Четыре встречи. Жизнь и наследие Николая Морозова

Отсюда ясно, что та половинная социализация земельных хозяйств, какую мы наблюдаем в нашей первобытной русской общине с ее периодическими переделами, совершенно не совместима с провозглашенным уже в России равноправием женщин.

С этой точки зрения возможны только две формы землевладения. Первая — полный коммунизм, который, как я уже показывал выше, может начаться лишь после социализации жилищ, т. е. передачи в общее владение всех деревенских изб и хозяйственных построек. Вторая форма — полная частная собственность на землю и все находящиеся на ней, постройки с правом передачи путем продажи или завещания.

С точки зрения эволюционной социологии, глядящей прежде всего вперед на судьбу будущих поколений, при этой форме наиболее целесообразным представляется не ограничение максимума (как теперь требуют) земельной собственности, а, наоборот, ограничение ее минимума, т. е. установление наименьшей величины земледельческого участка, который семья, при помощи усовершенствованных машин, могла бы обработать лично, без чрезмерного напряжения сил. Несомненно, что эта культурная земельная единица была бы много больше современного русского крестьянского надела, и быстрый переход к ней от него было бы невозможно осуществить.

Пришлось бы ожидать, пока малоземельная часть населения не продаст сама таких недостаточных участков как невыгодных соседям, или даже не соседям, и не перейдет таким образом от земледелия к другим родам труда, не менее важным и не менее нужным для человечества.

Таким образом увеличилось бы относительное количество людей, занятых неземледельческим трудом, и разредилось бы земледельческое население без нарушения равновесия, так как применение машин к земле и успехи культуры дали бы возможность прокормить всех. И это нисколько не противоречит справедливости.

«Право каждого живого человека на землю» — такая же фикция, как и право всех быть художниками, актерами, музыкантами, плясунами на канате и т. д.

Ведь для того, чтобы вести успешно сельское хозяйство, надо поучиться не только в теории, но и на практике не один год, если вы не учились этому с детства, тем более что земледелие обязательно соединено со скотоводством, огородничеством, луговодством и т. д., да и вообще только человек, никогда не прикладывавший рук к земле, может утверждать, что сельским хозяйством с успехом может заниматься всякий, пожелавший перейти на него от другой профессии. На деле же хозяйство — самая сложная и самая трудная из всех профессий, если вести его не на авось и не как попало. Надо уметь справляться с лошадьми и не запалить их, доить коров и лечить кур, поправить телегу и сеять, и жать, и сушить зерно в риге, и не перечислить даже всего, что нужно тут знать и уметь.

Нет ни малейшего сомнения, что при ограничении частновладельческих хозяйств минимумом они не станут держаться бессрочно на этом меньшем уровне, а только до тех пор, пока изобретение каких-либо очень выгодных и дорогостоящих машин не сделает более выгодным крупное землевладение, особенно на капиталистических началах. Тогда капитал стал бы строить и общие жилища для рабочих, постепенно их совершенствуя, как он уже сделал это в первоначальном кустарном ремесле, превратив его в крупнозаводское, фабричное.

Произошло бы и в селах, как и в больших городах, отчуждение жильцов от всякой недвижимой собственности, и это привело бы к их подвижности и к равномерному распределению земледельцев по земной поверхности, сообразно с ее производительностью, т. е. к тому, чего желают, между прочим, социалисты.

Затем, когда капитал окончил бы свою культурно-эволюционную миссию, т. е. довел бы всю земную поверхность через ряд поколений до цветущего состояния, он умер бы своей естественной смертью, благодаря тому что ни один банк, после окончания этой миссии капиталом, не мог бы давать своим вкладчикам никаких процентов.

Владельцам земель, фабрик и заводов стало бы некуда отдавать свою прибавочную стоимость, а растратить ее на себя они не были бы в силах по той же самой причине, о которой я говорил ранее, потому что большинство бросающихся в глаза предметов роскоши долговечны и потому редко возобновляются, а съесть и выпить человек не в состоянии даже вдвое более того, что вмешает его желудок. Правда, можно к обыкновенным общедоступным веществам, вроде необходимых как для бедных, так и для богатых хлебу, молоку, яйцам, прибавлять чего-нибудь редкого, привозимого из далеких стран, но и тут уплаченные деньги являются не мерой отданного за них человеческого труда, а мерой их редкости и потому соответствуют лишь переходу денег из одного кармана в другой без увеличения при этом труда.

Кроме того, понятно, что низведение банками к нулю процента за вклады произошло бы не сразу, а постепенно. Поэтому и капиталистам пришлось бы в соответствии с этим понижать свою прибавочную стоимость, с которой им нечего было бы делать, а потому и уменьшать время рабочего труда, в особенности благодаря тому, что постепенное развитие образования как среди них самих, так и среди трудящихся физически народных масс сделало бы их вкусы более культурными, чем теперь, задолго до окончания процесса социализации всего через капитализм, и направило бы их на улучшение жизни всех людей.

Такова схема марксистского перехода к всеобщему социализму, хотя есть и другие, не так отчетливо выраженные ее вариации, зависящие от разности не столько сущности дела, сколько от вкуса и симпатий авторов. И несомненно, что она является наиболее строго законченной из всех социалистических гипотез улучшения быта людей, так как покоится на психологической основе, т. е. соответствующей эгоцентрическому складу человеческой души настоящего, да, безусловно, и многих следующих поколений.

Пока каждый в глубине души смотрит на себя как на центр окружающего мира, пока своя боль ему больнее чужой, своя радость радостнее радости других и обеспеченность своего будущего покойнее обеспеченности будущего других, он по натуре собственник. Он расстается с собственностью, как, например, землевладелец с землей, только по нужде или по приманке другой лучшей собственности (хотя бы в виде достаточной суммы денег или обеспеченного положения), а не по простому уговору с окружающими. Только в порыве сильной страсти современный средний человек способен отдать все, что имеет, даже и свою жизнь, другим, а в длительном виде самоотверженность присуща лишь особенно сильно развитым душам, которые недаром называются передовыми, так как в них проявляются впервые чувства, которыми будут обладать лишь отдаленные грядущие люди.

Средневековый мелкий собственник-ремесленник в Европе расстался со своим станком, к которому привык и который полюбил, и поступил к капиталисту лишь потому, что у него перестали покупать продукт его труда, как более грубый и дорогой сравнительно с машинным, и у него уже не осталось выхода. Так и современный крестьянин на Западе и у нас не желает променять своей избы и поля, раз они обеспечивают ему хотя бы только сносное существование, на коммунальный фаланстер, где у него будет только квартира, как в большой гостинице, если даже эта гостиница и будет для него много удобнее и просторнее собственной избы.

Марксистская теория социализации через капитализм справедливо учитывает этот собственнический склад души среднего современного поколения и признает его также для ближайших будущих поколений, а потому и усматривает для процесса социализации человеческого общества принудительный (хотя и не в физическом смысле) фактор: постепенную естественную капитализацию всякой частной собственности, причем эта капитализация является в одно и то же время и главным фактором экономического прогресса человечества, и фактором его психологического прогресса, освобождая массы трудящегося населения от всяких собственнических привычек.