической гантели – двух планет, соединенных призрачным переходом. Перетекающие из одного мира в другой, минующие физические законы, существа. Перетекающие образы и идеи. Перетекающие цивилизации – сообщающиеся сосуды... Может быть, эгроси давно сгинули бы в своих Гротах, не получай они периодически культурных инъекций с Земли. А на Земле, в свою очередь, может, никогда бы не возникла цивилизация, или она была абсолютно иной – если бы не Прохожие с Марса...
Стоп!
Следивший за ним с откровенной насмешкой Хеэнароо заморгал.
– Ты понял. Не только то место. Не только то время.
Эгроси из марсианского будущего в разные земные эпохи приходили на Юкатан, но не все там оставались – а почему должны были? Они имели достаточно знаний, чтобы путешествовать по Яснодеве, которой поклонялись их предки. И делали это. Анатолия, Месопотамия, Египет, долина Инда, Китай, конечно...
– Не стали первопричиной, - передернул плечами эгроси. – Вы поднимались сами. Мы только несли вам наш стиль. Может, ускорили
путь культур. Не специально, не всюду и в разной мере. Больше всего у выхода из Нэон-гоо.Ну да, ну да... Мезоамериканские культуры подозрительно походили на цивилизацию эгроси. Масса соответствий – например, тут и там двадцатеричная система счисления, или «кинжальные» черты архитектуры, в других местах Земли гораздо реже встречающиеся. Майя и ацтеки, как и эгроси, предпочитали не «золотое сечение», а более «острые» пропорции. У тех и других это было следствием воинственных солярных культов, требовавших громадного количества жертв.
– Так, - заметил Хеэнароо. – Мы – какие есть сейчас – родились от Гнева. И гнев принесли вам.
...Все народы Мезоамерики, особенно ацтеки, считали, что, если богов не кормить жертвами, вселенная нарушит свой ход и грянет катастрофа. Механизм мироздания с их точки зрения все время требовал кровавой смазки. И тысячи жертв отдавали на теокалли свои сердца победительному Солнцу. Что-то подобное, как знал теперь Кромлех, в древности творилось и на Марсе.
– Тварь, заживо ободранная, Эгроссимойону подобна, кожу отдавшему Дню гнева...
– подтвердил марсианин.
Кромлех вздрогнул, вспомнив обычай мезоамериканских жрецов и правителей танцевать в кровавой коже очередной жертвы...
Евгению стало тошно – в новом теле это ощущалось иначе, чем в человеческом, но чувство было столь же омерзительно.
– Когда вы отказались от жертв? – спросил он.
– Почему решил? – равнодушно спросил эгроси.
И правда, почему?.. Эти существа с далекой древности вырывали сердца великому множеству своих сородичей, подкармливая Аделинаам. Почему они должны были оставить это, после того, как День гнева уничтожил их великую державу?
Кромлех читал о первых постапокалиптических эпохах под поверхностью планеты, когда там непрерывно шли жестокие войны, и от спасшихся осталась лишь жалкая горстка. Тогда вода Гротов темнела от крови – и не только погибших в сражениях, но и жертв, принесенных в отчаянии, ставшем уже культурным архетипом.
Позже все стало не столь мрачно, но архетипы ведь никуда не деваются...
Хеэнароо молча наблюдал, как землянин переваривает информацию, потом все-таки вмешался.
– До сих пор агрийю жертвуют, - заметил он.
Евгений не знал, что этих милых маленьких земноводных, поразительно похожих на остроухих лисят, которых многие эгроси держали в качестве домашних любимцев, они приносили в жертву. Его затошнило снова.
– Аделинаам любит агри, - в словах эгроси отчетливо ощущался сарказм.
С домашним агри верховного бога ассоциировался один из двух марсианских спутников, который люди много позже назовут Фобос – быстро снующий по небу, меняющий фазы при каждом обращении, то есть трижды за сутки. Маленький, резвый, юркий... Кромлех знал, что его монументальное изображение есть на поверхности – в столице погибшей империи на берегу Великого Северного океана, ныне ставшего холодной, терзаемой жуткими ураганами равниной. Говорили, что развалины Аделин-виири, города Солнца, до сих пор высятся там и печально взирает в жестокие небеса колоссальное полуразрушенное лицо императора, объединившего Марс. Кромлех надеялся когда-нибудь увидеть его.